Центурион Траяна - Александр Старшинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик говорил на греческом.
– Хайре![164] – сказал Приск и подошел ближе.
Старик чуть-чуть дернулся, но не повернул головы.
– Хайре, – послышалось в ответ.
В спутанной бороде мелькнули желтые редкие зубы.
– Ты давно здесь живешь? – продолжал Приск на греческом.
– Я здесь родился, – отвечал старик.
– И как же тебя звать?
– Эпикрат, сын Александра.
«Эпикрат?» Приск где-то слышал не так давно это имя. Только где? Ну да, там, в таверне, сероглазый парень в толстом плаще. Полугрек, полудак. Его называли Эпикратом. Внук старика?
Кто знает… Судьба, она обожает хитрые шутки.
Фламма заглянул в комнатенку, шагнул было внутрь, но отскочил, сморщился. И было отчего – от старика пахло. Не только от грязной одежды, но от еще более грязной кровати несло мочой.
– Где все остальные? – продолжал Приск на греческом и погрозил Фламме кулаком.
Он уже понял, что старик не видит – под коричневыми набрякшими веками мутно зеленели бельма.
– Ушли… кажется… они что-то кричали, бегали… и ушли… вчера…
Бросили старика. Почти что так же, как когда-то сами римляне бросили своих старцев во время нашествия галлов. Не в силах отстоять город, жители либо бежали, либо заперлись в Крепости на Капитолии. А старики остались в своих домах облаченные в парадные одежды – принять смерть от варварских клинков.[165]
– Все ушли? – спросил Приск.
– Казина ушел…
– Казина? Кто такой Казина?
Старик проигнорировал вопрос.
– Чем ты занимался? – не отставал Приск. Чутье подсказывало ему: старик, говорящий по-гречески, в этих горах не может быть простым крестьянином. Грек, живущий в этих местах, может быть лишь мастером или потомком мастера.
– Сидел. Как проснулся, так и сидел… А все кричали… а потом стало тихо.
– Я спрашиваю не про сегодняшний день. А про давние дни. Когда ты был молод, чем ты занимался? Воевал?
– Воевал? – переспросил старик. Лицо его дрогнуло – как показалось Приску, в презрительной гримасе. – Нет… Вчера я строил. Мой отец строил вчера… Мой дед строил вчера… Я тоже.
– Что именно строил? – Приск весь подобрался.
– Это ты, Казина?
– Что именно строил?
– Крепость на горе.
Приск едва не закричал от восторга. Крепость на горе! В полумраке ему почудилось, что сверкнули в воздухе, вращаясь, подброшенные божественной рукой кости Судьбы. И опять в его воображении выпадали шестерки.
– Пить хочешь? – спросил Приск как можно вежливее.
– Хочу…
Старик пошарил рукой, что-то отыскивая на досочке, приделанной к стене и служившей ему, видимо, столиком. Но ничего там не нашел.
– Кто-то взял мой кубок… дедов кубок… – проговорил Эпикрат с обидой в голосе.
– Фламма! – крикнул Прииск. – Принеси кружку.
«Библиотекарь» вновь сунулся в комнату.
– Велено всех плен…
– Тихо! – осадил его Приск так, что Фламма отшатнулся и, чтобы не упасть, левой рукой ухватил висевшую на одном гвозде занавеску, после чего она благополучно сорвалась с этого гвоздя, и Фламма все-таки грохнулся на пол. – Принеси кружку. Целую.
– С-счас… – выдохнул Фламма, вскочил и убежал, прихрамывая.
– Хороший кубок, – продолжал бормотать старик. – Когда-то у архонта было двенадцать кубков, и на каждом – какой-нибудь подвиг Геракла. На моем Геракл убивал Немейского льва.
– Греческая работа, – подсказал Приск.
– Да, греческая, мой дед привез кубок с собой из Ольвии.
– Дед приехал из Ольвии в эти горы?
– Вот, принес! – В проеме вновь возник Фламма, протянул глиняную кружку.
Приск налил в нее вина из своей баклаги, протянул Эпикрату. Вернее, вложил тому в пальцы. Тот глотнул. Замер.
