Ганнибал. Враг Рима - Бен Кейн

— Благодарю, командир.

— Все вы знаете про пропавшего сына Малха? — спросил Ганнибал. — Что ж, вот он.

Ганнон смутился еще сильнее, когда старшие командиры окинули его с головы до ног. Заметил, что Бостар ухмыляется, а вот Сафон, напротив, выглядел так, будто проглотил осу. Ганнона снова охватила досада. И почему он так себя ведет?

Ганнибал по очереди оглядел братьев.

— Наверное, вы удивлены, зачем это я вызвал вас нынче утром?

— Да, командир, — хором ответили они.

— Я объясню причину в свое время, — сообщил Ганнибал, не сводя внимательного взгляда с Ганнона. — Ты, без сомнения, слышал о тяжелых потерях, которые мы понесли при переходе через Альпы?

— Безусловно, командир.

— С тех пор нам не хватает не только воинов, но и командиров.

— Да, командир, — ответил Ганнон.

«К чему это ведет Ганнибал», — подумал он.

Заметив его смущение, командующий улыбнулся.

— Я назначаю тебя командиром фаланги, — наконец сообщил он.

— Командир?.. — с трудом выдавил из себя Ганнон.

— Ты меня слышал, — отрубил Ганнибал. — Это огромный прыжок в звании, понимаю, но твой отец убедил меня, что, пройдя невероятные испытания, ты вернулся к нему настоящим мужчиной.

— Я… — Взгляд Ганнона заметался между Малхом и Ганнибалом. — Благодарю, командир.

— Как тебе известно, фаланга состоит примерно из четырех сотен человек, но сейчас едва ли там наберется больше двух. Одна из самых ослабленных частей, но ее воины — ветераны, и они хорошо тебе послужат. И, после перенесенных тобой тяжких испытаний, я многого от тебя жду.

— Благодарю, командир, — повторил Ганнон, четко осознавая только что свалившуюся на него огромную ответственность. — Это огромная честь для меня.

Бостар подмигнул, но Ганнон с раздражением заметил, как Сафон опять скривил рот.

— Хорошо! — заявил Ганнибал. — А теперь о причине, побудившей меня сегодня собрать вас. Как вы, вероятно, знаете, с тех пор как мы отправили римлян со всеми их пожитками за Требию, никаких боев не было. И вряд ли будут в ближайшем будущем. Они знают, что наша кавалерия во много раз превосходит их количеством, да и в пехоте у нас большой перевес. С нашей точки зрения, атаковать врагов в их лагере бессмысленно. На ограниченном пространстве преимущество, которое дают нам наши конники, будет сведено к минимуму. Римляне тоже это знают, поэтому эти безродные ублюдки очень рады возможности преградить нам путь на юг и ждать подкреплений. Мы можем дожидаться, пока прибудут эти войска, но меня не радует сидеть на месте без дела. Магарбал? — Ганнибал повернулся к командиру кавалерии.

— Благодарю, командир, — ответил тот. — Чтобы приободрить врага и подбить его на то, чтобы послать через реку своих воинов, мы сделали вид, что наши всадники обленились. Хотите знать, как?

— Конечно, командир, — с нетерпением ответили трое братьев.

— Мы не появляемся на нашем берегу Требии вплоть до позднего утра и всегда уходим до темноты. Поняли?

— Ты хочешь, чтобы они попытались выслать ночной патруль? — спросил Бостар.

— Точно, — с улыбкой подтвердил Магарбал.

Ганнон почувствовал, как его охватывает возбуждение, но не чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы задать вопрос.

Сафон сделал это за него.

— Что еще, командир?

В разговор снова вступил Ганнибал:

— У Магарбала пять сотен нумидийцев, на постоянной позиции в лесу, в миле от главного брода через реку. Если римляне клюнут на нашу наживку и вышлют патруль, им придется проехать мимо наших всадников. Когда нумидийцы набросятся на них со спины, мало кто из этих псов сможет сбежать, но я уверен, что некоторым это удастся сделать. И тут за дело возьметесь вы и ваши ливийцы.

Ганнон поглядел на Бостара и Сафона, которые жестоко улыбнулись.

— Мне нужно, чтобы мощный отряд пехоты спрятался неподалеку от переправы. Когда римляне будут на нашем берегу, не следует им препятствовать, а вот когда они станут возвращаться… — Ганнибал сжал кулак. — Чтобы все они были уничтожены. Это ясно?

Ганнон опять бросил короткий взгляд в сторону братьев. Те уверенно кивнули и хором ответили:

— Да, командир!

— Превосходно, — сказал Ганнибал. — Не подведите меня.

