Урга и Унгерн - Максим Борисович Толмачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну теперь у вас будет шанс встретиться наконец с бароном Унгерном! – пообещал я. Хоть мне Оссендовский не особенно нравился, но я был рад тому, что он сумел выжить в бессмысленном кровопролитии под Дзаин-Шаби.
– Немного страшновато! – доверительно признался поляк и, взяв со стола папиросину, стал с нарочитым любопытством ее разглядывать.
– Угощайтесь, Фердинанд, – предложил я, и он немедленно угостился.
Мы курили, я слушал несмолкающую болтовню Оссендовского, муха жужжала под потолком… За окном время от времени раздавался топот копыт, звучали чьи-то голоса и пели птицы в лучах приветливого весеннего солнца.
У доктора Гея была изумительная семья. Тихая и скромная жена, две дочери и сынишка, да еще старенькая теща – все они дружно жили в скромном домике на окраине Ван-Хурэ. В городе Гей был известным человеком, местные монголы его боготворили, он умудрялся совмещать свою врачебную практику с ветеринарной и охотно выручал кочевников, частенько выезжая к ним из города, если случалась какая-то беда. Кроме того, доктор был известным членом Центросоюза – сибирской кооперативной организации, помогал местным князьям решать вопросы с провизией и мануфактурой. Как сообщил мне Казагранди по пути к Гею, тот имел влияние на мнение самого сайда Ван-Хурэ и к его словам всегда прислушивались зажиточные колонисты и промышленники. При всем этом семью Гея нельзя было назвать зажиточной… Казагранди захватил с собой мясо, какие-то продукты, бутылку с коньяком и сладости для детей. Было очевидно, что он бескорыстно помогал доктору в эти нелегкие для всех дни.
Сидя за небольшим столом, я чувствовал себя неловко. Младшая дочь доктора Гея была больна, она тихонько плакала в кроватке, родители часто отвлекались от беседы и подходили к ней, чтобы ее утешить и приласкать.
– У девочки бледный вид, – с сочувствием констатировал Казагранди. – Может быть, отравление?
– Что-то с кишечником, думаю, это инфекционное, – тихим голосом сообщил доктор и виновато улыбнулся.
– Я пришлю к вам нашего доктора Рибо! – пообещал полковник. – Он обязательно поставит вашу дочку на ноги.
– Уж не знаю, как вас и благодарить, – задумчиво закивал Гей.
– О каких благодарностях может идти речь? Ты знаешь, Ивановский, сколько этот человек сделал для меня? После разгрома Сибирской армии мне удалось с боями прорваться в Восточный Урянхай. Уцелело тогда всего человек пять. Мы вышли из тайги обмороженные, голодные и израненные. На южном берегу озера Хубсугул, недалеко от поселка Хытхыл, была заимка доктора Гея. В самом Хытхыле тогда стояли большевики, и этот отважный человек укрыл нас, накормил и подлечил. Я никогда не забуду той заботы, которой он окружил нас в те дни.
– Ну зачем это вспоминать, – скромно отмахнулся Гей. – Всякий нормальный человек поступил бы так же.
– Далеко не всякий!
Разгоряченный коньяком Казагранди своим возгласом потревожил неспокойный сон больной дочери хозяина дома. Ребенок заворочался и заплакал. Полковник немедленно притих и, виновато глянув на хозяйку, продолжил уже шепотом:
– Все мои достижения в Ван-Хурэ были бы невозможны без этого изумительного доктора! Он не только представил меня нужным людям, но и все время обеспечивал наш немногочисленный тогда еще отряд продовольствием, не дав загнуться с голодухи. Это честный и бескорыстный патриот, которым я не перестаю восхищаться! – Казагранди разошелся и незаметно для себя заговорил сперва громким шепотом, а потом снова начал шуметь.
Жена доктора, прикладывая ладонь ко рту, напомнила Казагранди о необходимости говорить тише. Он заметил ее жест, несколько раз театрально шлепнул себя по губам, после чего и вовсе умолк.
После ужина мы покинули дом доктора и, прогуливаясь по темным улицам Ван-Хурэ, курили смолу и вели беседу о ситуации в Халхе. Я задал волнующий меня вопрос о том, насколько удачно идет приготовление к побегу, удалось ли Торновскому заготовить достаточно скипидара, смог ли Лисовский подготовить автопарк?
– Я немногое знаю о подготовке к побегу. Рерих не находит нужным ставить меня в известность о своих делах. Полковник Торновский в южном походе с бароном был ранен в голень и теперь находится на лечении в госпитале. Он также знает кое-что о планах побега и фигурирует в этом деле, но, как и я, не собирается никуда бежать.
– Как, разве вы не бежите с нами? – удивился я. – Так зачем же вы участвовали в ограблении и ставили себя под удар? Ради денег?
– Не только… Если Рерих найдет нужным, он расскажет тебе о моей роли в происходящем. Ты всей картины не видишь, поверь, нынче творятся довольно необычные дела, в которые вовлечено немало офицеров дивизии. Но я об этом с тобой говорить не имею права.
Меня насторожила эта скрытность, окутавшая таинственным покровом деятельность Рериха. Значит, и Торновский причастен к замыслу, в котором побег внезапно оказался не главной целью, а лишь элементом.
– А что же Сипайло? Он все еще жив?
Казагранди поморщился и сплюнул в сторону. Упоминание этой мрачной личности почти у всех нормальных людей, знающих Сипайло, вызывало примерно одинаковую реакцию.
– Он невероятно живуч и изворотлив. Какой-то очередной финт с документами выкинул, боится, что его тихонечко пустят в расход, перестраховывается и ловчит. Все это дела ургинские, тебе Рерих потом расскажет то, что следует знать, а остальное не бери в голову.
Мы прогулялись до дома Казагранди, и он пустил меня на постой до прибытия Дедушки. Я умылся и лег спать, а проснулся, когда в окно уже усердно светило солнце. Зашел в часть к Казагранди, там его не было. Решил явиться в штаб генерала Резухина, чтобы сообщить тому последние сведения относительно дел в Улясутае.
Как и предполагал, здание для временного размещения штаба Резухин выбрал удобное и уютное. Просторная импань какого-то важного начальника была заполнена штабной суетой. Офицеры сновали по помещениям, был слышен стук печатной машинки. Меня попросили подождать, адъютант Резухина доложил обо мне, и в этот раз я был принят практически сразу.
– Входите, Ивановский! – Генерал встретил меня у порога, крепко пожал руку. Он похудел и вид имел не такой цветущий, как при нашей первой встрече. – Присаживайтесь в кресло. Вы ведь прибыли из Улясутая?
– Так точно, – ответил я неожиданно по-военному. Очевидно, на такой лад меня настроил официальный
