Вереск и бархат - Тереза Медейрос

Себастьян оперся на локоть и любовался спящей Пруденс. Она полулежала на животе, ее мягкие ягодицы прижимались к его животу, а руки, как у ребенка, были сложены под щекой. Даже во сне она была неотразима.

Он протянул руку и отвел волосы с ее лица. Легкий румянец играл на скулах. Веера темных ресниц чуть подрагивали, затеняя нежную кожу под глазами. Губы, все еще припухшие от его поцелуев, были приоткрыты.

Она спала крепким сном удовлетворенной в своих желаниях женщины, пресыщенной и обессиленной ночью любви.

При воспоминании о ночном безумии Себастьян вновь почувствовал возбуждение. Его страсть становилась диким, неукротимым зверем, когда дело касалось Пруденс. Он прижался к теплым, манящим изгибам ее тела, наслаждаясь каждой минутой близости с нею. Она пошевелилась, тихо застонав. Быть может, она видела его во сне? Ему хотелось владеть ее мыслями, ее снами, ее телом. Но сейчас приходилось довольствоваться только тем, что было в пределах его досягаемости.

Как истинный вор, он вошел в нее сзади, лаская и дразня до тех пор, пока не почувствовал отзывчивости ее тела и не услышал страстные призывные крики, рвущиеся из ее горла. С деликатностью, о которой он забывал, забираясь в карман или стаскивая кольца с пальцев леди, Себастьян погрузился в ее жаждущее тело. Сокровище, извивающееся от восторга в его руках, стоило золота всего мира. И никогда обладание золотом не доставляло ему такой чувственной радости.

Краткое мгновение Себастьян лежал неподвижно, купаясь в очаровании ее трепетного тепла. Ее пальцы сжимали одеяло, тело напряглось, ожидая движения. Женщина изогнулась навстречу ему с приглушенным стоном.

Себастьян прижался губами к ее уху.

— Тише, детка, — прошептал он. — Это всего лишь Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик насилует тебя.

Он удерживал себя под контролем, что прежде казалось ему невозможным. Протянув руку, он ласкал пушистые завитки между атласных бедер до тех пор, пока ее тело не сотрясла дрожь желания.

Тягостный вздох сорвался с губ Себастьяна, и он отстранился от нее, предчувствуя скорую развязку. Он надеялся, что Пруденс проснется, гадая, было ли это наяву, или ей приснился еще один восхитительный сон.

Когда отрезвляющая прохлада холла развеяла чувственную пелену, затуманившую сознание, Себастьян натянул одеяло ей на плечи. Для Триции он обычно находил любой предлог, чтобы улизнуть после их бурных любовных утех. Мысль о том, чтобы оставить Пруденс, была кощунственной.

Себастьян даже немного надеялся на то, что Мак-Кею откажут в помиловании для него. Тогда появится предлог удерживать ее в Данкерке. Но без помилования какую жизнь сможет он ей предложить? Листки с его портретом расклеены по всему Эдинбургу и Глазго. Ему некуда было бежать, негде спрятаться. Даже скрываясь в глуши Стратнейвера, он не был застрахован от неожиданных встреч с законом. И это был лишь вопрос времени: когда власти схватят его. Или д'Артан. Джейми сообщил, что люди его деда становятся все настырнее с каждым днем.

Пруденс придвинулась к нему в поисках тепла. Ему не следовало брать ее в свою постель, запоздало подумал Себастьян. Ему нужно было отослать ее назад в Англию и предоставить возможность сэру Арло Тагберту или какому-то другому чистенькому молодому человеку, не запятнавшему свою честь нарушениями закона, добиться ее любви. Человеку, который мог ей предложить приличный дом и благородное имя. Человеку, подобному Киллиану Мак-Кею.

Вздохнув, Себастьян сунул руку под одеяла и извлек сигару. Это было последнее, что осталось от его роскошной жизни в «Липовой аллее», и он берег ее для особого случая. Такого, как последнее желание перед тем, как он будет повешен.

Себастьян покрутил сигару под носом. Аромат дорогого табака и тонкая бумага, казалось, были не к месту в этом примитивном старом холле, броско выделяясь своим аристократическим изяществом и красотой среди серых камней так же, как и Пруденс.

Прислонившись плечом к очагу, он зажег тонкую сигару и наблюдал, как дым, клубясь, растворяется в темноте.

ГЛАВА 30

Киллиан Мак-Кей поднимался вверх по скользкому склону, радостно внимая щедрым обещаниям ранней весны, вслушиваясь в ликующие трели дрозда. Гроза прошлой ночью расчистила небо от туч. Сверкающий диск солнца притирал заспанный глаз плывущими по лазурному покрывалу неба облаками. Мягкий ветерок шевелил верхушки сосен в ущелье внизу, донося до него пленительный аромат прелой листвы и пробуждающейся земли. Молодая изумрудная зелень пробивалась сквозь бурые прошлогодние травы вересковой пустоши.

Мак-Кей не обращал внимания на постоянную боль в суставах. Он привязал своего мерина у подножия горы, убеждая себя в том, что его уставшим костям необходима хорошая разминка. Хотя он понимал, что ему уже не сбросить тяжкий груз прожитых лет, давящий на плечи, и этими пешими прогулками на бодрящем горном воздухе не обмануть приближающейся старости.

Он не поднимался в Данкерк с того самого жаркого лета, когда узнал, что Брендан Керр мертв. Мак-Кей поморщился при воспоминаниях о тяжелых камнях, наваленных на неглубокую могилу, о гулком эхе своих шагов в пустом, грязном холле, о своих тщетных попытках разыскать мальчика.

Дрожащими руками Мак-Кей вытащил из складок пледа пергаментный сверток со свисающей алой печатью. Страх сжал его сердце ледяным обручем. Если Керр причинил боль Пруденс, он должен будет винить в этом только себя. Он не подумал объяснить ей, что должен был дать парню шанс. Да, просто обязан был сделать это!

Сжимая в руке шуршащую дорогую бумагу, Мак-Кей остановился в тени замка, тяжело дыша. Его страхи за судьбу Пруденс отступили перед изумлением от представшей его взору очаровательной картины.

Маленький замок, прежде бывший убежищем лишь домовых и ласточек, выглядел так, словно был чисто выскоблен заботливыми женскими руками от фундамента до крыши башенок. Покоробившаяся дверь, косо висевшая на ржавых петлях, была заменена новой, покрашенной в нежно-зеленый цвет. Две белых козы щипали траву у крыльца. Три платья, выгоревшие, но чистые и свежие, были развешаны на веревке, натянутой между двумя шотландскими соснами.

До Мак-Кея донеслись ритмичные удары топора и тихий скрежет металла о камни. Он прикрыл глаза от солнца и огляделся вокруг. Чуть ниже по склону мужчина строил низкую каменную стену, выступавшую над долиной. Яркие лучи золотили его рассыпавшиеся по плечам волосы. Рядом с ним стройная женщина срубала мотыгой упрямые плети мертвого плюща, ползущие вверх по воротам. Темное облако ее волос развевалось на ветру.

Во дворе веснушчатый парень с ворчанием вонзал топор в корни массивного пня. Аккуратная поленница золотилась под навесом сарая.