Когда на следующий вечер стемнело, Ганнон и его братья вывели свои отряды из лагеря карфагенян. Помимо палаток и одеял, воины взяли еды на три дня и три ночи. К радости Ганнона, нумидийцев, сопровождавших их на позицию, возглавлял не кто иной, как Замар, тот самый, который нашел его у реки По. Следом за всадниками, соблюдая тишину, по неприметным охотничьим тропам направились на восток фаланги. Когда бойцы уловили недовольный шум воды невдалеке, Замар повел их к лесной лощине, находящейся в паре сотен шагов от главного брода через Требию. Идеальное место для засады. Оно было достаточно большим, чтобы укрыть карфагенян от отряда римлян.

— Оставлю с вами шестерых конных, они отличные гонцы. Вы должны выслать их сразу же, как что-нибудь заметите, — тихо сказал Замар перед уходом. — И помните, что, когда сюда вернутся римляне, ни один не должен уйти живым.

— Достаточно, — рыкнул Сафон.

Хотя Бостар ни проронил ни слова, Ганнон заметил, как на лице брата мелькнуло отвращение. Подождал, пока Замар скроется из виду, и повернулся к братьям.

— Что происходит? — требовательно спросил он.

— В смысле? — переходя в оборону, спросил Сафон.

— Вы друг с другом постоянно цапаетесь, как два кота в мешке. Почему?

Бостар и Сафон угрюмо поглядели друг на друга.

Ганнон ждал. Молчание продолжалось еще несколько мгновений.

— По правде, это не твое дело, — наконец нарушил затянувшуюся паузу Бостар.

Ганнон залился краской, бросил короткий взгляд на Сафона, его лицо превратилось в застывшую маску.

— Пойду проверю, что у моих воинов, — наконец пробормотал он и ушел.

Они тщетно ждали весь остаток ночи. К рассвету карфагеняне продрогли и устали. Чтобы исключить возможность обнаружения, костры не разводили. Без дождя зимнюю сырость можно было перетерпеть. Подчиняясь строгому приказу, карфагеняне не покидали лощину весь день. Исключение было сделано лишь для нескольких часовых, которые, вымазав себе лица сажей, укрылись среди деревьев у самого берега реки. Всем остальным приходилось оставаться на месте, даже не отходя по нужде. У немногих еще оставались силы и желание для игры в кости и в бабки, но большая часть сидела в палатках, пережевывая холодную еду и время от времени проваливаясь в беспокойный сон. Раздосадованный враждой братьев, Ганнон старался к ним не приближаться и вместо этого разговаривал со своими копейщиками, чтобы узнать их поближе. Судя по неохотным ответам, юноша понимал, что его усилия ничего не значат, пока он не поведет их в бой. И все равно он был уверен в том, что все делает правильно, — по крайней мере, это было лучше, чем ничего.

За весь бесконечно долгий день так ничего и не произошло.

Наконец наступила ночь, и Ганнон принял командование над часовыми, разместившимися у берега реки в нескольких сотнях шагов по обе стороны от брода. Он бродил по берегу, вглядываясь через реку в надежде увидеть римлян. Облаков почти не было, и мириады звезд давали достаточно света, чтобы кое-как видеть в темноте. Но шли часы, а на противоположном берегу никто не появлялся. Когда уже приближался рассвет, Ганнон почувствовал, что больше не может бороться ни со скукой, ни с досадой.

— Где же эти уроды? — пробормотал он.

— Очевидно, в постелях.

Ганнон едва не подпрыгнул. Обернувшись, разглядел в свете звезд лицо Бостара.

— Танит в небесах, ну ты меня напугал! Что ты здесь делаешь?

— Уснуть не могу.

— Все равно надо было под одеялом лежать. Там куда теплее, чем здесь торчать, — ответил Ганнон.

Бостар со вздохом присел рядом с братом.

— Если честно, я хотел извиниться за то, что произошло вчера с Сафоном. Наши споры не должны влиять на наши отношения с тобой.

— Ничего, нормально. Мне просто не следовало совать нос куда не следует.

Братья облегченно вздохнули.

— На самом деле мы ругаемся уже почти год, — признался Бостар.

Ганнон был рад, что темнота скрыла невыразимое удивление, отразившееся на его лице.

— Ты сам знаешь, что он всегда вел себя напыщенно и нахально.

— Если бы только так, — пробормотал Бостар, и его зубы блеснули в печальной улыбке.

— Не понимаю.

— Все началось с того, что ты пропал в море.

— А?

— Сафон обвинил меня в том, что это я отпустил тебя и Суниатона.

— Но вы же согласились и сделали это вместе!

— Он так не считает. Мы не смогли помириться к тому моменту, когда я отправился в Иберию. Месяц спустя, когда он и отец прибыли из Карфагена, ссора разгорелась с новой силой.