Бледная графиня - Георг Борн

Гаген вновь вполне овладел собой. Вошел сенатор и, узнав, чем закончилось свидание с его гувернанткой, сказал:

— Мне от всего сердца жаль, доктор, что вы напрасно совершили такой далекий путь.

Гаген поблагодарил сенатора за искреннее участие и простился.

В гостинице его с нетерпением ждал Губерт.

— Это был удар, — сказал Гаген, поведав Губерту о результатах своего визита к Кингбурну.

— Значит, это не Мария Рихтер?

— Увы, мой друг. Но зато сейчас я больше не сомневаюсь, что графиня была права и Марии Рихтер действительно нет в живых. Последняя попытка найти ее доказала это со всей очевидностью: Марии Рихтер нет в Америке, Марии Рихтер нет в живых.

— Стало быть, вы теперь уверены, что найденный в пропасти труп принадлежал именно фрейлейн Марии?

— Скорее всего. Правда, совершенно точно мы сейчас доказать этого не сможем, но мы продвигаемся вперед. Надо набраться терпения, а я уже научился быть терпеливым.

Они отправились обратно в Нью-Йорк и прибыли туда ночью. Гаген нашел у себя письмо, посланное из Нью-Йорка в Германию и пересланное обратно в Нью-Йорк. Письмо было от Неймана.

— Нейман тоже ничего не нашел, — констатировал Гаген, читая письмо. — Он спрашивает, знаю ли я господина, визитная карточка которого приложена к письму. Этот господин дал ее ему на балу и сказал, что он близкий друг Кингбурна, живущего якобы возле Питсбурга. Замечательнее всего то, что этот господин сказал ему, будто гувернантку Кингбурна зовут Мария Рихтер.

— Это и впрямь удивительно, — согласился Губерт.

— Откуда он мог знать ее имя? — задумчиво сказал Гаген.

Губерт только пожал плечами.

— Нейман не нашел в Питсбурге никого, — продолжал Гаген. Взяв приложенную к письму карточку, он прочитал: — Фон Арно, Нью-Йорк, площадь Альстор, — и задумался. — Фон Арно… Я что-то не помню, чтобы когда-либо слышал это имя.

— Я тоже впервые слышу, — сказал Губерт.

— Во всяком случае сообщение Неймана очень важно и настолько любопытно, что стоит выяснить, каким образом господин Арно узнал о Марии Рихтер и какую цель преследовал, называя инспектору имя Кингбурна, живущего под Питсбургом? И вообще — что он за личность? Завтра же попробую во всем этом разобраться. Спокойной ночи, Губерт.

Губерт отправился к себе в комнату. Письмо Неймана взволновало его не меньше Гагена, и он чувствовал, что дело еще более запуталось. Невозможно было предположить, что существовал другой Кингбурн, который точно так же, как и вашингтонский сенатор, привез летом из Бонна гувернантку по фамилии Рихтер, но не Маргариту, а Марию.

И Гаген, и Губерт ночью спали плохо.

Гаген размышлял о странной фигуре фон Арно и о том, какую роль он играет в этом деле.

Утром, когда наступил час визитов, Гаген отправился на площадь Альстор.

Карета его остановилась перед красивым домом. От швейцара он узнал, что господин Арно занимает бельэтаж и что сейчас он как раз дома.

Гаген поднялся по широкой, устланной ковром лестнице, и был впущен лакеем в приемную, где слуга поинтересовался, как о нем доложить.

— Мое имя ровно ничего не значит для господина Арно. Он со мной еще не знаком, — ответил Гаген. — Скажите ему только, что я приехал по важному делу.

Лакей ушел и, скоро возвратившись, ввел Гагена в гостиную.

Едва доктор успел войти, как отворилась другая дверь и в ней показался изящно одетый господин, который при виде Гагена невольно отступил назад, а его смуглое лицо тотчас омрачилось… И было отчего — Гаген не умер, Гаген явился к нему собственной персоной. Неожиданной встречей был в высшей степени удивлен и Гаген. Он холодно засмеялся:

— А, так это вы, господин Митнахт. Я слышал, что вы отправились в Нью-Йорк, но никак не думал, что взяли другое имя. Теперь мне совершенно понятно, откуда Нейман получил такие сведения о молочной сестре графини.

— Я не понимаю, что вы от меня хотите, — мрачно сказал Митнахт.

