Египтолог - Артур Филлипс

Полиция хотела разыскать сокровища, в этом вопросе она давила на подозреваемого очень сильно. А египоп все говорил мне: «Вы там были? Тогда сами знаете, гробница пустая!» Само собой, Абдул, ты ее и опустошил. Подписывать признание он упрямо отказывался, что, я уверен, аукнулось ему наказанием еще строже. Не надо было малому гоношиться.

С местными властями мне долго возиться не пришлось. Два белых человека убиты аборигеном, как раз когда туристы живо заинтересовались Египтом (благодаря отличной работе Картера). Нерешительность не приветствовалась, и египетские власти, как и американский с английским консулы, остались довольны скоростью, честностью и подобающим приговором.

Что до меня, то пусть мне не удалось ответить с непоколебимой уверенностью на все вопросы моих клиентов и найти хоть один из четырех трупов, но уж в этом конкретном деле я сыграл важную роль: идентифицировал нарушителя, задержал его и предал суду. А английский и австралийский консулы были к тому же признательны мне за мои отчеты о событиях 1918 года.

Да, было бы здорово, кабы мы нашли останки Марлоу и Колдуэлла, тела Трилипуша и Финнерана, а то и преподнесли бы суду на блюдечке этого египтянина, пойманного поблизости от трупов с руками в крови. Но так не бывает, Мэйси. Нет, коллега, плох тот преступник, который не заставляет детектива поворочать мозгами, чтобы понять, как было дело. А в том, как оно было, нет никакого сомнения, подробности проговаривались на суде и изложены в прилагаемой газетной вырезке: печально известный своей жестокостью и мстительностью абориген (к тому же и небогатый), которого вышибли с речного парохода за драчливость, пристал к белому археологу в надежде, ежели тот что-нибудь найдет, что-нибудь и спереть. Когда экспедиция зашла в тупик, он бросил этого белого и пристал к другому. Позже убийца узнал, может, до него дошел слух, пронесшийся по Картерову лагерю после того, как Картер побывал на Трилипушевом участке, что неудачная экспедиция обернулась жутко удачливой. Абориген вернулся и разнюхал, что добычу охраняют двое мужчин, один из которых к тому же ранен. В промежутке между моей беседой с Трилипушем 30 числа и утром 1 числа, когда они с Финнераном должны были отправиться пароходом на север, египтянин их подкараулил, убил, сжег их одежду, избавился от тел и спрятал сокровища. Когда бы он не был так глуп и не попался бы на патефоне и сигарах, безделицах в сравнении с упрятанной добычей, — мог бы избежать правосудия. Тот факт, что ему требовались подельники, особенно для транспортировки и припрятывания сокровищ, нельзя было отрицать. Но он его все-таки отрицал.

Зачем бы преступнику до конца все отрицать, особенно когда ему грозит солидный срок заключения? Вернувшись в Каир, я встретился там в клубе с одним парнем, так он сказал мне, что в истории египтологии было много подобных случаев. Современного египтянина исторические аспекты зарытого под землей золота не интересуют, он знает только, что сокровища — это деньги. Аборигенские семьи частенько тайно выкапывают археологические богатства и затем сбывают их малыми долями и подолгу (иногда десятками лет). Они думают (наблюдая за белыми, которые на Египте просто помешались), что под землей лежат банковские вклады, которые можно тратить, когда припрет. Убийца Трилипуша пошел в тюрьму, сознательно прикрыв друзей и семью, намеревавшихся много, много лет жить на доходы от несметных сокровищ из могилы царя Атум-хаду, которые продавались потом через секретные дыры в заборах.

А в поезде Каир — Александрия мы с моим напарником Мэйси обсуждали совсем другой вопрос: кто имел право на сокровища Атум-хаду? Трилипуш, убивший из-за них Пола Колдуэлла и Хьюго Марлоу? Или Честер Кроуфорд Финнеран, оплативший Трилипушево открытие? Или Джулиус Падриг О'Тул, который дал Финнерану эти деньги? Или же ближайшие родственники Пола Дэвиса-Колдуэлла и Хьюго Марлоу? Гектор Марлоу и Эмма Хойт? Думаю, наследники египетского убийцы имеют на сокровище столько же прав, сколько и все остальные в этом грязном деле. Я не особенно теребил власти, чтобы они взялись и за этих людей, так сказать, трясли бы дерево до тех пор, пока сообщники не посыплются на землю. Опять-таки, только деньги и сводят людей с ума, так оно всегда бывает. А заплатить пришлось четырем трупам, отвергнутой молодой женщине, человеку в тюрьме и разбитым сердцам от Сиднея до Луксора и от Лондона до Бостона. Деньги, Мэйси, влияют по нарастающей. Коли уж они толкают людей на что-то, те с готовностью сигают вниз с обрыва.

