Изабелла Прекрасная - Маргарет Барнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это… от моего отца, — сообщил он, подавая лист пергамента. — Весточку привез один из грумов Глаунвилля.
— Кто такой Глаунвилль?
— Управитель милорда Беркли, мадам.
— Да, я помню его.
Изабелла забеспокоилась: «Что мог сообщить Эдуард их сыну?» Но, взглянув на пергамент, увидела стихи.
— Видите, мадам, это написано его рукой. Мелкие прописные буковки и высокие буквы «Эль» с длинным хвостиком, — взволнованно говорил Нед. — Слуга сказал, что милорд Беркли очень хотел, чтобы я прочитал эти стихи.
Нед так волновался, а у Изабеллы просто не хватило знаний, чтобы понять стихи.
— Они же на латыни, Нед, прошу тебя, переведи стихи на французский.
Нед был гораздо выше своей матери. Изабелла держала пергамент, а он читал, глядя поверх ее головы.
— «Мамнум михи контулиттемпоре брамули…» Мой учитель скажет вам, что моя латынь так же спотыкается, как усталая лошадь, но получается что-то вроде того:
Жестокая Фортуна льетХолодные дождиИз зимних облаковНа смиренно склоненную главу.Пред ней застыл ее любимец,Природа одарила красотою дивной!Но, отвернувшись от него,Фортуна не дарует нам добро!Уходят мудрость и весельеУвяла прелесть красоты…
— Он никогда не сомневался в своей неотразимости, — улыбнулась Изабелла. Она была рада, что Эдуард не стал ничего просить у сына. — Я также не уверена, что он когда-нибудь был мудрым. Но его красота все же останется при нем.
— Он говорит, что Фортуна отвернулась от него. Почему его перевели из Кенилуорта? Как могла ты и этот дьявол Мортимер так поступить?
Нед выпалил грубые слова с мальчишеской непосредственностью. Потом ему стало неудобно. Он слишком недавно стал королем и был слишком сдержанным, чтобы так разговаривать с матерью-королевой.
Изабелла втайне также сильно волновалась о его отце и не стала делать Неду замечание.
— Ты же знаешь, что мой кузен Линкольн занят государственными делами в Лондоне и не может приглядывать за твоим отцом. Ты не веришь Томасу Беркли, не так ли?
— Я верю ему, но его там нет, мадам! Слуга Глаунвилля сказал, что Томас Беркли заболел в Бредли или где-то еще, когда объезжал свои владения. И что он очень настаивал, чтобы я обязательно прочитал стихи отца.
— Наверное, у Беркли опять началась та страшная лихорадка, которую он подхватил, когда ваш отец и Деспенсер держали его в крепости. Но он все равно сумел передать вам стихи.
Изабелла как бы рассуждала вслух сама с собой. Ей нужно было все обдумать. Молодой Беркли был другом Мортимера, он не обязан был любить Эдуарда, но проявил себя настоящим джентльменом и порядочным человеком. Стихи короля вполне могли быть предупреждением, которое он в отчаянии послал своему сыну. И Беркли напоминал, что Нед должен прочитать его стихи, потому что он сам никак не мог помочь низложенному королю.
«Нет, этого не могло быть!» Наверно, она в последнее время стала слишком впечатлительной. Она вспомнила, что часто раньше наблюдала, как Пьер Гавестон и ее супруг сидели, склонив друг к другу головы, и сочиняли легкомысленные оды о разбитом сердце и об умирающем лебеде.
— Не принимайте слова вашего отца всерьез, Нед, — сказала она. — Я тоже нередко получала от него письма, даже более отчаянные, чем это. Я часто писала ему о детях и послала ему теплую одежду. Раз он находится в замке Беркли — с ним все в порядке. Сын мой, вы только вдумайтесь в его стихи. Они прекрасно написаны и хорошо продуманы. Кроме того, они написаны на латыни, а ваш отец не очень хорошо владеет ею. Я была в замке Беркли и могу себе представить, как он сидит у огня в удобной Зале милорда Томаса, на галерее тихо играют музыканты, и у его ног лежат отличные гончие.
Нарисовав такую мирную картинку, она сама перестала волноваться, взяла пергамент своими тонкими унизанными кольцами пальцами и с насмешливой улыбкой передала его сыну.
— Нет, нет, Нед! Твой отец, который жестоко расправился с моим милым дядей Ланкастером, слишком любит и жалеет себя!
ГЛАВА 29
В течение долгого жаркого дня люди беспокойно бродили по улицам, радовались и смеялись, плакали и махали руками, выкрикивали приветствия. Багажные повозки грохотали по лондонскому мосту. Они прибывали из вновь присоединенного округа Саутварк на речной стороне Суррея. Отряды солдат собирались в открытом поле к северу от Лодерсгейт. Хотя после возвращения королевы все так надеялись на мир, он сохранился ненадолго, и теперь солдатам приходилось готовиться к походу, чтобы отогнать дерзких шотландцев от постоянно нарушаемой границы.
Наконец погас круглый красный шар сентябрьского солнца, прозвучал сигнал отхода ко сну и приказ тушить огни и свечи. В Вестминстере дамы королевы покинули ее спальню. Они знали, что сейчас появится ее любовник, Мортимер, который с присущей ему бесцеремонностью теперь не делал из этого секрета!
Они не видели друг друга с самого утра, каждый из них был занят делами, и сейчас они взволнованно вглядывались друг в друга. Наконец-то можно было сбросить маски, за которыми они старательно скрывали лица на людях.
— Вы слышали, что Эдуарду удалось отправить обращение к Папе Римскому? — спросил ее Мортимер, который весь день ждал возможности обсудить с ней эту проблему.
По выражению ее лица можно было с уверенностью сказать, что ей это известно.
Епископ Орлетон успел шепнуть мне об этом днем, — ответила Изабелла. — Он все знает точно, так как видел Его Святейшество! Наверно, Эдуарду удалось передать письмо с просьбой несколько недель назад. Видимо, из Кенилуорта. Хорошо, что мы перевели его оттуда.
— Только подумать, я старалась отговорить тебя от этого.
Изабелла очень боялась вмешательства Папы Римского и готова была пойти на все, что угодно, лишь бы этого не произошло.
— Орлетон думает, что Его Святейшество укажет, чтобы ты вернулась к супругу.
— Я не могу сделать это! Я не могу!!
Изабелла в ужасе начала бегать по спальне. Она сплела руки и прижала их ко рту. Полы шелкового капота со свистом обвивали ее быстрые ноги.
Мортимер наблюдал за ней со странным выражением лица — в нем смешались любовь, расчет и жалость.
— Он все еще твой супруг… пока жив!
— Если церковь заставит меня вернуться к нему, мне придется расстаться с тобой!
— Конечно, ты не сможешь иметь нас обоих в своей постели, — улыбнулся Мортимер. Он схватил ее на бегу, взял за руку и поцеловал.
— Ты бы смогла выдержать отлучение от церкви ради меня? — задал он ей прямой вопрос, не отпуская ее руку и не переставая целовать ее. — Согласна ли ты из-за меня и наслаждения, которое получаешь со мной, обречь свою душу на вечное проклятье?