Под покровом ночи - Энн Стюарт

— Сегодня вечером Альба с Франческой вылетают в Милан. Самолет делает посадку в Лондоне.

Кэссиди вздрогнула и снова зажмурилась. Потом сказала:

— Мабри, но ведь не могу же я сразу сорваться с места и улететь в Европу!

— Тебе это не впервой, — напомнила мачеха.

— Я тебе уже надоела, да? — спросила Кэссиди.

— Ну что ты, Кэсси, — ласково улыбнулась Мабри. — Просто я хочу, чтобы ты была счастлива, а это невозможно, пока ты не пообщаешься с тем, кого бросила.

— Я его не бросала, — возразила Кэссиди. — Это он меня бросил. Он зашел ко мне в палату, чмокнул в щеку и попрощался.

— А что ты сказала?

— Что я могла сказать? Больше он во мне не нуждался. Что мне оставалось делать — умолять его остаться со мной? Это для него невозможно. Имя его здесь запятнано, и он всегда будет существовать под дамокловым мечом. Нет, для него лучше перебраться в Англию и жить где-нибудь в глуши, подальше от общества. С глаз долой. Только там он может обеспечить безбедную и спокойную жизнь своим детям.

— Вот и отправляйся к нему.

— Ричард уже сделал свой выбор. Я ему не нужна.

Мабри подбросила в огонь последнюю стопку бумаги, и вспыхнувшие с новой силой языки пламени принялись весело лизать её. Словно погребальный костер, с грустью подумала Кэссиди.

Мабри пристально смотрела, как огонь пожирает последние странички рукописи.

— А ведь Шон очень любил тебя, — ни с того, ни с сего сказала она.

Кэссиди чуть призадумалась, потом сказала:

— Я знаю.

— Отправляйся с Франческой и Альбой, — посоветовала Мабри. — Когда самолет приземлится в Лондоне, ты можешь даже не покидать его, если захочешь. Сердце само подскажет тебе, как быть. Видишь ли, милая, иногда за счастье нужно бороться. Царапаться. Уж больно наша жизнь скоротечна.

— Я не могу.

— А почему?

— Потому что все зависит только от него. Все или что-то — точно не знаю. Но я не могу бегать за ним, не могу броситься к его ногам, не могу постоянно предлагать себя. Либо он сам теперь сделает встречный шаг, либо я ему не нужна. А он сейчас слишком занят личными делами и своей семьей, чтобы хотя бы вспомнить обо мне. Позже, может быть, вспомнит, через несколько месяцев. Или — лет. А то и никогда.

— И ты собираешься поэтому все время просто сидеть сложа руки и проливать горючие слезы от жалости к собственной персоне? — едко спросила Мабри, разворачиваясь и глядя на неё в упор.

— Ну а что тут такого? — грустно промолвила Кэссиди. — У меня это наследственное. Моя мамочка — королева жалости к себе.

— Кэсси…

— Хватит, Мабри. Мне нужно подумать. Пожалуйста, прошу тебя. — Голос её слегка дрогнул.

Прекрасное лицо Мабри немного смягчилось.

— Хорошо, милая, будь по-твоему. Но вот что мне делать с лишним билетом, который я для тебя купила?

Кэссиди заставила себя улыбнуться.

— Скажи, а ты сама давно не была в Италии?

Со времени возвращения из больницы Кэссиди покинула квартиру Мабри лишь в третий раз. Альба, привыкшая путешествовать первым классом, заказала лимузин, и до аэропорта имени Кеннеди они прокатились не только с ветерком, но и весело. Франческа и Кэссиди распили по бутылочке охлажденной "кока-колы" без сахара, а Альба отыскала в крохотном холодильнике бутылку шампанского "моет-и-шандон", которую они с Мабри и опустошили в рекордно короткое время. Кэссиди проводила женщин до стойки таможенного контроля и потом, натужно улыбаясь, долго махала им вслед.

Когда они наконец скрылись из вида, у Кэссиди едва не онемели щеки. Повернувшись, она, не разбирая дороги, начала пробираться сквозь толпу к выходу. Ей остро требовалось время, много времени, чтобы разобраться в себе. Оставшись одна в пустой квартире, она вволю наплачется, закатит настоящую оргию горя и страдания. Уж теперь ей на все хватит времени: и повыть, и покричать, и порыдать, разрывая на себе одежды и молотя кулаками по стенам. А также на то, чтобы осознать и свыкнуться с мыслью, что Ричарда Тьернана ей больше не видать как своих ушей. Что он навсегда сгинул из её жизни.

Выбор у неё был. Кэссиди могла попытаться смириться с потерей Ричарда. С тем, что больше никогда его не увидит. Либо могла забраться в кокон негативизма и внушить себе, что Ричард ей вовсе и не нужен. Впрочем, пока она не представляла, какой из двух вариантов окажется менее болезненным.

Водитель лимузина ждал её на прежнем месте. Каким-то образом он ухитрился за это время пополнить запас охлажденной "кока-колы" без сахара. Удобно устроившись на мягком кожаном сиденье, Кэссиди потягивала любимый напиток и в течение всей довольно долгой поездки с Лонг-Айленда наслаждалась тишиной, обвеваемая прохладным кондиционированным воздухом. Да, давно уже она не оставалась в одиночестве.

Пожалуй, вернувшись, она наестся до отказа. Набьет утробу всем, что только найдет. Макаронами с сыром, свежими плюшками и кренделями, которые запьет несколькими галлонами "кока-колы" без сахара. Потом навернет шоколадных батончиков с вафлями, может, выпьет ещё стакан теплого молока…

И вдруг Кэссиди, разом отогнав все эти мысли прочь, прижала руку ко рту, чтобы не разреветься. Господи, о чем она думает? Ведь она возвращается в пустую квартиру! В давящую тишину и гнетущую пустоту. Где не от кого прятаться и некому отвечать на неприятные вопросы. Ей придется заново учиться жить. Если это вообще возможно.

— Рад видеть вас в добром здравии, мисс Кэссиди, — приветствовал её Билл, помогая выйти из лимузина. — Если вам вдруг понадобится моя помощь, вы всегда меня здесь найдете

Кэссиди вспомнила, при каких обстоятельствах он в последний раз сказал ей примерно те же самые слова. Когда наверху, в квартире отца её поджидал Ричард Тьернан. Билл был тогда всерьез озабочен из-за этого.

Но сегодня её встретит пустая квартира.

— Спасибо, Билл, — кивнула Кэссиди, когда двери лифта уже начали смыкаться.

Войдя в квартиру, она закрыла дверь, заперла её на оба замка и сбросила туфли. Лодыжка по-прежнему ныла, и Кэссиди медленно похромала в кухню. Она похудела, и длинная юбка свободно болталась. Шон был бы горд за нее.

Остановившись посреди коридора, Кэссиди закрыла глаза. Шон! Ну почему она простила его только теперь, после его смерти? Почему не могла помириться с отцом раньше, когда он был жив? Возможно, тогда и в её жизни многое сложилось бы иначе.

Но Шон О'Рурк никогда не был создан для мирной жизни. Он и умер бурно, как и жил. Интересно, что бы он сделал, узнав, что его великое творение так и не будет опубликовано? Что-то подсказывало Кэссиди, что он все-таки одобрил бы поступок Мабри.