Леди ведьма. Рыцарь Ртуть. В отсутствие чародея - Кристофер Сташеф

— Надо разжечь костер. — Корделия встала на колени, стряхивая с юбки траву.

Подошел Ален с двумя шестидюймовым камнями, положил их возле растопки, пробормотал, украдкой поглядывая на Корделию, что надо бы принести еще, встал и удалился. Нахмурившись, она проводила его взглядом. Конечно же, его переполняет раскаяние, но как же вернуть суженого, если он с тобой даже не разговаривает?

— А вот тебе и огонь. — Джеффри уже спешился, сел перед трутом, вытащил кинжал и достал из сумки кремень. Несколько раз сноровисто ударил их друг о друга, пока большая искра не упала на трут. Потом он высек еще и еще одну. Корделия осторожно раздувала их, и занялся огонек. Краем глаза она заметила, что Далила по-прежнему стоит, презрительно глядя на девчонку-сорванца, что способна плюхнуться на колени в траву и, словно какой-то мальчишка, раздувать костер. Корделия повернулась, чтобы одарить ее нежным взглядом:

— Женщине заповедано быть хранительницей домашнего очага.

— Конечно, заповедано! — Далила сверкнула глазами. — Но леди должна лишь присматривать за очагом, а разжигать его дело слуг.

К счастью, прежде чем они успели зайти слишком далеко, появился Ален с очередной парой камней для очага. Корделия хотела сказать, что камни не должны быть слишком велики, но, увидев так близко его бегающие глаза, решила повременить с мало-мальски критическими замечаниями.

Рядом послышался шорох одежды. Корделия искоса взглянула, как Далила грациозно усаживается у огня, натягивая юбки так, чтобы они прикрывали ноги самым благопристойным образом, при этом, правда, еще больше увеличивая вырез на груди. Очевидно, она поняла, что всем придется сидеть или стоять на коленях. Корделия про себя усмехнулась, подкармливая хворостом разгоравшийся костерок.

— И что же вы добыли на ужин, господа?

— Зайца. — Ален гордо протянул сочащийся комок розового мяса, который походил на зайца, как муха на мухомор. Он явно кичился тем, что сам добыл и освежевал зверька, а вот Далила, испуганно вскрикнув, отпрянула с отвращением, будто изнеженная девица, впервые в жизни столкнувшаяся лицом к лицу с правдой жизни.

Ален тут же пожалел о своей несдержанности.

— Умоляю тебя, миледи, не смотри. Я забыл, что ты никогда не видела только что освежеванное сырое мясо.

— Нет, никогда, — Далила, вся трепеща, отвернулась. — Сомневаюсь, что съем теперь хоть кусочек.

Ален шагнул к ней.

— Полно, полно! Ты не узнаешь его, когда мясо будет готово! — Он потянулся к ней, но тут же отдернул руку. — Я не предлагаю тебе руку убийцы…

Она растерянно поморгала и вымучила улыбку:

— Нет, конечно же, нет. Ведь я прекрасно понимаю, что ты хотел меня накормить. Пожалуйста, прости, но для такого зрелища я слишком чувствительна. — И, прижавшись к Алену, она склонила голову на его плечо. Тот старательно вытер руки о штаны, прежде чем сомкнуть объятия.

— Сестра, — шепнул Джеффри на ухо Корделии, — что это за скрежет?

— Моих зубов. Неужели он не понимает, что это за штучка? Ее же насквозь видать!

— Разве? — удивился Джеффри. — Я тоже не вижу. Хотя кожа у нее идеально чистая.

— И манеры такие же! Да у нее все на лбу написано! — напирала Корделия. — Вот уж не ожидала, что моего многоопытного брата так легко провести.

— Так, может, оно и к лучшему? — ухмыльнулся Джеффри. — Немногие из нашего брата устоят против смазливой мордашки. Будь милосердна, сестрица. Если она действительно такова, как тебе представляется, мы, несомненно, раскусим ее.

— Ты хочешь сказать, что у красавицы и поступки красивы? — уничтожающим тоном проговорила Корделия. — Многие из мужчин остаются слепы, пока священник не огласит приговор, — и вдруг продолжила с неожиданным отчаянием: — Что же мне делать, Джеффри? Я не знаю всех этих хитростей и не умею лицемерить! Как же мне уберечь от нее Алена?

— Так он тебе небезразличен? — Джеффри казался весьма удивленным. