Один день - Дэвид Николс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмма продолжает хрустеть чипсами. Что стало с ее друзьями? Раньше они были такими веселыми и любили веселиться, с ними было смешно и интересно. Но в последнее время слишком уж много стало у Эммы таких вечеров, проведенных точно так же, как этот, — с бледными и раздражительными парочками с пустыми глазами, в дурно пахнущих комнатах, где ей приходится восхищаться тем, как ребенок вырос, а не, к примеру, уменьшился. Как же ей надоело притворяться удивленной при виде ползущего ребенка, точно никто не мог предугадать, что рано или поздно он поползет! А что он должен сделать, полететь, что ли? Ей безразличен запах детской головки. Она как-то понюхала — так же пахнет ремешок часов изнутри.
В ее сумочке звонит телефон. Она достает его и видит на дисплее имя Декстера, но не отвечает. Нет, ей определенно не хочется тащиться из Уайтчепела в Ричмонд, чтобы полюбоваться, как он щекочет малышке Жасмин животик. Это почему-то особенно невыносимо — смотреть, как ее друзья-мужчины изображают молодых отцов. Измотанные, но терпеливые, уставшие, но такие модные в своих куртках, обеспечивающих идеальную терморегуляцию, и джинсах, с пивными животами под майками из специальной дышащей ткани; а этот самодовольный вид, с которым они подбрасывают младенца в воздух! Они воображают себя отважными первопроходцами, первыми мужчинами в истории человечества, которым написали на вельветовый пиджак и срыгнули на голову.
Разумеется, вслух все это она не говорит. Ведь есть что-то неестественное в том, что женщина считает младенцев, точнее, разговоры о них скучными. Еще подумают, что она стервозная старая дева, которая «просто завидует». Ей также надоело, что все подряд твердят, как ей повезло — ведь она может спать сколько влезет и у нее столько свободного времени; она может ходить на свидания или взять и махнуть в Париж. И все это звучит так, будто они ее утешают, и она просто ненавидит их за это и чувствует их снисходительность. Можно подумать, она только и делает, что ездит в Париж! А больше всего ей докучают шутки про биологические часы — она слышит их от друзей, родных, в кино и по телевизору. Самое идиотское, тупое слово в английском языке — это «холостячка», и второе по тупости — «шокоголик». Она отказывается быть новым социологическим феноменом, о котором пишут в воскресных развлекательных журналах. Она признает все аргументы и практические доводы, но ничего не может с собой поделать. Да, порой она представляет себя в голубой больничной сорочке, в поту, испытывающей родовые муки, но вместо лица мужчины, что держит ее за руку, всегда клякса, и ей не хочется развивать эту фантазию.
Когда это случится — если это случится, — она тоже будет восторгаться ребенком, его маленькими ручками и даже запахом его мягкой головки. Она тоже будет спорить об эпидуральной анестезии, жаловаться на недосып и колики (что это за колики, кстати?). Может, однажды даже умилится при виде маленьких ботиночек. Но до тех пор она собирается держаться в стороне, хранить спокойствие и невозмутимость и быть выше всего этого. И тот, кто посмеет назвать ее «тетушкой Эммой», получит кулаком в нос.
Стефани закончила сцеживать грудное молоко и теперь демонстрирует его Адаму. Они приходят к общему выводу: этот новый отсос просто чудо.
— Жду не дождусь, когда и мне можно будет попробовать! — говорит Эмма, но никто не смеется, и, словно по команде, ребенок наверху просыпается.
— Знаете, что надо изобрести? — спрашивает Адам. — Детские салфетки, пропитанные хлороформом.
Стефани вздыхает и поднимается по лестнице, а Эмма решает, что ей действительно уже пора. Можно посидеть допоздна, поработать над рукописью. Снова сигнал телефона. Голосовое сообщение от Декстера: приглашает ее в Суррей составить ему компанию.
Она выключает телефон.
* * *— Я понимаю, что далеко, но, кажется, у меня послеродовая депрессия… Просто садись в такси, а я заплачу. Сильви нет дома! Впрочем, это и неважно… у нас есть гостевая комната, если захочешь переночевать. В общем, позвони, если получишь это сообщение. Пока. — Он умолкает, потом снова говорит «Пока» и завершает сообщение. Совершенно бессмысленное сообщение. Декстер моргает, встряхивает головой, подливает себе вина. Просматривая телефонный справочник дальше, доходит до «С»: «Сьюки мобильный».
Долго никто не отвечает, и он уже чувствует облегчение — ведь разве может звонок бывшей подружке хорошо кончиться? Он уже собирается прервать вызов, как вдруг слышит знакомый визг:
— Алло!!!
— Привет! — Он стряхивает пыль со своей «телевизионной» улыбки.
— Кто это?!! — Сьюки пытается перекричать какой-то веселый гомон — наверное, находится в ресторане.
— Специальный гость нашей программы!
— Что?!! Я вас не слышу!!!!!
— А ты угадай кто!
— Что???? Я вас не слышу!!!!!!!!
— Я говорю — угадай кто!
— НИЧЕГО НЕ СЛЫШНО, КТО ЭТО??!!!
— Угадай!
— КТО ЭТО???!!
— Я СКАЗАЛ — УГАДАЙ! — Эта игра ему уже наскучила, поэтому он просто говорит: — Декстер!
Возникает минутная пауза.
— Декстер? Декстер Мэйхью?
— А у тебя много знакомых Декстеров, Сьюки?
— Нет, я поняла, какой Декстер, просто… У-хууууууу, Декстер!!!!! Привет, Декстер!!!!! Погоди-ка минутку… — Он слышит звук отодвигаемого стула и представляет, как другие посетители ресторана заинтригованно провожают ее глазами, когда она выходит из-за столика и идет в коридор. — Ну, Декстер, привет, как дела?
— Все хорошо, все хорошо, я просто звоню сказать, что увидел тебя сегодня по телевизору, вспомнил старые времена и решил: дай-ка позвоню Сьюки. Отлично выглядишь, кстати. По телевизору. И шоу мне понравилось. Классный формат. — Классный формат? Какой бред. — Ну что, как дела, Сьюки?
— О, у меня все прекрасно, все замечательно.
— Ты по всем каналам! Видимо, дела правда идут хорошо! Правда!
— Спасибо. Спасибо.
Молчание. Декстер проводит пальцем по клавише «Отбой». Надо прервать соединение. Имитировать, будто разговор случайно оборвался. Заканчивай это, отключайся, отключайся…
— Сколько мы не виделись, Декс? Лет пять!
— Знаю, просто я вспомнил о тебе, потому что увидел по телевизору. И ты так классно выглядишь! Ну, как дела? — Что он несет, ведь он уже это говорил! Надо сосредоточиться. — То есть ты сейчас где? Там очень шумно…
— В ресторане. Ужинаю с друзьями.
— Я кого-нибудь из них знаю?
— Не думаю. Это… мои новые друзья.
Новые друзья. Неужели в ее голосе прозвучала враждебность?
— Понятно. Ладно…
— Да. А ты где сейчас, Декстер?