Княжий остров - Юрий Сергеев

— Кто же укажет?

— Бог…

— А у вас есть связь с Беловодьем?

Как же без иё, есть… все святые книги там в сохранноотях… троих сынов я уж стерял на энтом пути, счас внук там учится. Должон вот-вот заявиться. Ежель путь не возьмет… Ты лопай-лопай рыбку-то, жирная, сладкая, силу придаст. Казаку без рыбушки нельзя, она кость крепя. Коли отец мой тя учил, мы навроде братьев теперя, токма я девятый десяток разменял.

- Я любил его… свято любил и помню досель, — грустно промолвил Егор, — удивительной души был человек… Суровый и добрый, веселый и яростный в схватке. Один решился воевать с красным полком, и если бы не пушка у них…

- Ежель бы не пушка, батя бы одолел их, — уверенно и без похвальбы сказал Ипат. Он подпер голову рукой и вдруг завел старинным распевом древнюю былинушку:

Шел Константин царь ко заутрене.Как упала ему во резвы ноги стрела огненная…А и взял да он иё и прочитал.На ней было написано-напечатано:«Идет под вас силушка жидовская —Ни лист ни травы не видно».На утре Константин царь круг закликивал.Зазвонил он звоны-звонские…Трязвонил трязвон-трязвонские…Собиралися все люди добрыя,Православныя христианушки.— Уж вы люди, люди добрыя,Христиане вы православныя.Идет под вас силушка жидовская —Ни лист ни травы не видно.И хто встанет у нас за Домы Божия,И хто встанет за души малоденческия,И хто встанет за ВладычицуПресвятую Богородицу?А старые за малова хоронятся…Только вышел из них Федор Тырянин,Малодешенек, мал-зародушек,Ему от Роду всево восемь лет.— И я встану за Домы Божия,И я встану за души малоденческия,я встану за ВладычицуПресвятую БогородицуПойдите возьмите у матушки прощения,Большую Слову благословения…Пошли они просить у матушки прощения,Большую Слову благословения.Она не дает ему прощения.— У меня он маловешенек,Маловешенек, мал-зародушек.Ему от роду всего восемь лет…Как и попадали все люди добрыя —Матушке ево во резвы ноги.— Ты и дай свому сыну прощенияИ большую Слову благословения.Дала ж матушка родимая прощенияИ большое Слово благословения…— Приведите мне коня неезжаннова,Принесите книгу Евангелию нечитанную,Остро копье невладанное.И привели ему коня неезжаннова,А книгу Евангелию нечитаннуюИ востро копье да невладанное.И сел же на коня Федор Тырянин,На востро копье опираетсяИ книгу Евангелию почитывает.Доехал же Федор Тырянин до чистой поли,Как и глянул он во чисто полю,Там идет силушка жидовская —Ни лист ни травы не видно…И стал уже он коня назад ворочать.А за неем-то стоит ВладычицаПресвятая Богородица.— Не боись, не боись Федор Тырянин,Маловешенек, мал-зародушек:У тебя назаду еще больше есть…Поехал он, Федор Тырянин,Не столько копьем рубит,Сколь конем топчет.Все вокаянное жидовье поослеплиИ стали сами себя рубить же.И стало крови коню по поясу,А Федору по стремёнушке.Он и стал просить сыру-землю:— Расступися ты, матушка сыра-земля,Попей-пожри кровь жидовскую…Расступилася матушка сыра-земля,Попила-пожрала кровь жидовскую.Поехал Федор Тырянин да весь в кровь.Встретили же ево всем градом люди добрыя,Христиане православныя.А он говорит:— Ужвы люди, люди добрыя,взведите мне сытцы медовенькой.уста сытцой промочу —Трое суток я не пил не ел.Никто не взял коня помыть кровьжидовскую.— А ты, моя матушка родимая, возьми коняДа веди ево на Ярдан-реку,Омой же кровь жидовскую…Повела она только коня ево на Ярдан-рекуСмывать же кровь жидовскую,Отколь взялся Змей Тугарин, —Да забрал матушку родимую со всем конем.Он же взял иё со своим конемИ понес иё во свою пещеру.Не успел Федор уста промочить,Бегут и кричат люди добрыя:— Чево стоишь, Федор Тырянин,А Змей-то Тварин твою матушку взялИ понес иё, родимую, со всем конем.Как и встал же он, Федор Тырянин,Идет он по морю, как посуху.Дошел же он до пещеры той…А матушка ево сидит во печёре той.— Мое дитя, чево ж ты пришел ко мне?Змей Тугарин меня поел и тебя поест.— Не боись, не боись, моя матушка,Не боись, не боись, моя родимая.Я и сам себя спасу и тебя спасу…Как летит, да и летит Змей Тугаринин —Изо рта у нево полымь сверкала.Стал же Федор Тырянин просить-молить:— Потяните вы, а вы ветры сильныя,Нанесите вы тучи грозныя,А пойдите вы, дожди сильныя,Намочите ему крылышки бумажныя,Нехай будет он летучий —Станет он ползучий,Да не будет он о семи хобот,А об одном…И не ешь ты людей,А ешь злых зверей…Пошел же дождь, дождик сильный.Намочил же ему крылышки бумажныя:И был он летучий — стал ползучий.Не стал о двенадцати голов, а об одной,Не стал о семи хобот, а об одном.И вострым копьем Федор ево проколол.И спас Федор Тырянинматушку родимую,И взял он матушку за праву руку,И повел же он иё и коня свавоВ свой град…

