Краем глаза - Дин Кунц

Барти не отличался застенчивостью, но не был и выскочкой. Не стремился получать похвалу за свои достижения, более того, о них знали только близкие родственники. Его вполне устраивало то, что он растет, развивается, обретает новые знания.

При этом мальчику вполне хватало компании матери и дядьев. Но Агнес волновало отсутствие в округе детей его возраста. Она думала, что один или два товарища по играм ему бы не помешали.

— Где-то они у меня есть, — заверил он мать, когда она укладывала его в постель.

— Да? И где же ты их держишь? Прячешь в стенном шкафу?

— Нет, там живет чудище, — ответил Барти и, конечно же, пошутил, потому что ночных страхов он не знал.

— Хо-хо, — она взъерошила сыну волосы. — У меня появился мой собственный маленький Ред Скелтон[48].

Телевизор Барти смотрел редко. Лишь несколько раз засиживался допоздна и захватывал начало «Шоу Реда Скелтона», но этот комик всегда ужасно его смешил.

— Где-то дети живут в соседнем доме.

— Насколько мне известно, к югу от нас живет мисс Гал-лоуэй. Вышедшая на пенсию. Незамужняя. Без детей.

— Да, но где-то она — замужняя дама с внуками.

— Так у нее две жизни?

— Гораздо больше, чем две.

— Сотни!

— Гораздо больше.

— Селма Галлоуэй, загадочная женщина.

— Возможно, иногда.

— Днем вышедшая на пенсию профессорша, по ночам — русская шпионка.

— Нет, она не шпионка.

В тот же вечер, у кровати сына, Агнес вдруг начала осознавать, что эти веселые разговоры с Барти совсем не шутка, как ей могло показаться, что он по-детски хочет поделиться с ней какими-то знаниями, которые она принимала за плод фантазии.

— А к северу от нас Джейни Картер уехала в прошлом году в колледж, она единственный ребенок.

— Картеры не везде живут здесь.

— Да? Они сдают свой маленький дом пиратам с маленькими пиратиками и клоунам с маленькими клоунятами?

Барти засмеялся:

— Ты — Ред Скелтон.

— А у тебя слишком богатое воображение.

— Скорее нет, чем да. Я люблю тебя, мама. — Он зевнул и мгновенно заснул, чем всегда ее удивлял.

Но все изменилось в один момент. Изменилось раз и навсегда.

За день до Рождества утром калифорнийское побережье еще заливали солнечные лучи, но после полудня небо заволокли тяжелые облака, правда, не пролившиеся дождем.

Ореховые пирожные, торты с корицей и заварным кремом, подарки, обернутые яркой бумагой и перевязанные лентами: Агнес Лампион объезжала не только тех, кто значился в списке нуждающихся, но и своих многочисленных друзей. И каждое милое лицо, каждое объятие, каждая улыбка, каждое радостное восклицание: «Веселого Рождества!» укрепляли ее дух, позволяли набраться сил, приготовиться к грустному ритуалу, предстоявшему ей после раздачи подарков.

Барти ехал вместе с матерью в зеленом «Шевроле»-универсале. Поскольку пирожные, торты и подарки не уместились в одном автомобиле, за ними, на своем желто-белом «Форде», следовал Эдом.

Колонну из двух автомобилей Агнес назвала рождественским караваном. Барти, большому любителю приключений и фантастических историй, название это очень понравилось. Он частенько оборачивался, вставал на колени и энергично махал рукой дяде Эдому.

Остановки, очень короткие, следовали одна за другой, перед глазами бесконечной чередой сменялись по-разному украшенные елки, их угощали пирожками, горячим шоколадом, лимонными дольками, эгногом[49], из кухонь долетали аппетитные запахи, все желали друг другу всего наилучшего, подарки они не только раздавали, но и получали, в автомобиле место ореховых пирожных занимали булочки, залитые шоколадом, по радио исполняли «Серебряные колокольчики», «Послушай, как поют колокола», «Колокольный перезвон»… и в три часа дня, за девять часов до полуночи, раздали все подарки, выполнив намеченный план еще до того, как Санта-Клаус сел в запряженные оленями сани.

От дома Обадьи Сефарада, последней точки их маршрута, Эдом поехал домой, нагруженный булочками, сливовыми пирогами и подарками. Его «Кантри Сквайр» сразу рванул с места, словно Эдом стремился опередить и торнадо, и приливные волны.

Агнес и Барти предстояло съездить еще в одно место, на могилу Джоя, мужа, которого ей так не хватало каждый день, и отца, которого сын ни разу не увидел.

Кипарисы, высокие и строгие, выстроились вдоль дороги на кладбище, словно охраняли страну живых от рвущихся туда не находящих покоя душ.

Джой лежал не под кипарисом, а под калифорнийским перечным деревом. Изогнутые, наклоненные вниз ветви, казалось, замерли в размышлениях или молитве.

Стало прохладнее, но еще не подморозило. Из-за холма долетал пахнущий океаном ветерок.

На могилу они принесли красные и белые розы. Агнес — красные, Барти — белые.

Весной, летом и осенью они украшали могилу розами, выращенными Эдомом в садике у дома. Рождественские букеты приходилось покупать у цветочника.

Чуть ли не с детства Эдома тянуло к земле, особенно нравилось ему выводить новые сорта роз. В шестнадцать лет один из его цветков занял первое место на конкурсе, который проводился в рамках цветочной выставки. Когда отец узнал об этом, он воспринял желание Эдома получить приз как грех гордыни. Наказание последовало незамедлительно, и Эдом три дня не мог подняться с постели, а когда спустился вниз, то увидел, что отец вырвал с корнем все розовые кусты.

Одиннадцать лет спустя, через несколько месяцев после женитьбы на Агнес, Джо предложил Эдому «кое-куда с ним съездить». И привез его в питомник. Домой они вернулись с пятидесятифунтовыми мешками специальной мульчи, удобрениями, инструментами. Вместе убрали дерн, вскопали землю в саду, подготовили ее под саженцы гибридных роз, которые привезли неделей позже.

Этот розарий стал единственной ниточкой, связывающей Эдома с природой, которая не вызывала в нем ужаса. Активная помощь Джоя в восстановлении розария, как полагала Агнес, и послужила главной причиной того, что Эдом, в отличие от Джейкоба, не ушел в себя и гораздо лучше приспособился к реалиям окружающего мира.

Розы, уже стоявшие в вазах у надгробия Джоя, привез Эдом. Он тоже купил их в цветочном магазине, тщательно выбирая каждую, но не смог набраться смелости и поехать на кладбище вместе с Агнес и Барти.

— Моему папе нравится Рождество? — спросил Барти, присев на травку перед надгробием.

— Твоему папе не просто нравилось Рождество, он его обожал. Начинал готовиться к нему в июне. Если бы Санта-Клаус не появился раньше, твой папа точно занял бы его место.

Протирая надгробие чистой тряпочкой, которую они привезли с собой, Барти спросил: