Яшмовая трость - Анри де Ренье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свиданья ждать покорно за могилой.
Из цикла НАДПИСИ НА ТРИНАДЦАТИ ГОРОДСКИХ ВОРОТАХФердинанду Брюнетьеру
НА ВОРОТАХ ЖРИЦ
О жрицы, до колен вы поднимите ваши
Одежды легкие, залитые светло
Заката отблеском румяным, и чело
Венчайте розами. С собой возьмите чаши,
Где черных бабочек и пчелок золотых
Изображенья есть. Волну кудрей густых
Пред зеркалом, смеясь, вы заплетите в пряди;
Кристалл разбейте тот, из чьей зеркальной глади
Ваш лик смеющийся глядел лишь миг назад,
В лучистом сумраке из храма по две в ряд
Вы выйдете затем. Пускай зефир свободно
Играет тканями покровов дорогих;
Молчание храня, и на плечах нагих
Богини статую неся поочередно,
Пройдите городом, где с нею ежегодно
Вы совершаете медлительный обход.
Напейтесь из ручья под пальмою высокой;
Когда же двинетесь обратно в тьме глубокой,
О жрицы, бойтесь вы неровностей дорог.
Склоните голову у каменного входа,
Дабы вы не могли, переступив порог,
Богини статую разбить об арку свода.
НА ВОРОТАХ КОМЕДИАНТОК
Повозка у ворот. Бледнеет луч денницы,
Заколосилися везде поля пшеницы,
Резвится Фавн в лесу и Нимфа — у ручья,
И, вместе с летнею таинственной порою,
Вернулась к нам опять бродячая семья
Затем, чтоб воскресить искусною игрою,
При помощи румян и маски изменив
Знакомые черты — наивный древний миф,
Иль басню старую, а также — прелесть вечной
Бессмертной сказки той, животной, человечной
И близкой божествам, которую в тени
Дубравы и пещер, исполненных прохлады,
Сатиры желтые и белые Дриады
Разыгрывают так, как и в былые дни.
Спешите, час настал, и ждет толпа в молчаньи.
Во взоре у детей и кротких стариков
Вам улыбается приветно ожиданье.
Ворота, скрытые под тяжестью венков,
Гостеприимная открыла вам столица;
Вы приближаетесь, держа в руке цветок —
Нарядные плащи, расписанные лица,
И каждая из вас, чтоб он упасть не мог,
Шнурует свой котурн, переступив порог.
НА ВОРОТАХ НИЩИХ
Нас гонит ураган и леденят морозы,
И лица нам кропят холодным ливнем слезы.
Нет ничего для нас ужаснее зимы,
Когда, готовые упасть среди дороги,
С мольбою к путнику взываем тщетно мы.
Собаки яростно у нас кусают ноги,
И ласточка задеть старается крылом;
В лесу сторонятся от нищих боязливо,
Хотя мы никому за зло не платим злом —
Затем, что слышали мы часто, как тоскливо
Шумит и плачет вихрь в прибрежных тростниках,
И часто видели, как в алых облаках
Над лесом и холмом вдруг загорались зори
И как светило дня закатывалось в море...
Терновник был для нас безжалостным врагом;
Когда ж мы на пути порой встречали камень,
Отказывался он служить нам очагом:
Похож на золото расплавленное пламень,
Из нас же каждый нищ, беспомощен и наг.
Закрыты все дома для нищих и бродяг;
Ты, Город роскоши и царственных чертогов,
Ты принимаешь всех: гетер и астрологов,
И дверь железная для тех лишь заперта,
Кого преследует и гонит нищета.
Проклятие тебе! Проклятие отныне
И во веки веков в слепой твоей гордыне!
Здесь, у ворот твоих, о медный их замок
Швырнул я данный мне с презрением кусок.
НА ВОРОТАХ НОВОБРАЧНЫХ
Забрезжила заря в дали небес прозрачной.
Возьми расписанный светильник восковой,
Который озарял восторги ночи брачной.
Вчера, когда, обряд исполнив вековой,
Мы вместе с шествием порог переступили,
То провожатые нам факел засветили
И ими уголь был возложен на очаг.
Сулит Грядущее нам радость или мрак —
Оно для нас одно и то же с той минуты,
Хотя бы выросли одни кусты цикуты
Там, где любуемся мы розами теперь.
Пробрался первый луч в растворенную дверь.
Вставай! Горит восток в сияньи бледно-алом,
Надень дорожный плащ и перстень твой с опалом,
И с факелом в руке — мы выйдем за порог.
А если над землей лежит покров тумана —
Дай руку мне твою, чтоб поддержать я мог
В пути шаги твои. Вкруг старого фонтана
Мы трижды обойдем, где, вся обнажена,
Спит нимфа юная, в струи погружена.
Вот разливается заря по небосводу,
Светильник погрузи, ненужный больше, в воду.
Пойдем на взморье мы иль в лиственную сень,
За аркою ворот нам блещет ясный день,
И пусть легко звучит под аркой из гранита
Певучий