Само собой, я стребовал с клиентов весь гонорар, все расходы — с наследников Дэвиса, с Томми Колдуэлла, Рональда Барри, Эммы Хойт, четы Марлоу, О'Тула — и отчитался перед ними, как мог, сказав им то, что им нужно было знать. В конце июля 1923 года я вернулся домой в Сидней — через год с лишним после того, как уехал. Особенно много про дело не писали, вот разве что «Луксор таймс». Не могу сказать, что не был разочарован странным равнодушием мировой прессы.

Однако же правосудие восторжествовало, истина выплыла наружу, согрешившие были наказаны. Для меня это было, само собой, главное приключение в жизни, одно из самых заметных дел в моей карьере, венец моей дедукции и лучшее расследование в пору расцвета умственной деятельности. Я объездил весь земной шар, побывал в домах богатых и влиятельных людей, видел мужчин и женщин всякого общественного положения, все они жили, повинуясь одним и тем же универсальным импульсам. И никогда, задумываясь над увиденным, я не удивлялся, а если и удивлялся, то не взаправду. Мотивы иногда скрыты, но их очень немного. Люди — открытые книги, нужно только научиться их читать. Когда умеешь, это тебе и проклятие, и удовольствие. Коли будете долго и прилежно изучать человеческую природу — неизбежно этого достигнете. Как каждый хороший детектив.

Надеюсь, я обрисовал все линии и логику дела достаточно беспристрастно, и вы теперь сможете дописать свою «семейную историю», дополнив ее для наших читателей.

Я оглядываюсь назад, и мне, честно говоря, слегка не по себе — уж очень много времени я потратил на рассказывание этой истории. Я, мой друг, уже выбрал следующее наше дело, и когда бы у меня был магнитофон и микрофон, я бы запросто наговорил его на пленку. Не думаю, что расходы будут слишком уж высоки. Ежели бы вы вложились в это дело, мы бы потом поделили расходы по нашему партнерскому соглашению. Жду, что вы на это скажете. Ожидаю вашего ответа. Готов начать сразу же, как только вы напишете. Наши читатели ждут. Время поджимает.

Ваш у адских врат,

Феррелл

Мисс Маргарет Финнеран

Авеню Содружества, 2

Бостон

25 января 1923 г.

Моя дорогая мисс Финнеран!

В связи с тем, что в осеннем семестре сотрудничество мистера Трилипуша и Гарварда подошло к концу, я беру на себя смелость переслать вам почту, скопившуюся в его кабинете за время его затянувшихся странствий по Египту, а именно: шесть египтологических и археологических журналов; личная бандероль из Англии; два письма из музеев; несколько записок студентов (незапечатанных). Если вы будете столь любезны передать их мистеру Трилипушу по возвращении его из Египта, то избавите всех нас от волнений и неприятностей.

С наилучшими пожеланиями в связи с приближающимся бракосочетанием с великим человеком,

К. тер Брюгген кафедра египтологии

ЛИЧНО для профессора Р. М. Трилипуша

Кафедра египтологии

Гарвардский университет

Кембридж, Соединенные Штаты Америки

29 сентября 1922 г.

Мой сегодняшний день был на редкость безотраден (и это — один из тех редких солнечных дней, которыми наш переменчивый, если не сказать сволочной, Отец Небесный награждает нас в последнее время). Я был вынужден провести совершенно выматывающий час или два в компании маленького прыщеватого австралийца, на голове которого обретается нелепейший оранжевый мех. Когда он ушел, я тотчас схватился за перо и бумагу: он был столь любезен, что дал мне твой адрес в славном и милом Гарварде. Гарвард! Сколь благородно! Разумеется, для учеников старого Баллиола вроде нас с тобой он чуток провинциален, нет? Сдается мне, Марлоу давал Гарварду весьма забавные прозвища. «Последнее прибежище нетрудоспособного»?

Кажется, я тебе соврал, дорогой: когда он ушел, я не хватался за перо или бумагу. Я подождал, пока он явственно и бесповоротно не выйдет из здания, после чего какое-то время рыдал. Я более не склонен к истерикам, Ральф, и уже с давних пор, но маленький жалкий мистер Феррелл из породы скучнейших детективов подтвердил мои худшие опасения. Нет, ничего такого, чего я не подозревал уже много лет, но одно дело — знать нечто, и совсем другое — об этом знать, если ты понимаешь, что я имею в виду. Когда я увидел твою бесподобную книгу с посвящением родителям Хьюго, я узнал то, о чем ты, разумеется, знал уже годы, чего я каждодневно боялся, во что тщетно старался не верить.