Кучум (Книга 3) - Вячеслав Софронов

-- Хорошо, скажу. Не дело это в гости за столь верст переться, а потом перед дверью постоять, помяться и, повернув обратно, топать голодному.

-- Ну да, эти накормят, -- кивнул Никита Пан в сторону холма на той стороне реки. -- Их там столько соберется, что только башкой крути, верти, жди, откуда прилетит.

-- То тебе, Никита, не коней ночью красть у ногаев, -- поддел его Яков Михайлов, -- тут храбрость особая нужна.

-- Ты бы хоть помолчал, деревенщина! Давно ли лапти скинул? Казаком поди себя зовешь, а обычаев наших не знаешь...

-- Зато ты хорошо их знаешь. Привык за чужие спины прятаться.

-- Это я прячусь?! -- Вскочил на ноги Никита Пан и схватился за саблю. Но Иван Кольцо ловко подшиб его ногой -- и тот грохнулся на мокрую траву, затравленно глянул на всех, закричал. -- Что? Сговорились? Извести нас всех по одному желаете?! Сейчас кликну своих...

-- Замолкни, -- ткнул его в спину кулаком Кольцо. -- Только и осталось, что меж собой собачиться. То-то татары обрадуются... -- И Никита неожиданно сник, замолк и сидел, не открывая рта.

-- Вот что скажу вам, -- продолжил Ермак, словно и не было короткой стычки меж есаулами, -- негоже нам обратно топать, как побитая собака хвост поджавши. Рядом ханская ставка. Там и зазимуем...

-- На постой значится к сибирскому хану попросимся, -- язвительно заметил Богдан Брязга. -- Дожили...

-- Да ты послушай, чего говорят, а потом уж зубы кажи, -- одернул его Матвей Мещеряк.

-- Думаю, у хана там и припасы имеются и одежонкой кой-какой разживемся. Стены высокие, перезимуем как-нибудь, а по весне и решать будем, как дальше жить.

-- Поди у хана и золотишко припрятано, -- мечтательно почесал бороду Иван Кольцо. -- Нынче к нам подвалил один из ихних... Оружие припер, двух сыновей в услужение отдал. Мы их быстро к делу пристроили, -- хохотнул он.

-- Найдется и золотишко, -- Ермак наконец уловил слабую струнку противившихся ему есаулов, -- мехов добрых подсобираем, приоденемся как бояре...

-- К царю-батюшке дань пошлем. Мол, прими, государь, прости грехи наши малые, помолись за нас грешных, -- заерничал Богдан Брязга.

-- А отец Зосима где? -- вдруг спохватился Ермак.

-- Больных пользует, -- отозвался молчавший до сих пор Савва Волдырь.

-- Кликни его. Пусть и он слово скажет. Батюшка пришел без промедления. Садиться не стал, а спросил, оглядев есаулов и атамана:

-- Коль по делу, то говорите сразу, а то у меня трое больных еще дожидаются.

-- Ранены что ли? -- поинтересовался Ермак.

-- Да нет. Тех поглядел уже. Остались один простуженный, двое с чирьями, от простуды вылазят...

-- В моей сотне так через человека чирьи замучили. Спасу никакого нет от них, -- сокрушенно мотнул головой Мещеряк.

-- По делу мы тебя, отец Зосима, звали... -- начал осторожно Ермак. -А дело серьезное и решать его непременно сегодня надобно, чтоб завтра знать, как поступать дальше. Думаем, как дальше быть: то ли обратно на Русь подаваться, то ли тут зимовать...

-- Коль зимовать, то бой принимать надо? -- спросил отец Зосима.

-- А как же? Или мы хана Кучума одолеем или он нас.

-- Даже если обратно подадимся, то он все одно нагонит, с миром не отпустит.

-- Само собой...

-- Чего же тут думать? Лучше с честью живот положить за веру, чем с позором помереть или замерзнуть где. Укрепим себя молитвой и с Божьей помощью одолеем басурманов.

Ермак видел, как просветлели лица Михайлова, Мещеряка, посуровел Кольцо, тяжело вздохнул Брязга. Лишь таким же беспристрастным остался Савва Болдырь, а Никита Пан сморщился и смотрел куда-то в сторону.

-- Благослови нас тогда, батюшка, -- поднялся Ермак и первым подошел под благословение. Следом за ним встали и другие есаулы.

Когда отец Зосима ушел, то Иван Кольцо, Чуть помявшись, спросил:

-- Выходит, завтра и начнем?

-- Рано, -- не согласился Савва Болдырь, -- пристали казаки. Да и оглядеться не мешало бы...

-- Ну, коль все за одно дело взялись, то и я с вами, -- широко улыбнулся Никита Пан, будто и не было стычки меж ними. -- Об одном прошу: пустите меня с моими казачками в дозор. Переплывем на ту сторону и все высмотрим, выглядим. Без разведки никак нельзя.

-- А не сбежишь? -- полушутя поинтересовался Мещеряк.

-- Сам не сбеги. Не таковский я, чтоб пятки салом мазать, когда другие драться станут. Никогда еще Никита Пан из драки не бегал, друзей не бросал...

