Божья кузница (сборник) - Грег Бир

— Слышишь, словно колеса товарного поезда? — Сэмшоу показал рукой вниз, имея в виду океан, и покрутил пальцем, словно расковыривая мантию и ядро Земли. — Поезд мчится, а мы ничего не достигли.

— Если только ученые правы, — добавил Сенд.

— Но все же мы здорово потрепали их! — Чао не хотелось окунать голову в ведро с ледяной водой, не хотелось расставаться с надеждой. Он посмотрел на Сэмшоу, потом кивнул, прощаясь, и вернулся на мостик.

Эдвард Шоу приехал во Фресно и остановился на заправке. Небо на севере очистилось от дыма и стало непривычно насыщенного голубого цвета. В воздухе летал пепел — отголоски пожаров в Советском Союзе и Китае.

Зима неминуемо шла к концу; снег в горах быстро таял.

Огонь обошел Калифорнию стороной — за исключением Сан-Диего, куда пламя перекинулось из Тихуаны. Йосемите также до сих пор не пострадал. Возможно, это объяснялось отсутствием туристов и машин. Радиостанции, покинутые персоналом, бездействовали. Программы новостей, которые Эдвард слышал, звучами пессимистично.

Объект Кемпа-ван Котта с каждым днем все медленнее вращался внутри Земли. И ученые, и простые обыватели поверили в то, что эти две (или больше) «пульки» своим ритмичным ходом отсчитывали последние дни планеты. Сходились на том, что осталось тридцать дней до их встречи в сердце Земли. Смертный приговор.

Эдвард купил необходимые продукты и несколько коробок пива, потом проехался по городу. Повинуясь внезапному желанию, он остановился возле торгового центра, состоящего из трехэтажных магазинчиков.

— Что, черт возьми, я тут делаю? — спросил он сам себя.

Он долго не выходил из машины и сидел, разглядывая площадь, наполовину забитую автомобилями.

— Ненавижу торговые центры!

Он выбрался из машины и тщательно запер ее. В выцветших джинсах, простой куртке и кроссовках он мог вполне сойти за любого из местных жителей, разгуливающих от витрины к витрине поодиночке, с друзьями или семьей. Все еще не понимая, зачем он здесь, Эдвард уселся на скамейку возле цветочного киоска и стал разглядывать толпу, особенно проходящих мимо мужчин.

Жизнь продолжается? Как всегда? Не совсем.

Лица мужчин — старых и молодых — казались застывшими, даже оцепеневшими. Дети по-прежнему веселились, а женщины по большей части выглядели спокойными или отрешенными. Почему? Ведь женщины, как правило, чувствуют беду острее, чем мужчины. Так отчего же выражения их лиц столь различны?

Проведя на скамейке целый час, он встал и направился к книжному магазину — единственному месту во всем торговом центре, которое интересовало его. Просматривая книги по туризму, Эдвард отобрал несколько изданий, посвященных Йосемите. Неожиданно возле прилавка поднялась суматоха: румяный плотный человек в белой рубашке и серых брюках ворвался в магазин.

— Эй, слыхали? Вы еще ничего не знаете? — Вбежавший тряс газетой, и его лицо при этом сияло от радости. — Русские разделались с ними! Двух кораблей как не бывало. Остались австралийцы и… Мы победим!

Но никто не разделил его энтузиазма.

Мы проирали и почти уничтожены, подумал Эдвард, вся планета чувствует то же, что когда-то мы чувствовали в Ванденберге. Неужели поможет, если мы слегка потрепем их?

Он купил книги, быстро вышел из магазина и помчался по калифорнийскому шоссе N 41, обгоняя машины. Вдруг он понял, отчего остановился в торговом центре, заскрипел зубами и кивнул головой. Дело не в том, что ему нужны книги, он просто хотел попрощаться с частью родной культуры.

Надеюсь, подумал он, я успею проститься со всем.

