Крысы в городе - Александр Щелоков

Снаряжались серьезно. Здесь никто не боялся показаться трусом. Каждый давно наделе проверил, чего стоит сам и на что способны его товарищи.

Помогая друг другу, надевали тяжелые штурмовые бронежилеты «варан», способные защитить от прямого попадания пуль автоматов «узи» и АК-74. Прилаживали на головах пулезащит-ные шлемы, которые между собой называли «глобусами». Проверяли ножи, автоматы, гранаты.

Свой план Клоков строил на том, что боевики никогда не примут предложение сдаться властям. Волки, которых пестовали за колючим забором на деньги Саддама и его подельников, несомненно, волокли за собой такие хвосты преступлений, что у них не оставалось выбора — лечь костьми или прорваться и уйти. Если посылка верна, думал Клоков, то нужно заранее создать вокруг базы ситуацию, в которой боевикам для прорыва придется избрать лишь одно направление. Одно, но именно то, которое определит он, Клоков.

Второй задачей было сохранение жизни людей. Клоков не хотел иметь ни раненых, ни тем более убитых. Можно ли это сделать? Да, если так провести ликвидацию банды, чтобы исключалась необходимость подставляться под пули. Тех, кто поднимет руки, можно пощадить. С теми же, кто пойдет на прорыв, придется вести автоматные «переговоры».

Исходя из своих посылок, Клоков разбил отряд на три группы. В случае отказа боевиков от капитуляции первая группа должна продемонстрировать на западной окраине базы сильное огневое присутствие. Это вынудит боевиков уходить на восток, к лесу, где их будет ожидать самая сильная группа, засевшая в засаде. Лишь трех человек Клоков выделил для прикрытия дороги на Тавричанку. Здесь могли пойти на прорыв только автомобили с боевиками высшего ранга. Справиться с ними помогут Гончаров и люди, которые будут с ним.

Перед началом операции Клоков, как всегда, стал нудно наставлять бойцов. Он знал — в повторении прописных истин его люди давно не нуждаются. Суровые воины, испытавшие на своей шкуре знойные ветры пустыни Регистан и пронизывающий холод чеченских гор, знали цену жизни и меткого выстрела. С самого начала они не выбирали свою судьбу. Им ее назначили политики, считавшие, что «интернациональный долг» и «восстановление конституционного порядка» не война, а благородное дело, возносящее вождей на пьедестал славы и несущее счастье облагодетельствованным народам.

Собровцы лучше других знали, что слова «за вами сила закона» — пустое лицемерие болтунов, облеченных властью. После первого выстрела каждый боец остается наедине с собой и с пулей, которая в него направлена. Кому не повезет, тот поймает ее собственной грудью, которую не прикроешь самым толстым томом свода законов.

Все это знал и понимал Клоков, но не мог не повторять своих наставлений в десятый, в сотый раз. Боевой командир, он никогда не имел дела со сводками потерь, которые проглядывает высшее начальство. Потери — убитых и раненых — Клоков всегда видел собственными глазами: кровь, вспоротые животы, синеватые кишки, вываливающиеся наружу, оторванные руки и ноги. Для него потери были конкретными людьми, с именами и фамилиями, его друзьями, которых он ни за что не хотел терять.

Бойцы слушали командира хмуро: неужели не надоело твердить всякий раз одно и то же? Даже они не понимали его.

Пройти лес оказалось делом нетрудным. Он только издали казался густым и темным, а на деле здесь можно было проехать даже на джипе. Конечно, если хорошо и быстро крутить руль.

Катрич занял свое место в цепи. По привычке он шел. быстро, напористо. Примерно каждые пятьдесят метров останавливался и оглядывался. Потом, наметив удобный маршрут, шагал дальше.

С обеих сторон до него доносились негромкие звуки. Рядом шли остальные бойцы. То треснет под чьей-то стопой сучок, то прошелестит задетый ногами куст.

Не выходя на опушку, цепь задержалась. Предстояло занять позицию, которая отвечала бы замыслу Клокова.

Уже стемнело, когда на двух машинах Горчаков, Рыжов, три автоматчика и радиоспециалист подъехали к базе и остановились в сотне метров от ворот. Радист — расторопный и суетливый парень — настроил громкоговорящую установку. «Матю-гальник» — мощный переносной репродуктор — он унес в сторону от машин и установил его на специальном штативе. Наладив систему, передал микрофон Горчакову. Тот проверил время. Было двадцать три ноль две. На базе только что дали отбой. К этому сроку все участники операции должны были занять исходные позиции.

— Можно говорить? — спросил Горчаков радиста. Тот блеснул армейской выучкой.