– Хиосское… дед любил… отец любил… и я… Кружка плохая… глина… где мое серебро?
– Казина унес.
– Казина. Варварское отродье. Почему он не сгинул за Данубием, как мой Александр?
– Дед приехал сюда еще во времена Буребисты? Верно? – попытался вернуться к прежней теме Приск.
– Приехал? – опять презрительно фыркнул старик. – Его привезли с другими пленниками, чтобы он заложил крепость на горе… Буребиста подарил архонту его же кубок. Сколько раз говорил я Казине, чтобы он не брал мое серебро… – вновь принялся ворчать старик.
Приск повернулся. Фламма все еще торчал в дверях.
– Фламма, кажется, ты неплохо болтаешь по-гречески… – проговорил в задумчивости Приск.
– Отлично говорю. Я, конечно, не мудрец, но человек, близкий к мудрости. А еще…
– Иди, позови сюда Малыша. Живо!
– Чего? На греческом позвать? – удивился «библиотекарь».
При всей своей эрудиции, соображал он порой медленно.
– Нормально позови. Ма-лы-ша! – оскалился Приск. – Бегом! Марш!
– Я кушать хочу, – сказал старик.
– У меня только сухари, скоро сварят кашу, тогда принесу…
– Давай сухарь! – перебил легионера старик по-детски капризным тоном.
Эпикрат вскинул руку и схватил воздух скрюченными пальцами – видимо, там ему в его вечной тьме померещился обещанный сухарь.
– Вот. – Приск вложил сухарь в ладонь старику.
– Ты такой жадный, Казина… Если мать велит тебе отдать мне сухарь, значит, давай…
Фламма вернулся с Малышом. Гигант, кажется, был доволен, что его позвали. Если Приск что-то затеял, значит, дело будет интересным, в этом сомневаться не приходилось.
– Слушайте вы оба! – Приск отошел к дверному проему и заговорил с товарищами свистящим шепотом. – Этого деда вы бережете так, будто он отлит целиком из серебра. Или нет, не из серебра, а из золота.
– Что ты там говоришь, Казина, я не слышу… – пробормотал старик, хрустя сухарем – зубы у него были крепкие.
– Дед из золота? – удивился Фламма. – Тогда почему от него воняет?
– Малыш! – Приск проигнорировал дурацкую шутку «библиотекаря». – Этот старик строил крепость на холме. Его дед и его отец – архитекторы… Ты понял?
Малыш кивнул.
– Я тоже понял. Он знает… – высунулся Фламма.
– Стерегите его, – перебил Приск. – Я побегу искать Декстра или Адриана. Это наш ключ к тем башням наверху. Даки хотели нас обмануть с помощью Проба, мы обманем их с помощью старика Эпикрата. Поняли?
Малыш снова несколько раз кивнул.
Приск вышел в соседнюю комнату. Кука уже ушел и уволок с собой ломаную корзину с жалкой добычей. Обобрал дом так, что остался лишь мусор на полу да стол и скамьи. Ах да, еще почерневшие камни в очаге остались.
Ладно, ничего страшного, и без Куки можно обойтись. Малыш и Фламма справятся, надо думать. К тому же вряд ли кто-то посмеет идти против «быков Декстра», чтобы захватить одного полоумного старика. Приск побежал на площадь поселка, рассчитывая, что Декстр, скорее всего, там. И не ошибся. Центурион расположился здесь с двумя бенефициариями и разглядывал пленников, которых согнали из брошенных домов. Некоторых принесли. Сюда же стащили все, что обнаружили в поселке: несколько корзин с железным инструментом и глиняной посудой, немного зерна. Добыча не радовала. Из пленников: две старухи, мальчишка-подросток, девочка лет пяти. Еще раненый дак лет тридцати с окровавленной повязкой на животе. Этот, весь мокрый, метался в лихорадке и бредил. Уж он-то точно не жилец. Его положили у ног Декстра на старой кожаной занавеске, на ней раненого и приволокли на площадь. Кто-то из римлян, догадливый, распотрошил повязку – проверить, не притворяется ли дак. Вышло, что не притворяется.