СССР — Империя Добра - Сергей Кремлёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Прошедшему, — как пишут сегодня о Кинге „россиянские“ „жёлтые“ издания, — через алкоголизм и наркотики; словно в анатомическом театре препарирующему страх постоянной уязвимости человеческой жизни, ее хрупкости и бессилия перед неведомым» и т. д. «королю ужасных триллеров» в Стране Добра нашлось бы одно место прописки — в психиатрической клинике на Канатчиковой даче.
В обществе «свободной инициативы» он — не только «король ужасов», но и король жизни, «книги» которого, полные духовной отравы, издаются миллионными тиражами.
И после этого западные культурологи сетуют и удивляются — с чего, мол, гниём?
* * *НА ИЗЛЁТЕ XX века в крупнейший и старейший центр ядерного оружия в Арзамасе-16 приезжал Геннадий Зюганов. Встреча с ним проходила в переполненном зале Дворца культуры Российского федерального ядерного центра — ВНИИ экспериментальной физики, и там, в этом зале, кем-то из собравшихся был задан очень неглупый вопрос: «Что бы вы не взяли в XXI век?»
Геннадий Андреевич, несколько замешкавшись, отвечал пространно и в целом так, что зал ему искренне поаплодировал. Мол, болезни не взял бы, несправедливость, войны и т. п.
Увы, не могу не заметить, что коммунист на такой вопрос должен отвечать, не задумываясь ни на мгновение, и ответ коммуниста может быть единственным: «Да капитализм я бы не взял в XXI век! Потому что если в новом веке не будет капитализма, то в мире не будет ни несправедливости, ни голода, ни болезней, ни войн!»
Правда XXI века в том, что мир, основанный на частной собственности, уже не имеет права на существование. Или он превратит всю планету в клоаку — материальную и духовную, или планета — одумавшись — отправит в клоаку, в канализацию, на свалку истории этот прогнивший и смердящий мир…
Сегодня институт частной собственности полностью исчерпал свои созидательные возможности и является не просто главной, а в системном отношении — единственной причиной того, что жизнь человечества всё ещё отягощена этническими конфликтами, терроризмом, оскудением окружающей среды, социальными страданиями, преждевременными смертями и дебилизмом масс.
Не может быть глобально устойчивого и процветающего капитализма — он устойчив лишь локально, за счёт нарастания потенциальной глобальной нестабильности. Глобализация не увеличивает благосостояние миллиардов людей, а увеличивает лишь количество миллиардеров.
Соответственно, из этой общей истины для России (хотя в достаточно близкой перспективе — не только для неё) вытекает уже более конкретная истина:
«Или социализм, или катаклизм!»И тут мне, пожалуй, придётся в последний раз вспомнить о статье братьев Стругацких 1991 года. Они писали тогда:
«Идея коммунизма не только претерпевает кризис — она попросту рухнула в общественном сознании. Само слово сделалось бранным — не только за рубежом, там это произошло уже давно, — но и внутри страны, оно ушло из научных трудов, они исчезло из политических программ, оно окончательно и бесповоротно переселилось в анекдоты…»
В этой констатации глупо, лживо и подло всё, начиная с того, что идея коммунизма не рухнула в общественном сознании — её намеренно и умело обрушили в нём сами горбачёвцы. Они же сделали слово «коммунизм» бранным, а ушло оно не из научных, а из псевдонаучных трудов… Промахнулись братья-ренегаты и насчёт окончательного и бесповоротного «переселения» коммунизма в анекдоты — мыслящий Запад вновь жадно, взахлёб открывает для себя Маркса!
Однако и сами Стругацкие тоскуют об оболганном и преданном ими и поэтому утраченном ими рае… И поэтому они продолжают так:
«Однако же коммунизм — это ведь общественный строй, при котором свобода каждого есть непременное условие свободы всех, когда каждый волен заниматься любимым делом, существовать безбедно, занимаясь любимым и любым делом при единственном (здесь и далее выделено мной. — С. К.) ограничении — не причинять своей деятельностью вреда кому бы то ни было рядом…»
Да, социализм и коммунизм можно определить как такое общественное устройство, когда никто не сможет делать другим того, чего он не хотел бы по отношению к себе. Если в мировой истории этот принцип — пусть и непоследовательно — но определял общественную жизнь, то это — в СССР!
