Ричард Длинные Руки – фрейграф - Гай Орловский

— Шумил не зануда, — возразила принцесса. — Он внимательный к мелочам. Это хорошо.

— У тебя все, — обвинила Мириам, — что жабье, то и хорошо!

— Да, — согласилась принцесса, — жабы — это прекрасно!

Мириам буркнула:

— Ты даже не заметила, что он все придумал! Откуда ему знать, какие там бабочки? Или жуки… Ох, как нас легко обманывать…

Она с тоской посмотрела на быстро темнеющее небо. Звездный склон неба становится чернее и круче, звезды рассеялись по небу вольно и бесцельно, мерцают вразнобой, торопливо наслаждаются свободой, пока не выйдет царственная луна, солнце ночи, владыка мертвых и нечисти.

— Скорее бы утро, — произнесла она. — Скорее бы отцу это волшебное растение… Силы вернутся к нему, хвори отступят.

— Так с другими бывало? — спросил я. — А то слухи слухами…

— Да, — сказала она. — Он снова возьмет в руки меч, а голос его обретет силу…

Я кивнул.

— Там в чем дело? Или ты хочешь, чтобы именно я нарвал ему этой травы?

— Цветов…

Я отмахнулся.

— Все равно трава. Я ее не различаю.

— Я объясню!

Я помотал головой.

— Все равно не. У нас, драконов, глаза по-другому устроены. Для нас трава одинакова вся. Да и лапы мои для того, чтобы рвать на куски других драконов, рушить башни, ломать стены…

Она вздохнула, покачала головой.

— Тебе достаточно отнести меня туда. Я нарву сама.

Я удивился:

— С какой стати я понесу тебя?

— Я смогу найти тот цветок и сорвать!

Я прорычал:

— Но мне это зачем? Не-е-е-т, я туда не полечу. У меня своих дел хватает.

Она насторожилась, спросила живо:

— Каких дел?

Я сел и, вывернув заднюю лапу, мощно почесал ею за ухом. Поскрежетало, словно заработала камнедробилка, но удовольствие в самом деле ни с чем не сравнимое. Вот именно так: правой лапой за левым ухом. Надо будет попробовать в личине человека.

Она отступила к дереву, амплитуда движения когтистой лапы весьма, я прохрипел, закатывая глаза в неземном наслаждении:

— Да так… пустячок…

— А именно?

— Решить… — простонал я сладко, — ох, как здорово… решить, жить этой стране или умереть всем…

Мириам охнула, подбежала, уже не страшась попасть под нечаянный удар.

— Повтори, — крикнула она, — что ты сказал!

— Пустяки, — повторил я, не оставляя сладкий чес, — сжечь эту страну или снести все на длину копья в глубину земли гигантской волной с моря… Или обрушить в огненную бездну, а тут пусть раскинется море… Или что-нибудь вроде моря. Но только зеленого.

Она прокричала в ужасе:

— Да зачем это тебе надо? Мы же договорились, я со своим королевством приношу тебе присягу верности! И ярл Растенгерк со своим огромным племенем ассиров!

Я промычал:

— Это надо не мне… я всего лишь самый малый из слуг великого и ужасного повелителя драконов…

— А ему зачем?

Я пожал плечами:

— Наше дело выполнять приказы. Хотя в данном случае повелитель доверил решение этого пустячка мне.

Мириам сжала кулаки.

— Тебе? Ящерице с крыльями? Тебя что, считают умным? Какие же тогда остальные?

— Драконам ум не обязателен, — сообщил я. — Ум нужен слабым. А я — красивый. Красота спасет мир, слыхали? Вот и спасаю…

Мириам посмотрела исподлобья.

— Красивым, даже прекрасным, — сказала она медленно и мечтательно, — был тот герой, что освободил нас. Подумать только, их было двенадцать человек! А он — один… И победил всех.

— Его ранили, — напомнила принцесса. — В руку.

— Да, — подтвердила Мириам, — в руку…

Она посмотрела на меня как-то странно, вдруг схватила меня за лапу и внимательно осмотрела. Лицо помрачнело, затем, спохватившись, бросилась к другой лапе. Я видел, как было зажглись искрами ее глаза, отыскав какую-то складку на коже, но тут же погасли, а лицо стало хмурым и неприветливым.

— Когти понравились? — спросил я гордо. — Завидовать нехорошо.

Она вздохнула.

— Да, когти у тебя… когти.

— А чего вдруг? Уже видела. Или не насмотрелась? Ладно, смотри, бить не буду. Я в самом деле прекрасен. Наверное, вообразила, как такими Растенгерка царапаешь?..

— Дурак ты, — сказала она устало, — а дурак с крыльями — это всем дуракам дурак.

— Почему?

— Такого видно издали.

Я подумал и сказал рассудительно:

— Спутником красоты всегда было некоторое легкомыслие. Люди поверхностные могут принимать это за дурость, хотя это лишь свойство легкости характера красивых. А по-настоящему красивыми могут быть только драконы.

— Зато герой, что освободил нас, — повторила Мириам, — был прекрасен.

Принцесса вскинула тонкие брови, личико стало обиженным.

— Мириам, милая, — упрекнула она мягко, — ну зачем говоришь неправду? Что может быть прекрасным, когда у нас Шумил? Рядом с ним меркнут все самые красивые.

Мириам ахнула.

— Эта жаба с крыльями красивее того сверкающего воина?

— Ничего в нем не сверкало, — заявила принцесса. — А вот Шумил сверкает! Посмотри, какие блестящие чешуйки! А какой гребень?.. На затылке алмазными искрами, на шее рубиновые, а по спине зеленые, как изумруд, иглы…

Мириам смотрела на нее почти с отвращением.

— Что у тебя за вкусы? А еще принцесса.

— Хорошие вкусы, — заявила принцесса обиженно. — То какой-то воин, подумаешь, а то наш Шумил!

— Хорошо, хоть наш, — буркнула Мириам.

— Вообще-то мой, — уточнила принцесса, — это я из вежливости. Ты же Шумила не любишь, а я его люблю.

Мириам зло зыркнула, я видел, как дернулись и окаменели ее губы, удержалась, молодец, а принцесса, не слыша опровержений, лучисто улыбнулась мне и придвинулась ближе.

Я сказал важно:

— Внешняя красота еще драгоценнее, когда прикрывает внутреннюю. Книга, золотые застежки которой замыкают золотое содержание, вдвойне ценнее. Ну, Мириам, надеюсь, намек поняла?

Мириам устало махнула рукой.

— Да все я о тебе поняла. Я думала, только среди людей встречаются такие…

— Красивые?

— Да, — подтвердила она с непонятным выражением, — такие красивые, что аж тошно от таких красавцев.

Я натужился и после титанического усилия сотворил скатерть, хотя, казалось бы, чего проще, а затем уже почти привычно набросал сыра, мяса, хлеба.

Мириам дичилась, принцесса лопала с абсолютным доверием: если предложил Шумил, то какие вопросы? И чашку с горячим кофе взяла радостно, чистейшие ярко-синие глаза следили за мной поверх чашки, ясные и доверчивые, как у ребенка.

Мириам все еще временами хмурится, я вижу, как постоянно отгоняет мысль, что дракон, с которого только что слезла, не врет в привычном самцовом бахвальстве, а в самом деле может повредить всему Гайдерсгейму. И хотя самцы обычно лишь хвастаются, но иногда им удаются самые дикие замыслы…