Поверженные правители - Роберт Холдсток

Возвращаясь на колесницу, Конан устало взглянул на меня. Его сильное худое лицо вдруг постарело, на него легла печать тяжкого опыта. Я заметил, как потрескались его пересохшие губы, хотя все тело атлета выражало готовность к сражению.

— Где-то там, в толпе Мертвых, мой брат. Мне нужно найти его. Если заметишь — скажи мне. Но не тревожься, сначала я доставлю тебя. К твоему кораблю. Есть во мне что-то от Меркурия, — ухмыльнулся он. — Послание должно быть доставлено во что бы то ни стало!

Солнце поднялось, рассеяв тени, и тогда я увидел полчища. Они простирались до горизонта на востоке, насколько мог видеть глаз: палаточные города, навесы, поля для учений, поля для игр. Зрелище ожидающей наступления армии, беспокойной, прожорливой и буйной; сумятица, смесь великого и доброго, отчаянного и дикого из многих времен и многих стран.

— Они не ведают, что творят.

Конан с любопытством покосился на меня:

— Как это понимать?

— Они обитают в мире, где прошлое — воспоминание, а действие — мечта. Им следовало бы пребывать в довольстве, проводить время в играх жизни, а не в погоне за смертью. Им здесь не место. Они прижаты к краю мира железной рукой и жаждой крови, словно непроизнесенным проклятием.

Конан обдумал мои слова и согласился:

— Словно вода, стекающая в колодец. Их увлекает сила. Сила, направленная вниз. Их влечет сюда, но они беспомощны.

— Вода из колодца, — задумчиво проговорил я.

Конан впал в поэтический раж:

— Слезы детей и старцев. Пролитые без мысли. Неудержимые.

— Беспомощные.

Конан вынул начищенный клинок, протянув мне резной костяной рукоятью вперед:

— Бери. Он может тебе пригодиться.

— Он мне не понадобится.

Он уставился на меня и тут же рассмеялся.

— Сколько в тебе уверенности! А ведь ты даже не сын природы. Не родня богам. Мерлин. Антиох. Я постараюсь запомнить тебя. Мерлин… Так называют сокола. Есть у тебя крылья?

— Крылья не самое трудное волшебство. Могу отрастить.

— Верю, что можешь. Возьми и ножны, если боишься порезать пальцы. — Он дал мне узорчатые ножны своего золоченого солнцем клинка.

— Я же сказал, он мне не понадобится.

— Уверен! — Это было сказано с одобрением.

— Стар и глуп, — поправил я. — По сути, я даже больше создание природы, чем ты, сын Солнца. Поспешим на край мира, Конан. Там ждет меня старый друг.

Он с любопытством глянул на меня и тряхнул головой.

— Ты странный человек. Я был бы рад войти в твои сны.

И он стегнул лошадей.

Сам я, надо думать, избрал бы медленный, осторожный и скрытный путь, а Конан вдруг пронзительно вскрикнул, наклонился вперед, яростно хлестнув поводьями по крупам коней, и заставил их взять разбег, невозможный даже для молодых скакунов.

Я крепко цеплялся если не за жизнь, то за борта, чтобы спастись от синяков, неизбежных при любом падении с колесницы.

Мертвые заметили нас. Как только мы врезались в их ряды, к нам направились отряды: вооруженные то тяжело, то легко, то с копьями, то вовсе безоружные. Иные даже вставали на седлах, чтобы рассмотреть нас издалека.

Нас окружила вереница колесниц, возницы с гривами волос смеялись, норовя обогнать нас. Я насчитал больше пятидесяти и сбился. Впрочем, они состязались скорее друг другом, чем с сыном Ллеу.

Он легко оставил всех позади и улыбнулся, услышав их крики. Отставшие восхищались победителем.

Мы проезжали мимо палаток и костров. Временами вокруг свистели стрелы: одни ударяли в борта колесницы, другие задевали коней, как будто не ощущавших уколов каменных наконечников.

Мы мчались через леса на поляны, в низину, вдоль русла притока Нантосвельты, а Мертвые сбегались поглазеть на нас, гнались за нами и отставали; их крики скоро терялись за бешеным стуком копыт.

Цвета сливались в один цвет, лица — в одно пятно, крики — в один возглас удивления.

Когда мы наконец выехали к бронзовой линии, Конан чуть замедлил бег коней. Восток блистал строем хитроумных изобретений Мастера. Сотни гигантов припали на одно колено, выставив перед собой щиты и оружие: металлическое эхо дубовых изваяний, поднявшихся в лесах коритани, в стране, попавшей под их владычество. Завидев нас, те, кто был прямо перед нами, шевельнулись, стали подниматься и медленно поворачиваться, чтобы не упустить нас из виду. И сдвигаться, заграждая нам путь.

Конан, перекрикивая вой бившего в лицо ветра, спросил:

— Так говоришь, мог бы отрастить крылья?

— Да.

— А такое видал?

Он воззвал к Ноденсу, осыпал дядю смесью дерзостей и похвал, проклятий и заверений в своем почтении. Ноденс услышал и, как видно, не рассердился.

Две наши лошади вдруг затерялись среди сотни других лошадей: белоснежных, мчавшихся вперед, сдерживаемых только сверкающей паутиной упряжи. Колесница словно росла на глазах и вспыхивала слепящим светом, солнечным сиянием, поразившим даже такого испытанного дорогами и временем человека, как я. Поднялась ли она над землей? Не знаю. Она пожирала пространство. Она поджигала землю, словно золотая молния. Бронзовые воины отступили, низко склонились, припали к земле, спасаясь от пламени.

Мы без труда пролетели мимо. Они провожали нас взглядами, в их странных мертвых глазах застыло нечто похожее на удивление.

— Теперь понял, почему мы с братом крадем колесницы? — бесшабашно усмехнулся Конан.

— Я рад, что твой дядюшка был в добром расположении духа.

Колесница и лошади приняли обычный облик. Чары пропали, а мы понеслись вдоль реки. Перед нами возникло пристанище: темный зал с несколькими дверными проемами, прорубленными в бревенчатых стенах. Конан остановил взмыленных лошадей. Он и сам обессилел.

— Запутался я в этих пристанищах, — пояснил он.

— Почему это?

— Их так легко переставлять… — Он стиснул мне плечо и улыбнулся на прощание. — Здесь я тебя оставлю. Мне надо найти Гвириона. Я чую реку, так что идти тебе недалеко.

— Спасибо, что подвез.

— Надеюсь, это поможет твоему другу, правителю Урте. Отличный человек. И потомок отличного человека. — Конан подмигнул мне. — Мой отец и дядюшка давно живут. Они хорошо знали Дурандонда. И всех остальных: всех этих наследников поверженных правителей. Они не смогли спасти тех правителей от беды, хотя и старались. Мой отец правит на западе; дядя — за морским проливом на востоке. Это создание, этот Мастер, вывел их из себя. Думаю, ты при нужде можешь рассчитывать на помощь моего отца.

Он скрылся. Я вошел в пристанище и прошел насквозь, не встретив препятствий. Строение казалось таким же мертвым, как мужчины и женщины, угрюмо сидевшие в его комнатах и на галереях. Они смотрели сквозь меня пустыми глазами, эти бывшие герои, втянутые против воли в новую игру. У меня сложилось впечатление, что они сами не знают, куда направляются.