— Так точно, товарищ полковник! И сразу громыхающий голос ударил в уши, пролетел над полем, эхом отразился от леса и вернулся назад.

— Господа боевики! Существование вашей базы незаконно. Она стала местом, где укрываются уголовные преступники. В вашем арсенале оружие, приобретенное незаконным путем. Предлагаем вам не оказывать сопротивления. Не брать оружия. Всем выйти на плац и сдаться властям. Гарантирую всем сдавшимся снисхождение, законное рассмотрение их дел. Невиновные и обманутые будут освобождены…

— Бу-у-дут жце-ны, — эхом вернулось назад. Со стороны базы хлопнул выстрел. Меткий. «Матюгальник» екнул, захрипел и умолк.

Горчаков вернул микрофон радисту.

— Снайпер, собака! Эти не сдадутся.

— Вы до сих пор сомневались? — Рыжов не сдержал эмоций.

— Нет, но приказ стрелять можно отдать, когда знаешь — иного пути нет.

Лампочка, освещавшая территорию базы, внезапно погасла. От казармы прозвучала автоматная очередь. Сверкающие искры трассирующего огня прочертили пунктир высоко над группой Горчакова. Боевик не стрелял прицельно. Он лишь обозначал готовность драться.

— «Восьмой», «десятый»! — Горчаков держал в руке черный пенал портативной рации «алан». — Начали. Начали!

Лекарева назначили в группу обозначения огневого налета. В наступившей темноте четыре автоматчика, растянувшись как можно шире, но не теряя друг друга из виду, приблизились к колючке, опутавшей базу. Из-за ограды до слуха Лекарева донеслись какие-то неясные звуки. Он замер на месте, прислушался. Вскоре ему все стало ясно. У сарая сошлись два караульных.

Они стояли метрах в трех один от другого и громко разговаривали. Что сказал первый, Лекарев не расслышал, но, должно быть, что-то особенно глупое или смешное. Второй караульный громко заржал, потом закашлялся.

Лекарев узнал Рубаку — старательного и злого бойца из группы Психа. Рубака отчаяннее других орал «бей!» на занятиях и свою готовность рвать на части тех, кого прикажут, подтверждал умением стрелять. Он вбивал пули в мишени как гвозди — одним ударом и точно в то место, куда те должны были воткнуться.

Со стороны ворот, пугая и будоража, заорала громкоговоря-щая установка.

— Гос-по-да бое-е-вики!

Лекарев слыхал, как Рубака выругался.

— Ну уж нет, не возьмете!

Оба караульных сорвались с мест. Рубака укрылся за сараем, выстрелил. «Матюгальник», рявкнув напоследок непонятную фразу, с разбегу заткнулся.

На груди Лекарева зашипела спрятанная в кармане рация.

— «Восьмой», «десятый» — начали…

Лекарев поднял автомат.

Поддерживая его, справа и слева прошили темноту строчками трасс еще два «калаша». Лекарев швырнул за ограду взрывпакет. Он рванул впечатляюще громко. Ухнуло справа и слева.

Война началась.

Нигде котелки не варят так быстро, как на войне. Уже пять минут спустя после начала стрельбы боевики поняли — уходить надо на восток, к лесу, откуда не раздалось ни одного выстрела. Будь эти люди тактически грамотными, способными думать под огнем, они бы проверили — нет ли именно там засады. Но человек, который умел думать по-военному, тот самый инструктор, который командовал Лекареву: «Чечен, пошел!», оказался в другом конце лагеря. Он решил уходить с базы на машине вместе с Саддамом. Теперь боевиками командовал Коршун — отличный боец, одинаково метко стрелявший с обеих рук и ровным счетом никакой тактик. Он собрал вокруг себя ко р е ш е и, коротко изложил им свои соображения. Никто не высказал сомнения в правильности его решения. Слишком ясно просматривалась мертвая зона. Все было слишком похоже на групповой побег из зоны.

Держа автоматы на изготовку, группа рванула к лесу по поросшей бурьяном целине.

Собровцам долго ждать не пришлось. Боевики двигались тесной кучей, не предпринимая попыток маневрировать. Так при столкновении конкурирующих кланов в базарной драке каждая группа плотно сбивается вокруг атамана.

Собровцы позволили боевикам подойти метров на пятьдесят, когда Клоков, не повышая голоса, словно речь шла о том, чтобы в комнате кто-то зажег свет, подал команду:

— Огонь.

Четыре автомата выплеснули в темноту желтые слепящие языки пламени. В группе бежавших боевиков несколько человек упали сразу. Остальные, мгновенно поняв, насколько дешево купились на тишину, рассыпались и ускорили движение. Ударили новые выстрелы. Зло матерясь, боевики открыли беспорядочный, ноот того не менее опасный ответный огонь.