-- Поутру и плыви, -- согласился Ермак. -- Только тихо, чтоб не переловили вас там по одному.

-- И не сумлевайся, атаман. То мне хорошо знакомо. К утру снег стих и начал таять. Солнце пробилось сквозь толщу туч лишь к полудню, но вскоре опять небо плотно затянулось снеговым тяжелым пологом. Тогда и показались узкие лодки-долбленки, приблизившиеся к берегу, где отдыхали казаки. Но в протоку входить они не решились, а сновали вдалеке, словно дразня казаков.

По тяжелым теплым одеждам Ермак признал в них остяков, верно, пришедших на подмогу к Кучуму. "Плохо, значит, дело у хана, коль даже их призвал", -усмехнулся про себя. Ему хорошо было известно, какие воины из остяков. Они смелы лишь в глухой тайге, а выйдя на чистое место, пугливы и осторожны.

-- Атаман, дозволь проверить их, -- кивнул в сторону ближних лодок Черкас Александров.

-- Отдыхал бы... Все тебе неймется...

-- Ночь длинная, отдохнем, -- показал тот белые крепкие зубы. -- Мы мигом. Пужнем их и обратно.

-- Только на тот берег не суйтесь, -- погрозил пальцем Ермак.

Казачий струг сперва осторожно двигался вдоль берега, а потом круто повернул на середину реки, и гребцы дружно налегли на весла. Александров выбрал самых молодых и дюжих, и струг летел, оставляя за собой широкую расходящуюся от кормы полосу. Долбленки какое-то время стояли неподвижно, а потом дружно рванулись к противоположному берегу, сгрудились. Тогда казаки бросили весла, подняли пищали, и грянул залп. Ветерок отнес серое облако порохового дыма, и все увидели две перевернутые долбленки. Несколько лодок успели пристать к берегу, а в остальных остяки легли на дно, напуганные выстрелами. Казачий струг опять набрал ход и перевернул носом еще две лодочки. С берега в них полетели стрелы. Со струга ответили выстрелами. Но вскоре они развернулись и медленно поплыли обратно, демонстрируя свою силу и уверенность.

-- Чего ж языка не взяли? -- спросил Черкаса Матвей Мещеряк

-- Да зачем он нужен? Не захотели мокрошубного из воды тащить. Веслом по башке тюкнули и... готов. Может, еще сплавать? Тогда на берегу сухенького возьмем, -- задорно предложил он.

-- Хватит, -- остановил его атаман. -- Порезвились и будя. Силы копи для боя.

Ночью приплыл Никита Пан с двумя десятками казаков, что ходили с ним на ту сторону. Он рассказал, что войско Кучум собрал большое. Сотен десять, никак не меньше, и подходят еще. Видели они, что внизу у самой воды стаскивают в одно место тяжелые бревна, готовят засеку.

-- А еще, -- добавил Никита, -- есть у них и две пушечки наподобие наших. Откуда они их взяли, и ума не приложу.

-- Пушки? -- удивился Ермак. -- Быть не может!

-- Точно говорю. Сам видел и другие казаки тоже.

-- Худо это. А кони у них где?

-- Да там же, неподалеку. Где им быть...

-- Подобраться к ним трудно?

-- Коль во время боя, то не очень, -- понял Никита мысль Ермака. -- Я уж там присмотрел ложок, где укрыться можно.

-- Завтра и поплывешь туда с полусотней. Еще день стояли казаки, копя силы, готовили оружие, отсыпались. Ночью Никита Пан с полусотней казаков на двух стругах тихо, без единого всплеска ушли снова на ту сторону. А утром Ермак сам проплыл по середине реки, осматривая холм, где во множестве чернели фигурки людей, виднелись шатры, шел дым от костров. Разглядел он и засеку из наваленных бревен. Верно, основные силы Кучум оставит здесь, у берега. Тогда он и решил, что ударить лучше всего будет в двух направлениях: по засеке, отвлекая внимание, а другой половине казаков взобраться сбоку по крутому обрывистому берегу наверх холма. Но было велико искушение ночью добраться до Кашлыка и занять его. Правда, тогда Кучум обложит городок, перекроет все выходы...

"Нет, -- решил он твердо, -- будем драться в открытую. Сила на силу. Иначе нельзя..."

Ранним утром казаки встали на молитву. Отец Зосима, закончив службу, окропил сотни святой водой и все один за другим стали подходить под причастие, целовать крест, получая по малому кусочку просфоры, захваченной батюшкой еще из строгановского городка. В прошлый вечер к отцу Зосиме тянулась длинная очередь желающих исповедоваться накануне боя, и батюшке почти не пришлось спать. Но он непременно хотел плыть со всеми вместе, не желая оставаться с кашеварами на этом берегу. Лишь когда Ермак объяснил ему, что сюда будут переправлять раненых, то согласился.

Наскоро перекусив, сели в струги и пошли на выход из протоки. В воздухе порхали редкие снежинки, холодный ветер дул в спины, но парусов не ставили. С противоположного берега доносились гортанные выкрики, рев труб и редкие удары в тяжелый барабан.