Жребий викинга - Богдан Сушинский

Местные священники уже не раз намекали Гаральду, как будущему правителю христианской державы: все идет к тому, что вскоре эти ветви — римская и византийская — единого христианского древа превратятся в две разные, враждующие церкви[95]. В предчувствии этого раскола официальные и тайные посланники папы римского уже пытались делать все возможное, чтобы ослабить восточную, византийскую ветвь. А достичь этого они намеревались ослаблением самой Византийской империи, приведением к ее трону абсолютно покорного Риму правителя.

— Надеюсь, тебе понятно, что рано или поздно ты понадобишься мне не только как любовник, но и как военачальник, командир нескольких норманнских легионов, — проговорила повелительница, игриво подставляя ладонь под один из миниатюрных водопадов «Храма родников».

— Теперь уже понятно.

— Тогда что тебя смущает, наш доблестный конунг?

— Смущает «венценосная» Мария.

— Ну, «венценосная» Мария!.. — разочарованно растягивала слова Зоя. — Мне еще не приходилось встречать мужчину, особенно вернувшегося из похода, которого бы она не смущала.

— Почему она оказалась на этой встрече и в этом «Храме»? Как я должен вести себя с ней и вообще как ее воспринимать? Как невесту? Нас что, собираются помолвить?

— Все-таки понравилась? — кротко поинтересовалась повелительница, но в глазах мелькнул тот же озорной огонь коварства, который совсем недавно вспыхивал в этом зале в глазах «имперской племянницы».

— Скажем так: вполне подходящая кандидатура для династического брака. Если только он возможен.

— Хотите сказать, принц: «Если только в качестве приданого будет предложена имперская корона».

— Династические браки для того и совершаются, чтобы закреплять ими высокородное право на трон, — холодно напомнил Гаральд. — Достаточно вспомнить браки, заключаемые вами, повелительница.

— О моих браках мы рассуждать не станем, тем более что главный мой династический брак еще впереди. Его еще только надо заключить. Хотя это будет непросто, поскольку слишком уж все в нем выступает против меня.

Зоя оторвала взгляд от завораживающей струи водопада и вызывающе, призывно перевела его на молодого викинга, как бы мысленно утверждая: «И ты догадываешься, кто может оказаться моим следующим женихом».

— Может, все-таки рискнете, мой принц? Причем приданое вам уже известно — корона. Поначалу может быть только пост первого стратега империи, что позволит побыть на троне мне самой, а затем уже… Нет-нет, с ответом не торопитесь, поскольку я сама еще с ним окончательно не определилась. Ну а что касается Марии… Не спорю: перед нами — истинное дитя женско-монастырского безбожия. Такая, никакими нормами этикета не сдерживаемая, кобылица способна увлечь кого угодно, поскольку кажется простой, доступной, умудренной жизнью.

— Поначалу вы предостерегли меня от желания поддаться ее чарам, пригрозив местью императора, но в тот же день сделали все возможное, чтобы свести нас один на один в этом подземелье, в «Храме родников». Причем сделали это на глазах и с молчаливого согласия все того же императора. Так как же мне позволено будет истолковывать ваши придворные игрища?

— А что во всем этом неясного? — повела плечами императрица. — «Венценосная» эта понадобилась только для того, чтобы отвести подозрения василевса. Правда, к ней правитель тебя тоже неминуемо приревнует, но меня это будет только забавлять.

— Она что, действительно стала любовницей императора?

Гаральд не сомневался, что повелительница не только подтвердит это, но и поделится какими-то подробностями любовных похождений соперницы, и был удивлен, когда императрица вдруг с грустью в голосе произнесла:

— Все мы, женщины, становимся любовницами бога Эроса. А мужчины… Мужчины — всего лишь безвольное орудие его божественных пыток. Что же касается моего дражайшего супруга и по совместительству всесильного василевса, то главное, чтобы гнев его ревности не вспыхнул раньше того времени, которое определю я сама.

Гаральд какое-то мгновение прислушивался к отзвукам ее голоса, медленно покачал головой, словно пытался избавиться от какого-то навязчивого видения, и решительно направился к выходу.

21

Вот уже в течение полугода византийский корпус Гаральда, состоявший из трех норманнских и одного греческого легионов, выдерживал атаки повстанческих отрядов сирийцев, прикрывая портовое селение Гарди, в заливе которого стоял византийский флот, и два полуразрушенных крепостных замка, расположенных севернее и южнее этой местности.

Еще двумя легионами эллинов он укрепил гарнизон города Бактии, расположенный в двадцати милях южнее Гарди, и горный лагерь византийцев, построенный в свое время стратегом Зенонием севернее Гарди, неподалеку от входа в разветвленную горную долину, которую арабские повстанцы использовали для формирования своих отрядов. Гаральд сумел истребить большую часть бунтовщиков, которые блокировали этот лагерь, совершил два рейда в глубь долины и, усилив обескровленный гарнизон потрепанным в боях легионом, отошел на свою базу в Гарди.

Здесь конунг использовал древнюю тактику викингов: внезапно высаживая свои отряды то в одной, то в другой части побережья, он вскоре полностью очистил его от бунтующих арабских племен и теперь готовился к рейдам в глубь территории. Конечно, у него было недостаточно войск, чтобы взять под контроль все сирийские земли, но что основные силы бунтовщиков в горных районах ему удастся уничтожить — в этом конунг не сомневался.

— Только что задержали одного из повстанцев, — вошел к нему в шатер Гуннар. — Он из местных, сознался, что послан специально для того, чтобы разведать, что происходит в поселке и каковы наши силы. Заодно взяли и его брата. Но похоже, что с бунтовщиками он не связан и лазутчиком не был.

— Значит, теперь нам нет необходимости посылать своего разведчика в стан бунтовщиков? — спросил Гаральд, разворачивая карту прибрежной части Сирии. — Введи-ка сюда этого негодяя. Вместе с переводчиком. Кстати, вы уже выяснили, где его дом, кто из родных имеется в поселке?

— Выяснили. Через несколько минут их приведут сюда, чтобы казнить вместе с повстанцем.

Лазутчик оказался крестьянином лет сорока пяти. Избитый, в изорванной одежде и насмерть перепуганный, он тут же упал перед принцем на колени и стал молить пощады.

— Если ты ответишь на все мои вопросы и выполнишь то, что от тебя потребуется, — выставил ему условия Гаральд, — никто из твоих родных не пострадает, твой дом останется целым, а тебе мы устроим ночью побег к своим. Если же начнешь вилять — сожжем вместе с домом и всеми родственниками, каких только обнаружим. Как считаешь, такой обмен любезностями справедлив?