Анжелика и ее любовь - Серж Голон

– Прошли рифы! – победоносно произнес Ле Галль.

Вздох облегчения вырвался из груди друзей и врагов, всех, собравшихся на палубе.

Раздалась резкая команда Эриксона, лязгнула опущенная цепь. Снова встав на якорь, «Голдсборо» еще безмятежнее закачался на волнах. Все ждали, что сейчас послышится плеск весел возвращающегося шлюпа.

Этого не произошло, и тогда Ле Галль несколько раз прокричал в рупор, а затем приказал звонить в колокол. И тут Маниго, которого осенила внезапная идея, подошел к кабестану и потянул за трос. Трос легко поддался и повис у него в руках.

– Оборвался трос!

– А может, его обрубили?

К ним подошел матрос-гугенот с острова Св. Маврикия, который все это время находился у кабестана.

– Это случилось в тот самый момент, когда мы проходили рифы. На шлюпе поняли, что нас может увести на скалы, и выполнили этот красивый маневр. Теперь мы в безопасности.

Вытащив провисший трос, они убедились, что он действительно разрублен топором.

– Да. Трос у них уже кончался. Красивый маневр! – повторил восхищенный матрос. Все повторили:

– Да, замечательный маневр, и у совсем незнакомых берегов.

Вдруг Маниго осенило новое подозрение:

– Но кто стоял у кормового весла, когда мы проходили между скал? Ведь Эриксон был рядом с нами.

Они пошли на корму. Анжелика последовала за ними. Ей хотелось бы предвидеть и встретить лицом к лицу любую из затаенных опасностей, которые она ощущала повсюду. Стихия им больше не угрожала, но успокоения не было. Человеческая солидарность, возникшая в борьбе с морем, исчезла. Между протестантами и Жоффреем де Пейраком начиналась новая, решающая партия.

На корме все увидели тело испанца – самого никудышного человека из всех бунтовщиков, чья никчемная жизнь была прервана ударом кинжала в спину…

– Неужели Эриксон доверил эту вахту ему?

– Это немыслимо. Или же он предусматривал его замену другим!..

Они долго смотрели друг на друга молча, не находя ни слов, ни возможности что-то объяснить, как-то приободриться.

– Госпожа Анжелика, – обратился Маниго к единственной женщине в их группе, – не правда ли, что когда мы проходили рифы, за штурвалом был именно ОН?

– Как я могу знать, господа? Ведь меня в трюме не было. Я все время была здесь, с вами. Это не значит, что я одобряю ваши действия. Просто я все еще верю, что всем нам удастся спастись.

Ларошельцы молча опустили головы. Такой счастливый исход казался теперь маловероятным. Им вспомнились слова канадца: «Не ждите от нас пощады!»

– Остались ли на посту хотя бы те часовые, которые были у люков?

– Будем надеяться! Впрочем, кто знает, какие еще ловушки подстерегают нас в этом молочном море.

Маниго тяжело вздохнул.

– Я боюсь, что мы не выдержим никакого сравнения с нашими противниками ни в бою, ни в управлении кораблем. Но раз уж вино открыто, надо пить. Будем бдительны, друзья мои, и приготовимся дорого продать нашу жизнь, если потребуется. Кто знает, может быть, фортуна и улыбнется нам. У нас есть оружие. Когда рассеется туман, определим, где мы находимся. Земля близко, вот с этой стороны, как подсказывает эхо. Мы стали на якорь на спокойном рейде. Даже если шлюп не вернется, доберемся до берега в имеющейся на борту лодке. Нас много, и мы вооружены, в том числе и пушками. Проведем разведку, обязательно найдем и запасемся питьевой водой, под вооруженной охраной переправим на берег Рескатора и его людей, а затем поплывем на острова.

Его слова никого не утешили.

– Похоже, я слышу звон цепей, – сказал Мерсело.

– Да это эхо.

– Эхо чего?

– Может быть, это с другого корабля? – предположил Ле Галль.

– Нет, это больше напоминает звон нашей ларошельской цепи, когда ее тянут от рейда в гавань к башне святого Никола.

– Вы бредите!

– Я тоже что-то слышу, – сказал кто-то.

Все снова замерли в ожидании.

– Проклятый туман! Как тут не вспомнить наши славные родные туманы. Я никогда не встречал такого, как этот.

– Наверное, это из-за теплого и холодного течений, в которые мы попали.

– Удивительно хорошо разносится звук. Ведь обычно густой туман все приглушает.

– А где Эриксон? – спросил вдруг Маниго.

Найти канадца не удалось.

Когда стемнело, юный Мартиал зажег первый фонарь и сразу же пришел в необыкновенное волнение.

– Идите сюда! Посмотрите! – закричал он.

Сбежавшиеся мужчины, женщины, дети застали его в созерцании великолепного зрелища: скромный огонек отразился в тумане целой иллюминацией. Свет от него попадал в тысячи ледяных кристалликов, от которых вспыхивали новые бесчисленные огоньки – зеленые, зелено-золотые, желтые, красные, розовые, голубые. Когда загорелись остальные фонари и от каждого побежала своя многоцветная фантасмагория, все, раскрыв рты от восторга и ужаса, восхищенно спрашивали друг друга: «Где мы?»

Анжелике никак не удавалось заснуть, и она несколько раз поднималась на палубу. После долгих дней плавания было странно чувствовать, что корабль стоит на якоре, а где-то вблизи прибой накатывается на гальку.

Она вспомнила ощущение неотвратимости боя, как в Бокаже во время ее бунта, атмосферу на борту королевской галеры и среди мальтийских рыцарей за несколько часов до нападения врагов.

«По существу я женщина-воин… Жоффрей не знает этого. Он ничего не знает обо мне, о том, какой я стала!»

Она смотрела на окруженные радужными ореолами силуэты закутанных в темные плащи продрогших людей, очарованных зрелищем этой странной ночи. Зыбкий туман временами покрывал их плечи искрящимся инеем.

«Почему я здесь? – спрашивала она себя. – Ведь они мне не милы, вернее, больше не милы. Я возненавидела Берна, который был моим лучшим другом. Я бы простила ему очень многое, но то, что он хотел убить Жоффрея, – этого я не прощу никогда. И все же я здесь… Я поступила правильно: ведь здесь дети… Онорина. Я не могла их оставить. Жоффрей сильный человек. Он познал в жизни все, что доступно мужчине. Он крут. У него нет слабостей, даже такой, как любовь ко мне…»

Ей так недоставало его присутствия, вдали от него она чувствовала себя как в ссылке. Той ночью он был таким родным, таким нежным… Что это было – мираж или действительность? Теперь она не знала…

Анжелика снова вышла на палубу, когда стало рассветать. Внезапно кто-то тронул за ее плечо. Обернувшись, она увидела тех двух матросов, которые вместе с Никола Перро сопровождали ее в Ла-Рошель. Неужели и они перешли к бунтовщикам? Но это опасение сразу отпало.

Один из них, без сомнения, мальтиец, зашептал на средиземноморском наречии «сабир», которое она понимала достаточно хорошо.

– Хозяин прислал нас, чтобы защитить тебя и ребенка!