Шоссе привело Эдуарда в парк. Он поехал по извилистой, почти безлюдной дороге. Тени, отбрасываемые соснами, падали на лобовое стекло. Было четыре часа, через полуоткрытое боковое окно проникал прохладный, приятно пахнущий зеленью воздух и солнечные лучи, пробивавшиеся между стволами деревьев. Снег, поблескивая, аккуратными кучками лежал вдоль дороги.

Вавонский туннель заканчивался близ площадки для обозрения, откуда открывался вид на всю долину. Эдвард припарковал автомобиль на небольшой стоянке неподалеку от одиноко стоящей машины. Он начал взбираться наверх, оттягивая долгожданный момент, потом подошел к краю площадки и встал у перил — руки в карманах, на лице глупая улыбка.

Я возвратился в детство.

Эдвард лучше всего запомнил именно это — долина, зеленая от сосен; на западе извивается, как змея, Мерсед, и в ней отражается чистое голубое небо; шумные воды Брайдл-Вейл сверкающей дугой низвергаются с вершины и исчезают в тумане брызг где-то за скалами. Катедрал-Рокс, как монстр, навис гранитной глыбой над водопадом. Слева сереет лицо Эль-Капитана, свысока глядящее на соседей.

Более двадцати лет назад я мечтал облазить эти гранитные скалы вдоль и поперек. Там, внутри, есть места, где еще никто не бывал, огромные пространства, окруженные нерушимыми стенами, безмолвные, неподвижные, застывшие.

А дальше за Эль-Капитаном — Три Брата и Норт-Доум, кажущиеся отсюда обычными нагромождениями камней, покрытыми снегом (но если смотреть на них снизу, они, безусловно, оправдывают свои названия). Почти на одном уровне с белой вершиной Клаудз-Рест и над Катедрал-Рокс красуется величественный Хаф-Доум.

Поднялся холодный ветер и растрепал волосы Эдварда. Я не сплю. Боже, я наконец здесь, и это не сон. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, Эдвард постучал ботинком о стойку перил.

Двадцать лет — нет, больше — он мечтал об этом месте. Здесь прошли его лучшие дни, здесь он познал душевный покой. Здесь он чувствовал себя так легко и свободно, как нигде. Сколько раз он возвращался сюда во сне — к этой долине, этим громадинам. Сновидения напоминали о том, что он потерял.

Напоминали отца, которого он лишился — и который сам лишился сына — и мать, не любившую своего ребенка. Напоминали о впервые испытанном ощущении покоя. О вере в себя, по-детски наивной. А может, он уже тогда все предвидел? Но, впрочем, теперь это не имело значения…

К половине шестого Эдвард перенес все свои вещи от стоянки в Карри-Вилледж к палатке, которую он зарезервировал (и напрасно) три недели назад. Он осмотрел жилище — белую палатку на высоком деревянном настиле, — расположенное в уединенном местечке среди деревьев недалеко от склона Глесьер-Пойнта. Единственная лампочка светила достаточно, если не слишком ярко, и две металлические армейские кровати оказались в хорошем состоянии и вполне удобными.

Он зашагал мимо магазинов, потом — через каменный мостик и вышел на лужайку. Черная птичка с красными крыльями враждебно отнеслась к вторжению. Он улыбнулся и дружелюбно отступил, что не умиротворило птаху. Но это мало беспокоило Эдварда; он знал, что лес принадлежит ему так же, как и ей. Пройдя на середину лужайки, он остановился в высокой траве и осмотрелся. Ему хотелось получше изучить свой новый мир. Он услышал далекое эхо голосов, отраженных от гранитных стен Глесьер-Пойнта, Сентинел-Рока, Ройал-Арчез. У подножия Ройал-Арчез он различал огни отеля в Ауони. На несколько сотен ярдов к западу тянулись светящиеся точки — там находилась Йосемите-Вилледж, там жгли костры, и горели лампы в домах.