В преддверии Французской буржуазной революции было справедливо замечено:
«Право вредить никогда не было связано со свободой».
Тогда же Мирабо говорил:
«Я знаю только три способа существования в обществе: нищий, вор и труженик».
Лишь социализм исключает социальное воровство из жизни общества законодательно, ибо он законодательно исключает право ничтожного меньшинства жить, присваивая себе то, что принадлежит подавляющему большинству.
Ленин писал о взбесившейся мелкой буржуазии, шарахающейся от революции к контрреволюции… Так и «россиянские» «интеллигенты» Стругацкие — оболгав реальную Державу Добра и коммунизм, они сожалеют о коммунизме и вопрошают:
«Да способен ли демократически мыслящий, нравственный и вообще порядочный (ага! — С. К.) человек представить себе мир, более справедливый и желанный, чем этот? Можно ли представить себе цель более благородную, достойную, благодарную. Нет. Во всяком случае, мы — не можем…»
А далее они сказали о коммунизме — якобы «окончательно и бесповоротно переселившемся в анекдоты» — и так:
«В этом мире каждый найдёт себе достойное место.
В этом мире каждый найдёт себе достойное дело.
В этом мире не будет ничего важнее, чем создать условия, при которых каждый может найти себе достойное место и достойное дело. Это будет мир СПРАВЕДЛИВОСТИ: каждому — любимое дело и каждому — по делам его».
Угу…
Так оно и есть!
Но далее братья Стругацкие, оказавшись не в своих фантазиях, а в реальном горбачёвско-ельцинском Арканаре с Горбачёвым в жалкой и гнусной роли дона Рэбы, задают типично «интеллигентский» вопрос без ответа:
«Куда ж нам плыть?»
А ведь для умеющих и отваживающихся думать честно людей, ответственных перед собой и обществом, этот ответ был и остаётся неизменным: «Плыть к коммунизму, к свободной ассоциации свободных людей»!
Глава 26. Свободная ассоциация свободных людей
НА III СЪЕЗДЕ Российского Коммунистического Союза молодёжи Ленин сказал, что коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.
По здравом размышлении приходишь к выводу, что верна и инверсия этой формулы, которая может выглядеть так: «Тот, кто обогатил свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество, и хочет быть честным, неизбежно становится коммунистом — рано или поздно».
Одним из наиболее ярких человеческих примеров такого высокого нравственного перерождения стал Жан-Фредерик Жолио-Кюри. Родившийся в 1900 году и умерший в 1958 году, он был кавалером ордена Почётного легиона, членом Парижской академии наук и Лондонского королевского общества, до 1926 года носил фамилию просто Жолио, но, женившись в этом году на дочери Марии Склодовской-Кюри Ирэн, в знак уважения к династии физиков Кюри принял также фамилию жены. В 1935 году он с женой получил Нобелевскую премию по химии за открытие явления искусственной радиоактивности. Изучив результаты этой работы, Джеймс Чедвик пришёл к открытию нейтрона.
После войны супруги Жолио-Кюри стали инициаторами создания французского Комиссариата по атомной энергии, Верховным комиссаром которого до 1950 года был Фредерик.
Он построил первый французский циклотрон и первый французский ядерный реактор — третий в мире, но в 1950 году был выведен из комиссариата за отказ от работы над французской атомной бомбой и за всё более левые убеждения.
Позднее Жолио-Кюри вступил во Французскую коммунистическую партию и в 1956 году, за два года до смерти, стал членом её Центрального Комитета.
Не частый пример, однако — убедительный.
Впрочем, его потенциал всё еще до конца не осознан ни у нас, ни во внешнем мире. Более того, внешний мир не более умён, чем ранее, сохраняя себя по преимуществу в состоянии вялотекущего антикоммунизма.
Признаюсь, я сознательно не обращался доселе к одной из показательных для нынешней ситуации книг, вышедших в последние годы на Западе, — книге «Смерть Запада» Патрика Дж. Бьюкенена, советника президентов Никсона и Рейгана, кандидата в президенты от Республиканской партии США на выборах 1992 и 1996 годов. Книга Бьюкенена заслуживает подробного анализа и комментария в виде отдельной книги. Но кое-что о ней и её авторе я скажу, пожалуй, и сейчас…