Вечная принцесса - Филиппа Грегори

«Мой супруг определенно намерен выполнить вашу просьбу, — писала Екатерина отцу, тщательно переводя каждое слово в принятый между ними код. — Он понимает, что неопытен в военных делах, и очень хочет, чтобы удача сопутствовала англо-испанской армии. Я чрезвычайно обеспокоена тем, что он может подвергнуться опасности. У него нет наследника, и, даже если бы был, эта страна опасна для малолетних принцев. Если он отправится на войну, я бы хотела просить вас взять его под свою опеку. Я уверена, он многому у вас научится. Однако я настоятельно прошу вас не пускать его туда, где по-настоящему опасно. Прошу понять меня правильно. Он должен думать, что находится в самом сердце битвы, должен усвоить, как побеждать, но ни в коем случае не подвергаться настоящей опасности. И главное, — приписала она, — не дай бог ему узнать, что мы оберегаем его!»

Король Фердинанд Арагонский, который правил теперь и Кастилией от имени Хуаны, по слухам совсем погрузившейся в мрак горького безумия, ответствовал на это письмо, что его младшей дочери не стоит волноваться о безопасности своего супруга, что на войне король Генрих познает лишь возбуждение от боя и получит острые впечатления.

«Прошу тебя, не позволяй своим женским страхам отвлекать его от выполнения долга, — напомнил он дочери. — Твоя мать все годы нашей общей с ней жизни никогда не убегала от опасности. И тебе следует быть такой королевой, какой она хотела тебя видеть. Предстоящая война будет нам всем на пользу, победа в ней обеспечит нам выгоду и безопасность, и юный король должен биться в ней наравне со старым королем и старым императором. Это союз двух старых боевых коней и одного жеребенка, который, конечно же, не захочет остаться в стороне. — Король Фердинанд пропустил строчку, словно в задумчивости, и добавил: — Не сомневайся, мы позаботимся, чтобы по большей части это было игрой для него. И, разумеется, ему не нужно этого знать».

Фердинанд был прав. Генрих отчаянно рвался в бой, дабы победить Францию. Члены Тайного совета, вдумчивые советники его осторожного, превыше всего ценившего мир отца, с неудовольствием узнали о том, что наследник трона всерьез считает, что быть королем — значит воевать, и не видит лучшего способа, чем война, чтобы утвердиться и всем наконец показать, что он — настоящий король. Буйные головы, которых он собрал вокруг себя при дворе, жаждали случая выказать собственную храбрость и в свой черед подстрекали Генриха к войне. Ненависть к французам была такой глубокой, что мир выглядел неуместным и чуть ли не кощунственным. О возможном поражении никто не думал — с новым молодым королем и новым молодым его окружением победа казалась неизбежной и неотвратимой.

Ничто не могло охладить военной лихорадки, овладевшей умами, и король при первой встрече с французским послом так воинственно разговаривал с ним, что тот в совершенном изумлении написал своему повелителю: похоже, новый король не в себе, поскольку отрицает, что когда-либо посылал миролюбивое послание королю Франции (которое на самом деле было отправлено Тайным советом в отсутствие Генриха). К счастью, следующая встреча с послом прошла лучше. Екатерина позаботилась, чтобы на ней присутствовать.

— Будь с ним полюбезней, — тихо сказала она Генриху, когда церемониймейстер объявил о прибытии посла.

— К чему изображать миролюбие, когда я готов воевать?

— Прояви остроту ума. Это полезно — говорить одно, когда думаешь о другом.

— Я не хочу притворяться! Это ниже моего достоинства!

— Конечно, притворяться не нужно! Но позволь ему заблуждаться. Есть много способов победить в войне… Если он будет думать, что мы друзья, мы захватим врага врасплох. Зачем предупреждать его об атаке?

Нахмурясь, он посмотрел на нее в недоумении:

— Я не лжец!

— Нет, конечно, потому что ты сказал ему в прошлый раз, что положишь предел притязаниям его короля. Нельзя допустить, чтобы французы взяли Венецию. Ведь у нас с Венецией давний союз…

— В самом деле?

— Да, — твердо сказала она. — Англия старинный, освященный временем союзник Венеции, которая, кроме того, является естественным заслоном христианства от турок. Угрожая Венеции, французы практически открывают дорогу маврам в Италию. Это недопустимо. Однако при вашей последней встрече ты предостерег французского посла от этого шага. Предостерег, и совершенно недвусмысленно. Теперь же пришло время встретить его улыбкой. Нет нужды раскрывать перед ним наши планы. Особенно с такими, как он.

— Ты права. Раз сказал — повторяться не стоит, — подумав, согласился Генрих.

— Не будем трубить о нашей силе, — кивнула Екатерина. — Мы знаем свои возможности и знаем, как следует поступить. О наших планах они узнают тогда, когда мы сочтем нужным.

— Пожалуй, — кивнул Генрих, с приветливым выражением лица сделал шаг с возвышения навстречу послу и был вполне вознагражден, поскольку от неожиданности тот поклонился неловко и запутался в словах.

— Я выбил его из колеи! — похвастался он Екатерине.

— И мастерски! — похвалила она.

Был бы он олух, мне бы пришлось держать в узде свое нетерпение и прикусывать язычок куда чаще, чем это происходит сейчас. Но он отнюдь не олух. Пожалуй, он не глупее Артура и схватывает на лету. Беда в том, что если Артур был приучен думать, его с колыбели готовили в короли, то образование второго сына пустили на самотек, он выезжал на сообразительности и остром языке. Считалось, что он обаятельный, и этого довольно. Его хваткий ум и начитанность идут в ход, только если задет его интерес и до тех пор, пока ему интересно. Он ужасно, непоправимо ленив и всегда предпочитает, чтобы работу, требующую кропотливости, делали за него другие, а для короля это плохо, это ставит его в зависимость от подчиненных. Король, который не любит работать, всегда будет игрушкой в руках советников. Так получаются фавориты.

Когда мы приступаем к обсуждению условий контракта между Испанией и Англией, он просит меня написать их за него, он не любит писать сам, любит диктовать и чтобы у секретаря все вышло гладко и красиво. И никак не хочет выучить шифр, а это значит, что вся переписка между ним и императором, между ним и моим отцом происходит через меня: я либо пишу письма, либо перевожу их. Таким образом, хочу я этого или нет, я нахожусь в самом эпицентре планов приготовления к войне. Помимо своей воли мне приходится принимать ответственные решения, а Генрих остается в стороне.

Разумеется, я делаю это с охотой. Истинное дитя моей матери, я никогда не увильну от работы, особенно если на кону — война с врагами Испании. Я взросла в убеждении, что королевский трон — забота, а не удовольствие. Быть королем — значит править, а править — значит работать. Истинное дитя моего отца, как я могу отказаться от того, чтобы быть в самом сердце интриги, разведки, военных приготовлений. При английском дворе нет никого, кто лучше меня умел бы повести Англию на войну.