Ревность - Диана Чемберлен

– Я родила ее одна, Дэвид, – сказала она. – Не понимаю, как ты можешь говорить такое.

– Я знаю. – Он протянул руку и провел пальцем по ее щеке, затем опять опустил руку. – Я знаю, что ты была одна. Но ты сразу приступила к работе, и тогда она стала моей. В первые два месяца я занимался ею практически один. Я ее кормил, менял ей пеленки, укладывал спать.

Она об этом забыла. Она забыла, насколько зависела от него в те первые месяцы, пока он не устроился на работу. Когда он возвращался с работы, то прежде всего искал глазами Хэзер. Она забыла, как у Хэзер светлело лицо, когда она его видела. Как она не могла уснуть, пока Дэвид не споет ей песенку в ее комнате.

– Она нуждалась во мне больше, чем мальчики. И, конечно, больше, чем ты. И я наслаждался этим, ухаживая за ней. Вообще-то я делал всю грязную работу.

Он рассказал ей все о том дне, когда Хэзер умерла, и Шон впервые увидела события с точки зрения Дэвида. Она оцепенела, когда поняла вместе с ним, что Хэзер пропала; ее глаза наполнились слезами, когда он рассказал ей, как мучился от того, что ударил Кейта.

– Я не мог дождаться твоего возвращения, – вспоминал он. – Я думал, что ты сможешь все поправить, утешить меня. Но, конечно, ты не могла.

– Я сделала твою жизнь невыносимой.

– Я считал, что заслужил это. Я хотел понести наказание.

– В этом я зашла слишком далеко. Его рука схватила ее за запястье.

– Ты вывела меня из игры, Шон.

– Я не могла понять, через что тебе пришлось пройти.

– Ты и не пыталась.

– Я знаю. Прости. – Шон села, прижав колени к груди. – Дэвид, я не хочу развода.

Он засмеялся.

– Это выглядит как награда за то, что я тут вывернулся перед тобой наизнанку. Хорошо потрудился – получай приз: отказ от развода.

Ее напугала горечь, сквозившая в его словах.

– Нет, я уже раньше поняла, что совершаю ошибку. Я знаю, что у нас есть трудности. Но я хочу попытаться их преодолеть.

– Чем вызвана такая перемена?

Шон зябко пожала плечами. Ей недоставало того взаимопонимания, которое установилось между ними в былые времена, когда у нее не было нужды осторожно подбирать слова, разговаривая с ним, когда она чувствовала себя в безопасности, говоря что в голову взбредет.

– Я поняла теперь, когда ты был болен, что все еще люблю тебя. Я испугалась. Я подумала, что ты можешь умереть. Я не хочу остаться без тебя.

– Но я больше не уверен, что хочу остаться с тобой.

– О! – Шон сжала руки у себя на коленях с такой силой, что ей стало больно. – Мег? – спросила она.

Дэвид пожал плечами.

– Не знаю. Я не знаю, есть ли будущее у моих отношений с Мег. Я даже не уверен, что это то, к чему я стремлюсь. Суть дела в том, что она заставила меня почувствовать, что я представляю какую-то ценность как человеческое существо. Три года я чувствовал себя преступником. Ты избегала близости со мной, выражала отвращение ко мне и все это время занималась любовью с другим мужчиной…

– Не все время, – слабо возразила она.

– …Ты заставляла меня считать себя чудовищем из-за того, что произошло с Хэзер. И я примирился с этим, потому что ты убедила меня в том, что я этого заслуживаю. Но это не так.

– Ты прав, – признала она. – Это не так. Дэвид наклонился вперед и снова сжал ее руку.

– Меня бесит эта твоя новая манера со всем соглашаться. Ты хотя бы понимаешь, через что заставляешь меня снова проходить?

– Мне так жаль, Дэвид. Мне бы хотелось повернуть время вспять.

– Ну а мне нет. Последнее, чего я хочу, так это вновь пережить эти злосчастные три года. Я хочу начать новую жизнь.

– Дэвид, пожалуйста… Начнем ее вместе.

– Ты служишь для меня постоянным напоминанием о том, о чем я хочу забыть. Я смотрю на тебя сейчас – и снова испытываю чувство вины, и злобы, и недоверия. Неужели ты не понимаешь, что я не могу себе позволить любить тебя опять? Я не доверяю тебе даже теперь. Может быть, сейчас ты веришь тому, что говоришь, но стоит нам выбраться из джунглей, стоит нам вернуться в дом, где витают воспоминания о Хэзер, – и ты припомнишь все то презренное, что находила во мне. И я окажусь под рукой, снова безмерно тебя любящий, и ты повернешься и плюнешь мне в лицо. – Дэвид направился к выходу из палатки. Он расстегнул москитную сетку и потянулся за туфлями.

– Дэвид, нет! – Она схватила его за руку. – Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня опять ночью одну.

Но он ушел. Темнота поглотила его целиком, за исключением луча его фонарика, и Шон смотрела, пока он не исчез в лесу. Тогда она последовала за ним в своем воображении. Она увидела, как он подходит к костру, сворачивает направо, на тропинку, ведущую к палатке Мег. И там он погасит свой фонарик и останется на ночь с женщиной, с которой чувствует себя в безопасности в ночных джунглях.

34

Дэвид не мог заснуть. Он лежал на неровном занозистом дне желтого каноэ, стоявшего на берегу речки, вдыхая едкий дым от противомоскитной дымовой шашки, которую жег на земле. Он смотрел на черный шатер над собой и думал о двух палатках, где его ждали, и знал, что не сможет пойти ни в одну из них. Он будет чувствовать себя виноватым, если обратится сейчас к Мег за утешением. А как насчет Шон? Он повернулся на бок и поморщился, почувствовав, как заноза впилась ему в ногу. Он становился слишком уязвимым, когда дело касалось Шон. Он готов был и сейчас подписаться под каждым словом, которое произнес, но его гнев уже иссяк, и он ничего так не желал, как оказаться снова в той палатке, откуда ушел, и провести остаток ночи в объятиях Шон. Но он не мог вернуться, потому что не был в ней уверен.

Еще до того как взошло солнце, Дэвид пошел к палатке Ивена и рассказал ему о своем плане – заняться поисками орнитологов. Ивена охватило радостное волнение. К тому моменту, когда Дэвид изложил свой план, Ивен был уже одет.

Им обоим показалось необыкновенно приятным двигаться, скользить по воде. Дэвид сидел на корме, Ивен на носу. Хотя течение было слабым, но, едва опустив весло в воду, Дэвид понял, что не смог бы проделать это путешествие один.

– Сегодня день рождения моей матери, – сообщил Ивен после долгой паузы.

– Сочувствую тебе, Ивен. Я знаю, что ты хотел ее поздравить.

Ивен пожал плечами.

– Для нее это безразлично. Но не для меня. У нее больше никого нет. Для персонала приюта это такой же день, как всякий другой. Им наплевать.

Дэвид изучал спину Ивена, едва различимую в туманной полутьме, и ощутил прилив нежности к нему, почувствовал себя неспособным продолжать на него сердиться.

– Ты знаешь, – сказал он, – я считаю тебя одним из самых благородных, добросердечных людей, какие мне попадались в жизни. Как мог ты это сделать?