— Сейчас поймете, господин Митнахт. Вы спрашиваете, что мне от вас нужно? Задать вам всего один вопрос: где молочная сестра графини?

— Спрашивайте, кого хотите, но мне-то что за дело до всего этого? Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое! — гневно заявил Митнахт. — Кто вам позволил преследовать меня нежданными визитами? Я хочу, чтобы здесь у меня была незапятнанная репутация. Поэтому ни слова более. Нам не о чем говорить.

Не попрощавшись, Митнахт поспешно вышел.

Но Гагена такой оборот не обескуражил. Он знал теперь достаточно. Одно удивляло: почему Нейман не узнал бывшего управляющего замка Варбург? Гаген сошел вниз, сел в экипаж и скоро возвратился в гостиницу.

XIX. СМЕРТЬ ЛЕСНИЧЕГО МИЛОША

После долгих дождей в феврале, снова наступили светлые, ясные, хотя и холодные еще дни. Туман висел над водой, голубое небо раскинулось над полями Варбурга, и на море появились большие суда.

По дороге из лесу ехала к деревне графская карета. На козлах рядом с кучером сидел камердинер Макс.

Макс соскочил с козел и открыл дверцу кареты, из которой вышла графиня, а за нею капеллан в полном облачении, и оба направились по дороге, ведущей в деревню.

Графиня остановилась на мгновение, любуюсь видом моря, освещенного яркими лучами солнца. Затем оба продолжили свой путь и начали спускаться вниз, к деревне.

— Я забыла предупредить, Филибер, — сказала графиня, когда они с капелланом остались одни, — что никто не должен знать имени Леона Брассара, пусть он останется по-прежнему Гедеоном Самсоном.

— Я и сам так думал, — с готовностью откликнулся капеллан. — Никто не должен знать, что Леон Брассар живет в замке, а в особенности — его светлость…

— Говорите — доктор Гаген, а не «его светлость».

— А то доктор Гаген, услышав его имя, сразу узнает, что тот, кого он ищет, у вас.

— Поэтому-то я и хочу, чтобы Леона знали только под именем Гедеона Самсона. И скажите ему самому об этом.

— Я думаю, он не будет против. Я заметил, что у него есть какая-то причина скрывать свое настоящее имя.

— Хорошо, что этот Милош, к которому мы отправляемся, долго не протянет, — сказала графиня. — Он был слугой Гагена, шпионом, и мог узнать, что Леон Брассар в замке.

— В самом ли деле он вот-вот умрет — этого посланный ко мне рыбак сказать не мог, только передал желание умирающего принять причастие, и долг зовет меня к его постели. Очень может быть, что укрепляющие кушанья и напитки, которые вы ему послали, сделают чудо и больной поправится.

— Я бы этого, напротив, не очень желала, — тихо сказала графиня. — Мне не хочется иметь у себя под боком шпиона.

— Предоставим Богу решать судьбу этого человека.

Они подошли к первым домам деревни.

— Вы знаете, где живет Милош? — спросила графиня.

— В доме того рыбака, который приходил ко мне, — ответил Филибер и попросил шедшую мимо маленькую девочку проводить их к нему.

У окон и полуоткрытых дверей других домов возникали любопытные лица. Но, странная вещь, при виде графини они сразу исчезали, и из глубины хижин, откуда их не было видно, многочисленные взгляды настороженно провожали проходившую мимо владелицу Варбурга.

Графиня давно не была в деревне — с того самого времени, когда точно так же ходила посещать больного старика Вита.

Проходя по середине деревенской улицы, она вдруг увидела молодую липу, огороженную решеткой.

— Что это значит? — спросила она Филибера, показывая на дерево, которому могло быть лет семнадцать. — Тут есть какая-то надпись, прочитайте.

— «Эту липу посадила покойная графиня Анна после рождения дочери. Благодарные деревенские жители ухаживают за деревом их благодетельницы ради вечной памяти о ней. Пусть оно зеленеет и цветет», — прочитал Филибер.

Графиня побледнела. В глазах ее сверкнул гнев.

— Какая глупость! — сказала она. — Это дерево только мешает тут, посреди дороги. Его надо срубить.

Они с капелланом добрались наконец до нужного им дома и вошли во двор, где никого не было.

— Вот здесь живет больной, — сказала провожавшая их девочка, указывая на дверь налево.