ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

— Вы? — Ее изумление было таким глубоким и искренним, что сиру Врану сделалось нехорошо. — Вы? Мой любовник? Не смешите меня, бедный человечек. Я провела с вами несколько приятных ночей, и вы многое сделали для того, чтобы развлекать меня по утрам и в течение дня, но этого недостаточно. Уж вы мне поверьте! Теперь же я хотела бы распрощаться с вами.

— Но вы совершенно не знаете этих мест, — сир Вран удержал ее за руку. — Позвольте хотя бы помочь вам в поисках.

Несколько секунд она рассматривала его, словно пытаясь определить: годится ли он для такого дела, как поиски любовника корриган. И наконец покачала головой:

— А как вы мне поможете? Все время будете находиться рядом и болтать, болтать, рассказывать, как я хороша и как вы нуждаетесь во мне, а сами, небось, только о том и думаете, как бы выклянчить у меня дары долголетия и процветания…

Сир Вран даже не покраснел, когда услышал это.

— Что ж, вы вольны считать, как вам вздумается, дорогая госпожа, но позвольте хотя бы попросить вас задержаться на один день.

— Для чего это? — Она прищурилась и принялась яростно расчесывать свои красные волосы растопыренной прядью, потому что ни одна расческа для этого дела не годилась: все они мгновенно оказывались без единого зуба. Ну, в крайнем случае, с одним-единственным, который скреб кожу головы и оставлял на ней красноватые полосы.

— Я хотел просить вас помочь одной семье, — вкрадчиво проговорил сир Вран. — Это бедная крестьянская семья, там несколько дочек и ни одного сына. Они едва сумели собрать урожай, а теперь их постигло сразу два несчастья: сперва заболела корова, а теперь еще и в яблоню ударила молния.

— Ладно, — сказала корриган. — Ради яблони я, пожалуй, задержусь ненадолго. Да и коровы мне нравятся. В них много растительного, хотя в конечном итоге они все равно оказываются мясом.

Она распустила волосы по плечам, поправила свое зеленое платье и провела по нему ладонями, чтобы оно лучше блестело, и наконец унылым тоном произнесла:

— Идемте…

Они вышли из замка и отправились к бедствующему крестьянскому семейству, только дорога оказалась очень долгой, и сир Вран то и дело подводил свою подругу полюбоваться каким-нибудь кустом или особо крупным васильком, или тем, как чудно блестит речка и как хороша мельникова дочка, которая побежала сейчас помогать по соседству белить холсты.

Он также подстрекал ее к разным разговорам, до которых корриган иногда бывала весьма охоча, сам предлагая помыть косточки соседским дамам или обсудить какую-нибудь сомнительную помолвку. Но на все эти красоты, и те, что открывались взору, и те, что тешили слух, Гвенн отвечала лишь скучными фразами невпопад. Так, рассматривая толстого шмеля, зависшего над толстым, обмякшим цветком шиповника, Гвенн только вздохнула и сказала:

— Некоторым мужчинам, кстати, идет толстое брюхо, оно придает им значительности и мужественности, особенно когда мускулистое. А у других — как нищенская сума, в которую понапихано всякой дряни без разбору… Какая уж тут мужественность!

— К чему вы это говорите, дорогая Гвенн? — обеспокоился сир Вран и оглядел свою безупречную крепкую фигуру. — Неужто я начинаю толстеть?

— Вы? — она окинула его удивленным взором. — А при чем тут вы?

И отправилась дальше.

А когда сир Вран остановил ее возле россыпи выцветших незабудок, когда-то ярко-синих, а теперь нежно-фиолетовых, корриган почему-то произнесла:

— Есть такие люди — с обратным зрением, ну, которые все видят наоборот. Где для всех белое, там для них черное, а где для всех желтое — там для них фиолетовое. Ну вот, представляете, каково им бывает звездной ночью! Большое белое небо все истыканное черными точками! Ни дать ни взять — простыня, засиженная мухами. Такое вот обратное зрение — страшное проклятие, и я часто об этом думаю. Только я ни одного человека с такими глазами не встречала. А вы?

— Но кто же может наложить подобное проклятие? — забеспокоился сир Вран. На самом деле ему безразличны были столь редкие недуги, встречающиеся у каких-то неведомых людей. Настолько редкие, что даже Гвенн знает о них лишь понаслышке. Но он готов был разговаривать и об этом, только бы корриган было с ним интересно.

— Понятия не имею, — сказала Гвенн и надула губы. — Я ведь по вашему тону слышу, сир Вран, что вам до этих заколдованных людей и дела нет, а я иногда даже плачу, когда о них думаю!

Ее голос действительно дрогнул. Сир Вран счел правильным обнять ее за плечи и слегка прижать к себе, утешая.

У большого одинокого дуба, растущего посреди луга, корриган остановилась, долго рассматривала его, потом обошла кругом и наконец приложилась лбом к теплой шершавой коре.

— У этого дерева тоже меланхолия, или я ничего не понимаю в том, как ходят древесные токи под корой, — заявила корриган. — Я побуду здесь, с ним.

— Но как же яблоня? — напомнил ей сир Вран. — В нее ведь ударила молния, не забывайте!

Корриган чуть повернула голову вбок и посмотрела на своего назойливого приятеля косящим глазом, который все время перебегал с одного предмета на другой и никак не мог успокоиться прямо на том, с кем разговаривала фея.

— А, — сказала она отрывисто. — Ну, конечно. Но в дуб молния могла бы ударить вернее, не находите? Яблоня ведь росла в саду, среди других деревьев. Странно, что ей не повезло. Впрочем, такое случается даже с людьми. Сидит себе маленький человек, да еще на корточках, и тут — на тебе! — прилетает молния.

Она поцеловала дерево и отправилась вместе с сиром Враном дальше.

Оказавшись перед убогой хижиной, откуда высыпали пять или шесть девочек, а следом вышла и их мать, худенькая коротышка, Гвенн наморщила нос.

— Скажите-ка, милая женщина, это вы породили всех этих девчонок? — обратилась корриган к крестьянке.

Та подняла голову, щурясь, взглянула на странную госпожу с красными волосами и криво посаженными глазами, отметила и черные сломанные брови, такие, будто пьяный нарисовал их углем на высоком гладком лбу. От страха у женщины отнялся язык, и она только присела в поклоне.

— Ну, должно быть, они выскочили из тебя, как горошины из стручка, — снисходительно заметила корриган. — Я кое-что знаю о том, откуда берутся дети, хотя сама никогда толком не пробовала… — Она повернулась к девочкам и выбрала одну из средних, с выгоревшими волосами, босую. — Ты! Как тебя звать?

— Флора.

— Чудесное имя. Кажется, я угадала правильно. Ну так что, Флора, покажешь ты мне ту яблоню, которая пострадала от грозы?

— Я все вам покажу, красивая госпожа, — сказала Флора, робко поглядывая на сира Врана.