Категории
Самые читаемые
RUSBOOK.SU » Проза » Историческая проза » Боярыня Морозова - Владислав Бахревский

Боярыня Морозова - Владислав Бахревский

Читать онлайн Боярыня Морозова - Владислав Бахревский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 102
Перейти на страницу:

Федосья Прокопьевна сидела сгорбясь. Соболья шуба ниспадала на пол, мех темный, как глубь бездонная, а сверху словно бы свет искрами.

– Говорите, прельщена старцами да старицами. Ни! Ни! Поставить вас рядом с ними – ангелы заплачут, а Сатана расхохочется. От тех старцев и стариц – истинных рабов Божиих – аз, грешная, истинному пути Христову и благочестию научилась. И о сыне моем перестаньте расточать хвалы и угрозы. Я Христу, свету, клялась быть верной до последнего моего издыхания. Ради Христа живу – не ради сына.

Митрополит Павел поднялся. В левую руку взял новоизданный «Служебник», правой коснулся иконы Спаса.

– Скажи нам кратко, Федосья Прокопьевна. По сей книге причащаются благоверные царь и царица, царевичи и царевны. А ты? Ты причастишься ли?

Распахнула боярыня глаза.

– Не причащусь! Се книга – Никоново издание. Не хочу душе моей развращения.

– Так как же ты о нас-то всех помышляешь, еретики есмь? Матушка праведная, опомнись!

– Враг Божий Никон своими ересями аки блевотиною наблевал, а вы ныне его скверну подлизываете.

Митрополит рухнул на стул. И тогда взвился Иоаким. Закричал, багровея:

– Что ты, владыко Павел, зовешь безумицу матерью, да еще и праведной? Се не дщерь Прокопия, се не Морозова! Избави Бог! Имя ей – бесовский выродок!

Ответ был спокойный, ясный:

– Беса проклинаю. По благодати Господа моего Исуса Христа, хоть и недостойная, но аз дщерь Его есмь. А вот вы – змеиный Никонов хвост.

* * *

В ту ночь икалось низверженному патриарху Никону: до утра, переменяясь, допрашивали, уговаривали, ласкали обещаниями боярыню Морозову златоустые дьяки и подьячий, игумены, архимандриты.

Никону в Ферапонтове не спалось. Вставал, пил воду. Но икота снова поднимала с постели, и, вконец изнемогши от бессонницы, опальный князь Церкви зажег свечу, сел писать слезное моление великому государю.

Сердце нехорошо ударялось о ребра: просить гонителя о пощаде – радовать целую свору, для которой слезы бывшего властелина – лакомство.

Осилил зачин и отложил перо, задул свечу.

Лежал, постанывая. На одиночество обрекал себя в годы молодые, чуя великие силы и стремясь к высшей мощи духа и слова. И вот – одинок. За всю Россию Бога молил, а если кто и поминает теперь, так раскольники – проклиная.

Самого опасного супротивника, царицу Марию Ильиничну, Бог прибрал. Молодая царица – приживалка в доме Артамона Матвеева. Артамон – друг царя с детства, всегда был его руками, а теперь – голова!

Досада разбирала. В патриархах знать не хотел всех этих стольников, дьяков, подьячих – мелюзгу. А среди них иные исполняли царскую службу, ему, гонимому, сочувствуя. Артамон-то был свой.

Увы! Не искал ты, Никонище, участия всех радеющих о тебе. Презрением от себя гнал… Царице написать? Как бы не взъярился Сам… Артамону? Не напортить бы. Коли Татьяна Михайловна помалкивает, а она в Тереме среди первых, стало быть, не время посылать ходатаев к Тишайшему.

– Да быть ли иным-то временам?! – снова простонал Никон, икнул.

Подвывая от немощи, от ничтожества, поднялся, напился из ведра. Запалил свечу от лампады.

Писал размашисто: «Ради моих вин отвержен я в Ферапонтов монастырь шестой год, а как в келье затворен – четвертый год. Теперь я болен, наг и бос, и креста на мне нет третий год».

Подумал, чем еще пронять тупое царево бесстрастие. Тишайший – добрейшая душа, но неприязнь его – хуже проклятия. Ледяная гора. Никакими слезами эту гору не растопишь, никакими словами не расколешь.

«Стыдно и в другую келию выйти, – писал Никон, – где хлебы пекут и кушанье готовят, потому что многия части зазорные неприкрыты. – Совесть-то, чай, должна вскопошиться в его царском боголюбии… Еще подналег: – Со всякой нужды келейной и недостатков – оцинжал. Руки больны, левая не поднимается, на глазах бельма от чада и дыма, из зубов кровь идет смердящая, и они не терпят ни горячего, ни холодного, ни кислого. Ноги пухнут, и потому не могу церковного правила править. А поп у меня один, и тот слеп, говорить по книгам не видит. Приставы ничего ни продать, ни купить не дадут…»

Никон быстро отошел от стола, возлег. Всякая кровинка кипела в нем от обиды. Как он мог, царек паршивенький, забыть все великое, о чем возмечтал, питаясь его откровениями? Себе все захотел приписать? А совесть? А правда?

И снова заскулил от немочи, от бессилия. Кто посмеет указать на черное самодержцу, если самого патриарха в пустыньку упрятали – за правду. Кинулся записать всплывшую мыслишку:

«Когда к Степану весть пришла, что сына твоего, царевича Алексея, не стало, то девка его пришла в другую избу и говорила: «Ныне в Москве кручина, а у нашего барина радость, говорит: «Теперь нашего колодника надежда вся погибла. На кого надеялся, и того не стало. Кротче будет».

