Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

— Трейс, я сожалею, что тебя доставили сюда таким образом. Элстром перестарался. Я не мог отлучиться с места преступления. У меня в мыслях не было, что он так поступит.

— Значит ли это, что мы можем уйти? — осведомилась Элизабет, пытаясь ледяным тоном перебороть грызущий ее мучительный страх.

— Боюсь, что нет. — Дэн снова взглянул на Трейса, стараясь разобраться в выражении его лица. — Трейс, мне нужно задать тебе несколько вопросов.

— Я его не убивал, — пробормотал Трейс, уставившись на свои руки с поцарапанными костяшками пальцев, с ободранной и саднящей кожей.

— Разве мы не должны вызвать адвоката, шериф? — резко спросила Элизабет, сверля Дэна взглядом. Пусть только попробует возразить, как тот молоденький дежурный, который пытался не пустить ее в комнату для допросов, цитировал, бедолага, какие-то правила, положения… Она чуть не перегрызла ему глотку. Никто не запретит ей быть рядом с сыном в такое время. И тот мальчик отступил, решив лучше получить выволочку от шефа, чем связываться с разъяренной матерью. Теперь этот шеф стоял перед нею и смотрел на нее спокойными, внимательными зоркими глазами.

— Трейсу не предъявлено формального обвинения, — ответил он, мысленно благодаря Лоррен за то, что задержала Элстрома и тот не успел ничего внести в протокол. По крайней мере от этого Трейс и Элизабет избавлены. — Если в присутствии адвоката вам будет спокойней, — пожалуйста, это ваше право.

Элизабет еще минуту не сводила с него глаз, стараясь понять, блефует он или нет. Дэн решил успокоить ее.

— Все в порядке, — вполголоса произнес он, быть может, слишком доверительно.

— Нет, не в порядке, — отрезала она, делая шаг назад. Ей было очень страшно, она чувствовала себя обманутой и хотела одного: забрать сына, убраться отсюда к чертовой матери — и из этой комнаты, и из этого города. Дэн жестом предложил ей сесть и сам сел только после того, как это сделала она.

— Пит говорит, ты хорошо поработал вчера, — начал он, рассматривая синяки и ссадины на лице Трейса. Досталось парню. Правда, и сдачи он дал сполна: у Керни лицо было не лучше, а голова… Череп с огромной вмятиной сбоку напоминал сдувшийся мяч.

— Да, сэр, — промямлил Трейс.

— Я был рад это слышать. Кстати, я думал, Фоксом у тебя уже все кончено.

Да, сэр.

Он повесил голову еще ниже. Щеки горели. Стыд и унижение парой побитых собак ползали внутри. Подумать только: он был готов поменять свою жизнь полностью и целиком, и вот торчит тут, как ком грязи, а человек, который дал ему шанс, допрашивает его. Хуже всего, что приходится все время врать. В горле встал ком размером с бейсбольный мяч; Трейс попытался проглотить его и чуть не подавился.

— Вчера вечером вы с Керни подрались. — Дэн взял кем-то забытый карандаш и стал рассеянно постукивать тупым концомпо столу, не сводя глаз с Трейса. — Из-за чего?

— Просто, — начал было Трейс, но поймал суровый взгляд Элизабет и поправился:

— Он издевался надо мной из-за того, что я у вас работаю.

— И поэтому вы подрались?

Трейс кивнул, стараясь уклониться от этих пронзительных голубых глаз, способных, наверное, видеть сквозь стену. Но не рассказывать же об Эми и тех гадостях, что говорил про нее Керни.

— Куда ты отправился, когда Элстром вас разнял? — Домой. Оставил велосипед в сарае и пошел погулять в лес.

— Когда стемнело?

— Да, сэр.

— Зачем?

Трейс пожал ноющими от напряжения плечами и принялся рассматривать ногти.

— Там хорошо думать.

— Ты был один?

Трейс снова попытался сглотнуть. Эх, оказаться бы сейчас где-нибудь еще, хоть в смертельном холоде Антарктиды, хоть в безводной аравийской пустыне, хоть в болоте, кишащем змеями…

— Трейс?

— Да, сэр, пробормотал он, вжимаясь в спинку стула.

Дэн медленно, глубоко вдохнул, выпрямился, осторожно выдохнул. Парень лжет. Это написано у него на лбу большими буквами. Элизабет нервно рылась в сумочке, ища сигареты. Она тоже это знает: у нее такой вид, будто вот-вот заплачет. Дрожащими руками она достала наконец пачку «Вирджиния слимз», вытащила сигарету, повертела ее в руках и бросила обратно в сумку.

— Итак, ты утверждаешь, — снова переведя взгляд на Трейса и мерно постукивая карандашом по столу, подытожил Дэн, — что был в лесу один. До которого часа?

— Не знаю. Долго.

— Элизабет?

Она прижала кончики пальцев к губам, чтобы справиться с охватившей ее паникой. Ужас рос внутри, раздувался, распирал ее, разрывал на части.

— Не знаю, — приниженно пробормоталаона. — Я не слышала, как он пришел.

— Трейс, ты плохо умеешь врать, — строго сказал Дэн. — Было бы лучше рассказать мне правду.

Трейс затаил дыхание и уставился на свои баскетбольные кроссовки.

— Тебе нечего больше добавить?

Он мысленно съежился от промелькнувшего в голосе Янсена разочарования.

— Нет, сэр.

— Ладно. — Дэн отложил карандаш, встал, чувствуя, как мышцы и связки отзываются всеми длинными, тяжкими прожитыми днями, которые он помнил, и еще несколькими забытыми. — Что же, Трейс, выбора у меня не остается. Мне придется задержать тебя на время…

— Нет! — взорвалась Элизабет, вскочив так резко, что опрокинула стул.

Дэн пристально смотрел на побледневшего, как мел, Трейса.

— Хочу, чтобы ты как следует подумал обо всем, сынок. Ты — главный подозреваемый, а алиби у тебя нет. Сказать мне правду не так плохо, как быть обвиненным в убийстве.

Он подошел к двери, кликнул помощника. Вошел Кауфман и с печальным, извиняющимся видом стал бочком приближаться к Трейсу. Элизабет остановила его взглядом, обняла сына. Она прижимала его к себе со всей силой, на какую была способна. Жаль, что он так вырос и его нельзя взять на руки, как когда-то давно, когда он был маленьким мальчиком с поцарапанными коленками.

— Я люблю тебя, родной мой, — шептала она, дрожащей рукой гладя сына по щеке.

Он смотрел на нее сквозь разбитые очки, смотрел со страхом, горечью, а за страхом и горечью теснились другие чувства, которым он не давал воли.

— Все будет хорошо, мамочка, — пробормотал он, всем сердцем желая, чтобы ей больше не пришлось проходить через это из-за него, чтобы он сам мог вернуться назад и исправить те глупости, что натворил; чтобы Керни Фоксу вообще не рождаться на свет.

Кауфман взял его за локоть и повел по длинному белому коридору. Элизабет стояла в дверях и смотрела им вслед. У нее так болело сердце, что ей казалось, будто она умирает. Когда Кауфман и Трейс свернули за угол, она обернулась к Дэну, чтобы излить часть своего страха, отчаяния и ярости на него.

— Как ты мог? — процедила она, исступленно моргая, чтобы не дать слезам пролиться. — Он ведь еще ребенок! Дэн плотно закрыл дверь, отрезая ее монолог от любопытных ушей в соседнем кабинете.