Победа Элинор - Мэри Брэддон

Монктон наполнил свой стакан вином и передал бутылку Ричарду, но, не прикоснувшись к стакану вина, он молча сидел и обдумывал свои подозрения, нахмурив брови и сжав губы.

«Наперекор судьбе не пойдешь — думал он, — видно, жизнь всегда бывает похожа на плачевный французский роман, в котором мне назначено разыгрывать роль мужа и жертвы». Как он любил, как он верил этой женщине! Ему казалось, что на ее лице выражается сама невинность и чистота, и он надеялся и верил ей — и что же? На первых же порах его женитьбы какой страшный переворот совершился в этом простодушном девственном создании! Тысячи изменчивых выражений, все одно другого для него таинственнее, переменили это любимое лицо в печальную и непонятную загадку, которую тщетно старался он разгадать! Эта жизнь превратилась для него в пытку. Ричард Торнтон отворил дверь, и Элинор с радостью вышла из столовой, держа Лору за руку, синьора же следовала за ними. Все три дамы вошли группою в залу и на минуту приостановились, чтобы взглянуть на Ланцелота Дэррелля и на его неизвестного друга.

У отворенной двери стоял Дэррелль, засунув руки в карман и опустив голову в угрюмой позе, которая была слишком памятна для Элинор. Незнакомец, тщательно приглаживая свою шляпу, казалось, говорил ему что-то, как будто предостерегал или уговаривал его о чем-нибудь. По в этом можно было только догадываться по выражению его лица, потому что он говорил почти шепотом.

Дамы прошли через залу прямо в гостиную. Элинор при втором взгляде на незнакомца еще более убедилась, что узнала ужасного француза. Она села у камина и стала обдумывать: не поможет ли это неожиданное появление исполнению се намерения? или не помешает ли он ей? или нельзя ли, как-нибудь убедить его помочь ей?

«Мне надо поговорить с Ричардом, — подумала она, — он лучше меня знает свет, ведь я в этом деле почти такой же ребенок, как и Лора».

Между тем, как мистрис Монктон рассеянно смотрела на огонь и мечтала о том, как бы лучше воспользоваться приездом француза для выполнения цели своей жизни, мисс Мэсон так и рассыпалась в похвалах незнакомому приятелю своего жениха.

— У него и вид-то такой добродушный, такой милый! — восклицала она, — он так красив со своими кудрявыми волосами и усами, точно у императора Луи-Наполеона! И как это я могла испугаться и думать, что он ужасный злодей с надвинутою шляпою на брови и с поднятым воротником, чтобы закрыть свое лицо! Как могла прийти мне мысль, что он приехал за тем, чтобы арестовать Ланцелота за какое-то страшное преступление? Теперь же все мои страхи исчезли, и я очень буду рада, если Ланцелот приведет его к нам чай пить. Одно слово, что он иностранец. Я думаю, что все иностранцы должны быть интересные люди — не правда ли, Нелли?

Элинор, услышав свое имя, оглянулась, но ни слова не слыхала, что говорила Лора.

— Что такое, душенька? — спросила она рассеянно.

— Не правда ли, что все иностранцы очень интересны? — повторила Лора свой вопрос.

— Интересны? Нет.

— Как, и французы-то?

Легкая дрожь пробежала по телу мистрис Монктон.

— Французы! Нет, я не люблю их!.. Почему я знаю, Лора? Низость и вероломство свойственны не одному только народу.

В эту минуту вошли в гостиную Монктон и живописец, а за ними очень скоро последовал Ланцелот Дэррелль.

— Куда вы девали своего друга, Дэррелль? — спросил Джильберт Монктон с удивлением.

— Он отправился назад, — отвечал молодой человек равнодушно.

— Вы допустили его уехать, не предложив ему отдохнуть или закусить чего-нибудь.

— Да я сам постарался скорее выпроводить его.

— У нас никогда не было в обычае выпроваживать друзей, когда они приезжают в холодную и ненастную зимнюю ночь, — сказал мистер Монктон. — Боюсь что, по милости вашей, о Толльдэле пройдет молва, как о самом негостеприимном месте. Почему вы не пригласили вашего друга остаться здесь?

— Потому, что я совсем не имел желания знакомить его с вами, — отвечал Ланцелот холодно. — Я никогда не говорил вам, что он друг мне, он просто знакомый и очень докучливый знакомый, как вы сами можете видеть. Он не имел права выведывать, где я нахожусь, затем чтобы ехать вслед за мной. Никто не должен навязываться со своим прошлым знакомством, хотя бы оно было самое приятнейшее…

— И тем менее, когда оно неприятно, — понимаю. Но что это за человек?

— Это француз commis voyageur, (путешествующий приказчик), или что-нибудь в этом роде, так уж во всяком случае, неважное знакомство. Он добрый товарищ и рад был бы свернуть с дороги для того, чтобы оказать мне услугу, но, к сожалению, он слишком пристрастен к полынной водке или к простому вину — словом, ко всем спиртным напиткам, какие только попадаются ему под руку.

— Попросту он пьяница?

— Нет, я этого не могу сказать, но знаю, что у него бывала уже несколько раз белая горячка. Кажется, он приехал сюда по поводу какой-то патентованной горчицы, недавно изобретенной каким-то гастрономом-парижанином.

— Вот как!.. А где вы с ним познакомились, Дэррелль?

При этом вопросе лицо Дэррелля точно так же побагровело, как и в ту минуту, когда слуга подал ему карточку француза. Не вдруг решился он отвечать на вопрос Монктона, однако очень скоро оправившись, он отвечал с обычной беспечностью.

— Где бишь я с ним познакомился? Ах, да! В Лондоне, разумеется, в Лондоне, в этом убежище отверженцев всех наций. Это было несколько лет тому назад, когда я там разгуливал свою безумную молодость.

— Прежде чем вы уехали в Индию?

— О да, разумеется, прежде, чем я уехал в Индию.

Монктон пытливо посмотрел прямо в лицо молодому человеку. Были минуты, когда рассудительная проницательность юриста, когда щекотливость честного человека брали в нем верх над себялюбивым страхом мужа, и в эти минуты Джильберт Монктон с сомнением спрашивал себя: добросовестно ли он исполняет обязанность опекуна, допуская Лору выйти замуж за Ланцелота?

Достоин ли Ланцелот той доверенности, котору он возлагает на него, вручая ему свою воспитанницу? Приличный ли он муж для неопытной и легкомысленной девушки?

Мистер Монктон мог решить этот вопрос одним только образом и только циническим взглядом на этот предмет мог заставить свою совесть молчать.

«Ланцелот Дэррелль не хуже и не лучше других молодых людей, — так размышлял он, — он красив, высокомерен, пусть и ленив, но бедная девушка вздумала влюбиться в него, и если я стану между ними, чтобы помешать этому браку, то сделаю это бедное дитя несчастною, тем более что, заставив ее выйти замуж по моему выбору, я подвергаюсь точно такой же ошибке, как и она; и может случиться, что выбранный мною человек выйдет еще хуже Ланцелота. Так пускай лучше она сама вынет билет в эту страшную лотерею, и я уверен, если Провидению угодно, то на ее долю достанется счастливый жребий».