Наваждение - Татьяна Турве

Зато Ярик получился "чистым продуктом", Янка иногда втайне этому завидовала: огромные серо-голубые глаза (фамильная черта!), их свет напрасно пытались приглушить длинные девчоночьи ресницы. Возможно, даже длиннее, чем у нее — ну отчего такая несправедливость?.. Природа проявила недопустимую расточительность: вот скажите на милость, зачем парню все эти излишества? Что примечательно, брови и ресницы у него заметно темнее белокурых волос — да и у нее, Яны, в общем-то, тоже… Она где-то вычитала, что это считается признаком породы, точно так же, как у лошадей. (Вот странно, это откровенное сравнение с парнокопытным тогда нисколько не покоробило, воспринялось как должное.)

Ко всему прочему, Ярику достался папин римский нос, тонкие черты лица и мамины светлые вьющиеся волосы — выгорев за долгое полу-тропическое лето, они казались совершенно белыми. Хотя зимой его шеверюра немного темнела и он тогда выглядел уже по-реальнее, без этой картинной красивости. За такие волосы любая девчонка бы из кожи вон вылезла — всё что угодно б отдала, лишь бы их заполучить! — зато Ярослав вечно норовил подстричься покороче. Яна эту привычку никогда не одобряла и каждый раз радовалась, когда его волосы быстро отрастали и начинали завиваться на концах колечками. Он тогда походил на ожившую греческую статую в человеческий рост, только лаврового венка на голове не хватает!.. А с некоторых ракурсов — на красивую девочку с нежной, как у всех светловолосых людей, кожей и мальчишечьей стрижкой под Электроника.

Кажется, брат о своем досадном сходстве уже просек (сам заметил или кто другой просветил?..) и всячески этой опасной длины избегал, мчался со всех ног в парикмахерскую. Янка на его поспешность раньше сильно сердилась: еще бы, лишают эстетического зрелища! И лишь совсем недавно поняла — опять дошло, как до жирафа! — что Ярик всерьез комплексует из-за своей "женственности", так сказать, и всеми силами пытается сей изъян скрыть.

А с недавнего времени при взгляде на Ярослава ей порой мерещится стройный светловолосый всадник в ладно сидящих легких доспехах, с широким коротким мечом, как у римских легионеров в исторических фильмах. (Только не римлянин, а чужестранец из северных краев, как-то так.) Она всякий раз себя одергивает, чтобы не "въезжать" слишком глубоко — кажется, что без его разрешения такое праздное любопытство будет нарушением, что ли… (А чего нарушением-то — это Янка представляет себе довольно смутно. Может, закона свободной воли?) Вот когда он сам созреет и пристанет с ней с расспросами, к примеру: "А скажи, дражайшая сестра, кем я был в прошлой жизни?" — вот тогда можно и посмотреть поподробнее…

"Если бы я родилась мужчиной, то была бы примерно такой же", — подытожила она про себя, поглядывая на Ярика. (В эти последние пару-тройку месяцев какие-то ненормальные стали посещать мысли — хорошо, никто другой их не слышит!)

— Янка, пиво будешь? — вмешался в ее внутренний монолог Антон — кажись, ударник и по совместительству второй гитарист, дай Боже памяти… Вот этот длинных волос никогда не стеснялся, наоборот, всё норовил отрастить рыжий хвост подлиннее. Правда, и на девочку при том не становился похож, что да, то да…

А Антон всё не отставал, вопросительно на нее смотрел, вздернув рыжие клоунские брови. Это он что, серьезно?.. Или на смех думает поднять, как раз по его части! При одном упоминании о спиртном к горлу подступила тошнота, Янка изо всех сил замотала головой и схватила с журнального столика литровую бутылку с водой. Прихлебывая маленькими глотками живительную влагу, со всей возможной твердостью решила: "Ну всё, на ближайшие десять лет — никакого алкоголя! Одна минералка и апельсиновый сок." Антошка на ее манипуляции ухмыльнулся с пониманием (неужели что-то заподозрил?), эффектным движением нырнул под соседнее кресло и глухим насморочным голосом оттуда сообщил:

— Вино, водка, коньяк, мартини… Нету, — при слове "мартини" Янка судорожно сглотнула, вспоминая вчерашние убойные коктейли, и потянулась за отставленной было минералкой.

— Ты что, куришь? — неожиданно спросил Ярослав, отбирая у нее бутылку. Янка с неописуемым изумлением на него уставилась, широко раскрыв и без того большие, как у индийской кинозвезды, глаза. (Ярик не раз удивлялся, что эти ее дышащие восточной негой глазищи до странного не вяжутся с белой кожей и светлыми северными волосами.)

— Я? Курю?.. Ты что, с дуба упал?

Не удостоив ответом этот поставленный ребром вопрос, он изысканно, двумя длиннющими музыкальными пальцами приподнял прядь ее волос. Еще и мизинец для хохмы отставил, эстет! Янка в недоумении понюхала и обомлела: от пряди сильно разило пиццерией, чем-то основательно подгоревшим и, заключительным ко всему аккордом, противной вонью табака. "Так вот почему папа утром так непонятно смотрел и ничего не говорил! Неужели унюхал?.. — беззвучно ахнула она про себя. — Ой, что вечером будет!.."

— Это не я, это волосы впитывают…

— Ну да, рассказывай! — насмешливо перебил Ярик и снова взялся за колки гитарной настройки, словно начисто позабыл о ее присутствии. Янка с хорошо скрытым удовольствием покосилась на него сбоку: ну что ж, вот и опять всё пойдет по накатанному годами сценарию, красотень! Утренняя грызня из-за ванной, в которой она может заседать часами, потом дневная и вечерняя — из-за его навороченного музыкального центра, еще одна зеница ока. Ну и — кто знает? — может быть, что и гитары… Жизнь потихоньку налаживается.

Глава десятая, короткая. Просите, и дано будет вам

Бойтесь своих желаний, они имеют

обыкновение исполняться.

Ночью вернулись так полюбившиеся ей разноцветные сны, на этот раз развернулась целая детективная история. (Единственное, без Яниного участия, она наблюдала за всем будто со стороны.) Разыгрывалось красочное продолжение вчерашнего дня, когда умница-разумница Яна Владимировна малодушно улизнула с четвертой пары, ни с кем не попрощавшись…

Во сне после той бесстыдно пропущенной украинской литературы нагрянули Галькины друзья-товарищи, Андрей с Богданом. (Вся их девчачья команда только успела выбраться во двор под закатное низкое солнце.) Андрэ, как всегда, был само остроумие, блистал и рассыпался мелким бесом, время от времени проезжаясь катком по кому-то из девочек. (В основном по Юльке, потому как других почти не знал. Ну, разве что издалека и сзади.) Но выходило совсем не обидно, а напротив, очень смешно: основная мораль была, что "со всеми бывает, но не у всех проходит!".

От Андрюшиных изысканных намеков на "меньше будешь пить — дольше будешь жить" Юлька заметно конфузилась (ей, бедной, и без того уже в тот день досталось от Оксаны)… Ребята вовремя просекли, что пора сменить пластинку, и принялись наперебой разыгрывать в лицах свои собственные истории из бурной юности (которая, как предполагалось, уже прошла). Вот их-то, истории, Янка до утра не запомнила, а жаль… Даже сдержанный обычно Богдан разошелся вовсю, а потом словно бы между прочим стал допытываться про нее. Но никто не мог сказать ничего вразумительного: сбежала себе и всё… Такая, мол, сякая!