Степана Наумова, пристава, слава богу, переменили… Кукушку на ястреба. Шайсупов-то даже мордой грубиян. Говорит как лает.

«Худо без меня матери нашей Церкви, – думал Никон. – Лизуны правят, а я здесь пропадаю. Монастырь Воскресенский не достроил, а се – знамение. Пропадет Россия. И пропадать ей, покуда Воскресенский монастырь – икона животворящая – не будет завершен и не просияет всеми своими храмами».

Задул свечу, встал на колени, а спина не гнется, левая рука мешает – ни жива ни мертва. На коленках добрел до постели. Заполз. Закрыл глаза. И поплыло его тело по водам. И узнал эти воды – Иордань Нового Иерусалима.

Увидел вдруг стоящего на берегу старца. Был старец как свет. Узнал его Никон: смиренный Нил.

– Жду тебя в моем скиту, – сказал Нил.

– Всею бы душой! Ездил, бывало, теперь замкнут.

– Потерпи. Нынче так, завтра иначе.

Тут Никона потом обдало.

– Старче! Ты думаешь, я стяжатель?

– Разве не было?

– Было! Ради величия Церкви! – крикнул, но вышло петушком – стыдоба.

– Пора бы тебе смириться! – печально покачал головою святой старец и растаял в воздухе.

– Каюсь! Преподобный отец! Было! Было!

И проснулся, сокрушенный. Иродиакон Мардарий тихонько тряс за плечо.

– Кричишь и стонешь, святейший.

– Какой час?

– Пора службу служить.

Никон сел на постели, снова поднялась икота. Мардарий подал ковш воды.

– Кто-то поминает.

– Кому я надобен, горемыка-узник?.. Господи, кому и что готовит грядущий день?!

Спасение души

Для боярыни Морозовой, для княгини Евдокии то утро началось еще с одного увещевания. Краткого, усталого.

Боярыня, не отвечая, перекрестилась по-старому, княгиня – как старшая. Сестер вывели из монастыря. Федосью Прокопьевну ждали слуги с сукном. Понесли, княгиня сама пошла.

Доставили домой, в подклеть. Ноги снова заковали.

В людской стоял плач. Иные из дворни приходили на порожек поклониться госпожам. Увы! Иван Глебович не объявился. Мог бы ночью, тайно. Не осмелился.

Перед сном Федосья сказала Евдокии:

– Последняя ночь в родном доме.

– Куда же нас денут?!

– У Тишайшего тюрем много. Любитель по тюрьмам ходить, крохами со своего стола потчевать. – Потянулась рукой к сестре, и та руку подала. – Как ласкова родная плоть. Ежели нас разлучат, молю тебя, поминай в молитвах убогую Феодору.

– Вкупе стоим, вкупе и держать нас должны.

– У злобы ухищрений много. Наш-то Навуходоносор мастеров любит. Есть у него козлорогие и на сие дело – как досаждать человеку. На всякий день у них новая боль припасена.

Еще затемно – от сна не очнулись – пожаловал бедный Илларион Иванов, Стрелецкого приказа думный дьяк. Кузнеца с собой привел. Освободили от железных пут ноги и тотчас возложили громоздкие цепи на шею, обвили руки. Боярыню Федосью Прокопьевну сверх того приторочили к тяжелому дубовому чурбаку.

Евдокия стояла белая как снег. Но Федосья Прокопьевна возрадовалась, взяла кольцо с горла, поднесла к губам, поцеловала.

– Слава тебе, Господи! Сподобил меня на юзы апостола Павла.

– Ох, матушка-боярыня! – только и сказал царев слуга. – Пошли, дровни ждут тебя.

Нагнулся, подхватил чурбак.

Повели следом и Евдокию. Слуги жались по углам. На дворе стояла пегая лошаденка, в дровнях без короба – охапка сена. Приставы провели Евдокию мимо дровней.

– Рассаживайся, боярыня! – ухмыльнулся один из приказных.

Илларион подождал, пока боярыня сядет, чурбан положил повыше, чтоб цепь не гнула шею.

– Сестрица, куда же тебя? – крикнула Евдокия.

Все молчали. Приставы сели на верховых лошадей, дровни тронулись. Везли мимо Чудова монастыря, под царские переходы. Лошадка едва трусила.

«Царь победою своей желает насладиться», – осенило Федосью Прокопьевну, и она, звеня цепью, подняла десницу и сложила перст к персту и три совокупно.

Алексей Михайлович и впрямь пришел поглядеть на униженную, на раздавленную его самодержавным гневом и увидел: всесильна, супротивна. Боже ты мой! Каким взором опалила переходы. Слава те, Господи, что его-то не углядела! И какая неистовая сила в сложении перстов ее, в ее цепях, в ее крестьянских поганеньких дровенках – Духом Святым вызолотило низверженную.

1 ... 87 88 89 90 91 92 93 94 95 ... 102
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Боярыня Морозова - Владислав Бахревский торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Вася
Вася 24.11.2024 - 19:04
Прекрасное описание анального секса
Сергій
Сергій 25.01.2024 - 17:17
"Убийство миссис Спэнлоу" от Агаты Кристи – это великолепный детектив, который завораживает с первой страницы и держит в напряжении до последнего момента. Кристи, как всегда, мастерски строит