Вятская тетрадь - Владимир Николаевич Крупин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Анисим, смотри-ка, какая же это дорога! Вправо, садовая, народу много, смотри, богомольцы идут».
Чу, по чугунке машина идет из Александровки все ближе и ближе к лавре, свистки подает, все поезда ждут.
Какие большие хорошие дома — настоящий город, и виднеется семь церквей. Прошли еще переулок, и перед нами явилась обширная площадь, застроенная лавочками, между ними ходят толпы народу, ездят извозчики. Вправо, у лаврской стены, ряды лавок, в них продается большой выбор детских игрушек. Рядом святые ворота, над ними на башне часы показывают второй час после полудня. Мы в лавру не пошли, потому что там в это время службы не было. Была суббота. День стоял теплый, пасмурный. Я говорю Анисиму: «Пойдем в скит к черниговской на всеночную, там переночуем». Не успел Анисим ответить, как подошел к нам странник: «Вы что не идете обедать в трапезную?» Указал, как туда пройти. Прошли через ограду, у солдата спросили, как пройти. Он сказал: «Вон она налево, ступайте мимо колодца». Прошли и мимо колодца и мимо кухонь. У торговки ягодами брусникой спросили. «И идите, — говорит, — прямо».
Подошли к зданию с каменным навесом, тут у двери на стене висят листки о вреде пьянства и курении табаку. Вошли в коридор, а там человек 200 обеда дожидаются и ходят монахи. Наконец, один из монахов отворил дверь в другую комнату. «Идите, садитесь». Все кинулись, друг друга давят за места, потому что если прозеваешь хорошее место, то достанется в конце стола, или ложка ломаная, или еще что-нибудь. Толпясь и толкаясь, наконец все уселись и успокоились. Монахи ходят взад и вперед. Но вот, на другом конце стола, монах стал раскладывать хлеб в скипки весом в один фунт. Положили и нам хлеба…
Переночевали, утром решили: постоим у ранней обедни, а завтра к поздней пойдем в лавру. Так и сделали. Пошли. Устали страшно. Под вечер потеплело, пошел дождик, стало сыро. Прошли посад. Потом по дорожке прошли с версту и все лесом. Вошли в святые ворота, перед нами открылся сад, а в нем каменная скитская церковь и старая древняя деревянная церковь. Мы пошли прямо мимо большого дома, у которого находились широкие тротуары с перилами. Затем по ступенькам сошли вниз в овраг, тут через ручей мостик. Прошли мостик, вправо открылся пруд, а над ним часовня. Идем молча. Опять колокольня, а в ней святые ворота, а над ними образ черниговской божией матери. Внутри ворот на стенах мы увидели развешенные образа, разные картины и портреты, планы. С одной стороны двери в просвирню, а с другой над дверью надпись: «Вход в пещеры», тут же стоит монах, который водит туда.
Напились святой воды и прошли ворота. Перед нами предстала пятиглавая с позолоченными главами церковь. Вошли (туда) внутрь. Церковь светлая, на стенах живописи нет. Иконостас медный с посеребренными царскими вратами, некоторые иконы в золотых ризах. Оба клироса из белого мрамора, пол из изразцовых цветных плиток. На обоих клиросах хоры — старых и молодых монахов. Поют так хорошо, что душа невольно радуется. А когда оба хора сошлись вместе посредине церкви да запели «Благослови, душа моя, господа!», стекла задрожали, нас оглушило, и волосы зашевелились. Казалось, будто все несметное ангельское воинство славит царя небесного. О какая радость! Но прошло и это торжество. Хор певчих снова разделился надвое, и разошлись по своим местам.
Я мешочек свой снял и положил к ногам, потому что натянуло плечи. Отслужили и вечернюю. Народ пошел, и мы со всеми. Сошли по лестнице. На улице мокро, дождик идет, и так темно, что хоть глаз выколи. Прошли святые ворота, повернули направо в ночлежный дом. Вошли, сели на скамейки. Монах в корзине принес ложки, вывалил на стол и сказал: «Садитесь». Господи боже мой, какая тут поднялась суматоха. Множество странников дальних и тутошних все лезут, как скот. Монах сказал: «Человека четыре идите на кухню за чашками». Четверо ушли, а мы сидим, ждем.
И вот несут деревянные чашки с обручами, похожие на ушаты, из них клубами валит пар от щей с сухарями. Поставили на стол. Человек по десять в чашку с ложками лезут. Минут через пять все чашки опростали. Наелись и вылезли из-за стола. Принесли квасу ведро. Все хотят пить, рвут ковши, которых недостает. Напились, успокоились.
Пришел надзиратель и сказал, что всенощная будет через час. В самом деле, зазвонили ко всенощной. Пришел монах, потурил всех. На улице сильный дождь идет, страшная темь, того и гляди, что упадешь. Снова прошли святые ворота и вошли в церковь, везде перед иконами свечи горят. Отстояли всенощную. Часов в 10 до полуночи пришли в ночлежный дом. Пришел настоятель, посмотрел, что нас много, отпер еще одну комнату, мы в ней выбрали местечко в углу. Разделись, разулись. Мешок под голову, нижнее белье под себя, а верхним укрылись. Уснул. Вижу сон: предо мной свет, я иду, и мне есть хочется. Онисим говорит: «Не зайти ли нам в дом по кусок?» — «Что же, зайдем!» У спрятались от хозяина, пролезли через соломенную стену. Через огород перескочили и в избу. А там священник Ионинский говорит мне: «Вы шли на Казань?» — «Нет, мы шли на Семенов, Нижний, Владимир, Суздаль, на Москву». — «А нашего Федора вы не видели?» — «Нет!» — «О, куда же вы ходили!»
Проснулся, вижу: та же комната в ночлежном доме, рядом спит Онисим. А как меня клопы накусали! Думаю, к чему бы это приснился Ионинский? Скоро опять забылся. Опомнился, когда уже начало светать.
24 ноября. Воскресенье. Вздули огонь, все странники обуваются. Пошли умываться, а воды нет, пришлось умываться на улице у трубы. Пришел монах, говорит: «Ступайте к обедне». Пошли было в ворота, а сторож не пускает. Пришлось обходить
