От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук

Сначала я обыграл вольнонаёмного и уже с уверенностью, что сегодня будет пир, продолжал играть за первое место с майором-медиком. И вдруг произошёл разрыв снаряда. Осколком, «прошившем» фанерные стены модуля, ранило нескольких человек, наблюдавших за нашей игрой. Партия осталась незаконченной, праздник был испорчен.

Обстрел продолжался до ночи. «Духи» вели огонь с минометов, стреляли фугасными и фосфорными минами. Фосфорные мины опасны тем, что их невозможно потушить. Ногами и подручными средствами, «зажигалки» отбрасывались подальше от казармы. Потом, в темноте, сапоги ярко светились. Множество светящихся ног, снующих среди всполохов огня и грохота разрывов, со стороны выглядело как дискотека — «убойная» дискотека! Но об опасности никто и не думал, каждый выполнял свою чётко поставленную задачу. Следующие несколько ночей пришлось ночевать в окопах, вырубленных в горе, где одеялом служил — бронежилет, а подушкой — каска.

Сослуживцы старались привезти из Афганистана домой сувениры, небольшие подарки. Платок матери, электронные часы или браслет — отцу. Единственное, что мне удалось привезти оттуда — письма. Письма родных и друзей, весточки от которых, были счастливейшим событием и ожидались с особым нетерпением. Только сейчас, спустя 20 лет, понимаешь, какую ценность удалось сохранить. Ведь именно письма связывали с родителями, сестрой и близкими людьми, давали ни с чем не сравнимый всплеск радостных эмоций и навевали грусть и тоску по дому. Именно эти «заряженные» прямоугольники побуждали жить и бороться с трудностями и невзгодами!

Врезался в память один эпизод, связанный с моим другом Леонидом Лозовенко. Мы были одного возраста, но он уже был женат, когда его призвали, и жена его была беременна. И первым делом после рождения девочки жена прислала ему листочек, на котором была обведена маленькая ручка его дочки. И я видел, как слезы капали у него, когда он смотрел на этот листок и понимал, что он все готов отдать, за возможность хоть на миг прикоснуться, обнять ее. В подобные моменты приходит понимание всей хрупкости этого мира и осознание того, что всё это может просто оборваться на полуслове. Начинаешь очень остро ощущать ценность семьи и продолжения рода.

Даже спустя годы, перечитывая письма матери, с пожеланиями скорейшего возвращения домой и словами «Живем ожиданием твоих писем», ощущаешь переживания и тревогу, которыми они пронизаны. Каждое мое письмо нумеровалось, и велась подробная статистика их прихода. Трудно было объяснить, что даже когда выпадала свободная минута, и появлялся настрой, писать было просто не на чем! Поэтому, среди присланных мною писем, немало таких, которые написаны на клочках бумаги или старых «боевых листках».

А мой дядя, командир подводной лодки, Ю. В. Сохацкий, узнав, где я служу, посвятил мне и моим товарищам стихотворение «Письмо солдату»:

Афганистан, конечно, не конфета,Стреляют гады, могут и попасть,Ни разу в жизни не писал памфлета,А вот, поди ж ты, набрела напасть.Попал ты в самый кратер заварушки,В далекий край истерзанной земли,Уж ты давай, готовь получше пушки,Чтоб снайперский огонь они вели.Хочу, чтоб путь триумфом обернулся,Скажу тебе, без всяких «ох» и «ах»,Хочу, чтоб ты быстрей домой вернулся,Живым, здоровым и при орденах.А если в героизм не окунулся,Наказ тебе, племянник, мой не нов:Чтоб все равно скорей домой вернулся,Живым, здоровым и без орденов.Я убежден, не влюбишься в барханы,Ведь вырос ты в прохладе и снегу,А про зверье, которое — душманы,Сказать открытым текстом не могу.Я слышал, всех вас выведут с чужбины,Там будут примиряться тет-а-тет,А мы на коньяке настой рябиныПри встрече разопьем а-ля-фуршет.

Письма позволяют заглянуть в прошлое, увидеть, о чем ты думал и размышлял, находясь там. В этом плане интересно письмо, которое я написал бабушке за две недели до моего 20-летия: «У нас здесь все по-прежнему, 50-ти градусная жара стала проходить, лето подходит к концу. Когда наш полк будет в Союзе — вопрос неопределенный, т. к. дорога Хайратон

— Кабул, считай, охраняется всего двумя полками: нашим и ДИГБ с Кабула. Сейчас, когда часть войск вывели, «духи» передислоцировались в зону ответственности наших полков и сейчас их здесь около трех тысяч человек. На наших пока не нападают, зато громят и вырезают посты и заставы «царандоя» и «хатовцев» (их аналог КГБ), пускают под откос их колонны с продовольствием и стройматериалами. Чем все это кончится, не знаю, но, похоже, наш вывод задержится до зимы. Сейчас готовим часть техники, имущество, жилые помещения к передаче Народной армии.

Хотя тут никакого толку не будет, и эта искусственная революция пойдет крахом. Для нас же эта война — бессмысленная трата тысяч жизней и миллионов рублей!»

Командир ремроты, старший лейтенант Кошелев В.Ю., оказался очень порядочным и мудрым человеком, постоянно заботился и обучал нас правилам самосохранения. «Как правило, люди гибнут в первые три месяца службы и — в последние. Сначала потому, что ничего не знают, в конце — потому, что полагают, что уже все знают!» — учил он нас. В конце любого инструктажа, он всегда повторял поговорку: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». При нем в нашей роте не было ни одной потери.

Мне запомнился один товарищ из разведроты. Случайно ему в ногу попала шальная пуля. Ранение совершенно несерьёзное. Спустя пару месяцев он вернулся из госпиталя, и я заметил, что он хромает. Друг заверил меня, что всё нормально. А ещё через пару недель я узнал, что он умер от заражения крови. Казалось бы, шальная пуля — такая ерунда, а человек в итоге умер.

17 июня 1988 г., стоял я в наряде дежурным по парку. Выпускал из парка еще одного своего друга из разведки, механика-водителя БМП — Александра Синицу, и он рассказал мне, что придумал закрепить на броне большой зонт и так спасаться от жары. Это был наш последний разговор. Пуля попала в единственное не защищенное место водителя — голову.

Рядом с казармой располагалась санчасть. Перед входом в нее был устроен, длиной около 5-ти метров, деревянный настил. Когда происходили потери, убитых привозили в полк, устраивали на этом настиле, укрывая белой простыней. Иногда он был полностью занят.

Афганистан — это ожившее Средневековье. Они жили, словно в 14-м веке и это совпадало с их календарем, где шел 1368 год. И мулы, запряжённые в деревянные плуги, которыми пахали землю, не давали в этом сомневаться. Тем не менее, страна очень красивая. Красивая по-своему. Горы зацветали тюльпанами, когда наступала весна. Зрелище необыкновенное. Стоял, бывало, на посту, смотрел на всю эту невообразимую красоту и думал: «До чего хорошо! Как хочется вернуться сюда, когда здесь будет мир». Тюльпаны были разных оттенков, но преобладал красный. Целое море красных тюльпанов. К тому же, за один день можно было побывать в нескольких климатических зонах. Вроде, выезжал из пустыни, а к вечеру уже в ледниках, где люди тепла не видят.