Вятская тетрадь - Владимир Николаевич Крупин

Дымка

Ласково и нежно называют эту игрушку — дымка. Ею знаменита сегодняшняя Кировская область. На высоком берегу Вятки стоит город Киров, в центре его, на улице Свободы, художественные мастерские дымковской игрушки.

Груда глины. Мешки с мелом. Ящики с красками, коробки с яйцами. Молоко. Вот почти и все, что нужно для создания этого чуда, которым любуется всякий видевший коняшек, водоносок, медведей, барышень и кавалеров, нянек и деточек, диковинных животных, Емелю на печи, Козу и семерых козлят, баранов и сказочных, похожих на жар-птицу индюков.

Всякий может взять глину, краски, мел, молоко. Но ничего не выйдет, если нет умения. А когда наблюдаешь за работой мастерицы, кажется все просто. Вот она отщипнула от глины кусочек, раскатала его колбаской, вот взяла глины побольше, расшлепала в лепешку, вот свернула лепешку воронкой, оказалось — это юбочка. Сверху приделала голову, руки, колбаску изогнула коромыслом, вылепила крохотные ведерки. На голову налепила высокий кокошник, приделала крохотный носик и поставила сушиться. Стоит водоноска влажная, коричневая, сохнет, светлеет. А мастерица новую водоноску лепит. Глядишь — совсем другая: кокошник по-другому, на юбочку передник с оборками, а коромысло не на двух плечах, а на одном. А берешься сам — глина мнется легко, готова тебе помочь, но ни во что не превращается, как говорят в народе: «Одна мучка, да разные ручки».

Мастерство дымковских мастериц идет из глубины веков. Ведь это не просто игрушки эти свистульки, эти коровки, лошадки, всадники, няньки — это начало знания для ребенка о жизни. Он и играл и входил в мир, который его окружает. И мир этот был прекрасен: высокие гордые шеи коней оплетали черные витые гривы, русские печи расцветали розами, нарядные деточки прижимались к расписным подолам матерей, отцы шли за сохой по золотой пашне, ручные медведи плясали под игру своей балалайки, на поросятах ехали веселые музыканты, Крошечка-Хаврошечка стояла под яблоней с наливными яблочками, храбрые богатыри стояли на страже сказочных городов, индюки вздымали разноцветные хвосты…

Одна дымковская вятская игрушка в состоянии преобразить, сделать праздничной квартиру, может быть, именно оттого, что в ней и огромный труд, и его многовековость.

Ее называют дымковской по месту происхождения. С высокого берега Вятки видно заречную слободу Дымково. Зимой, когда топятся печи, летом в пасмурные дни, когда туман, слобода вся будто в дыму, в дымке. Здесь хранилось, передавалось мастерство создания игрушки.

Сидит бабушка, рядом внучки, именно внучки, почему-то мальчики не перенимали «глиняное» мастерство. Терпения у них не хватало. Им бы все побыстрей. А тут дело неторопливое, доскональное, скрупулезное. Кладет бабушка свою шершавую морщинистую руку на ладошку внучке, направляет ее пальчики. Где не справляются пальчики, им на помощь приходит лопатка — прихлопывать глиняную лепешку. Рядом стоит чашка с водой, в воду то и дело окунаются пальцы, чтоб глина не приставала к рукам. Или мокрая тряпка. Тряпкой на ночь прикрывают глину, чтоб глина не пересохла.

Игрушки стоят на лавке, ждут обжигания в печи. Сейчас в мастерских специальные печи обжига, а раньше игрушки закаляли в русских печах. Топили жаркими березовыми дровами, чисто подметали, ставили на под налепленные фигурки. Выходили они из печи закаленные, звонкие. Остывали. Разведенным на молоке мелом белили игрушки.

И уже после этого наступала пора росписи.

В дымковской игрушке, как нигде, выдержано соотношение формы и расцветки. Мастерицы уже тогда знают, как будет разрисована игрушка, когда она еще лепится.

Если посмотреть на узор дымковских игрушек, он необычайно ярок, праздничен, весел. Кажется, что это достигнуто сочетаниями многих линий, а начинаешь вглядываться и поражаешься, насколько просты, экономны средства росписи: точки, клеточки, линии прямые и волнистые, кружочки, пятна. Но все дело в их сочетании.

Может быть, главное волшебство дымковского чуда в том, что его красота не повторяется никогда. Взять крохотных козликов в модных штанишках (эту игрушку особенно любят в Японии), и ни один не похож на другого. Уж что говорить о медведях — у них не только роспись, не только лепка разные, но у каждого свой характер. И ни одного злого. Все добрые и веселые. Один похитрей, другой простоват, третий себе на уме…

Самое последнее, что делает мастерица с игрушкой, это украшает ее золотыми лепестками. Операция называется «сажать золото». Листочки золота настолько тонки, что легче пуха, и когда «сажают золото», то от сквозняков закрывают форточки, чтоб лепесточки не улетели. Вот мастерица легонько коснулась кисточкой, смоченной в сыром яйце, золотого квадратика, поднесла его к игрушке и посадила на свое место: водоноске и барыням на шляпы, на кокошники, петухам на гребни, оленям на рога, гребцам на весла, волшебным деревьям на ствол и яблоки… и игрушки засветились и окончательно стали ненаглядными.

И впрямь, на них не наглядеться. Смотришь, и на душе становится радостно, и на сердце спокойно.

И все из глины. А глядишь на глину — ничего на ней, кроме крапивы, не растет.

Поездка в Лальск

Житейским морем все в своей ладье плывут

И к берегу забвения пристанут.

Всем память вечную у гроба пропоют,

Но многих ли потом вспомянут?

Надпись на плите кладбища в Лальске

Карта области с годами оживала для меня во все больших пространствах: здесь был, здесь был, здесь проезжал, здесь пролетал… А вот здесь, здесь и здесь надо побывать. И все последние годы, с кем бы я ни разговорился о красотах родного вятского края, спрашивали: «А ты в Лальске был?» — «Нет». — «Ну как это можно в Лальске не побывать?» И смотрели на меня сострадательно — как это так, вятский уроженец и в Лальске не был. Говорили: «Да это же Швейцария! Торговые ряды, как в Ростове Великом».

Лет десять назад, прилетев в Великий Устюг, зная что до Лальска шестьдесят километров, пытался я достичь родной области, но даже вологодско-вятского пограничья не достиг — была весна, а северные реки в разливе — это нерукотворные моря, пересечь которые никому не под силу. И, постояв у впадения Сухоны в Юг или, наоборот, Юга в Сухону, у начала могучей Северной Двины, образованной этим совпадением, посмотря с тоской на восток, понял, что до Лальска мне не добраться.

Прошлой осенью мечта сбылась.

Лальск стоит в стороне от железной дороги, это сказано к тому, что Лальск не имеет более того значения, которое имел раньше, когда через него шел Северный путь, а именно — по нему осуществлялась торговля России с Востоком. Из Китая через Лальск шли в русские княжества товары — шелк, чай,