— Я никогда такой не слыхивал, — подивился Егор, — один вышел на бой против силы страшной и победил.

- Знать, характерник был он, как мой отец, как ты… вот токма мне он своей науки не завещал, считал меня слабоватым духом и очень сокрушался… но станичникам передал. Вот што, коль внучек заявится оттэль, я погутарю и весть вам подадут, ежель старцы наши вас примолвовать решат. Ступайте в Расею и ждите. Разом дело не делается…

- Война, Ипат… Немец на Дону, вот-вот турки двинут миллионную армию. Худо будет отбиваться, народу полегло пропасть сколько и ляжет еще больше. Решай быстрей. Я сам не ведаю, зачем Окаемову надо туда, но он очень просит дать ему Путь….

- Путь мы не уступим никому, а проводить сумеем… Молитесь! Причащайтесь, ступайте в старообрядческую церковь в Москве на исповедь, я слыхал, что открыли ноне иё… весточку ждите через иё. Ничем пока помочь не смогу… Путь долгий туда и часто безвозвратный…

- Будем ждать… и на том спасибо, — Егор поднялся от стола и перекрестился на иконы.

- Ступай, ступай, — мягко торопил его Ипат, словно сомневаясь в себе самом, что может сжалиться и проговориться о чем-то важном и тайном.

Егор это почувствовал, но не стал больше томить Буяна-младшего, пусть подумает, помолится и разберется в своих сомнениях. Может быть, и откроется сам. Силком ничего не достигнешь от казака, кроме сопротивления.

Утром Буян разбудил Егора и увел к озеру, подальше от людских глаз и ушей. Долго и печально смотрел через гладь воды куда-то за горизонт, словно отыскивая там далекий и желанный берег покинутой отчины и милых могил далеких предков. Родная земля силой притягивала на уклоне годов, и Егор уловил эту тоску в глазах Буяна, но молчал, не беспокоя его.

- Опосля тово, как в Расее не нашлось Федора Тырина и бесовское войско одолело иё, в Маньчжурию сбеглось полмиллиона русских, — начал тихо говорить Ипат.

— Знаю, я там был и видел.

- Так вот… собралося там множество ученых людей, и от безделья ли или от суеты, стали они шляться где попадя, создали институт по изучению «роднова края», добрались в Тибет прошлым летом и поднялись вверх по одной реке… белой с виду. Вода подмывает белую глину и оттого кажется млечной… Шли они, шли и уперлись в непроходимые скалы Гималаи. Дальше ходу не было. Любой бы иной отвернул от пропастей, но это были русские люди, коих ничем не угомонишь… полезли они по скалам, чуть не сгибли вовсе, и тут открылось им диво-дивное… За горами поднебесными — распахнулась великой ширины долина в лесах и полях… избы русские и какие-то люди в старинных кафтанах… сплошь ученые все, пропасть книг божественных имеют… тропы тайные идут от них на Русию, и все они ведают и все знают. Говор у них шибко древний, малопонятный, до Батыя так гутарили… Могет быть, это и есть энто место, что вы ищете…. А могет и нет…

- Белая река! — оживился Егор, — может быть, карту начертишь, Ипат?

- К чему карта? Те ученые люди в целости вернулись, даже привели в Харбин напоказ четверых горних жителей, вот у них и справьтесь.

— Спасибо! Это точно Беловодье?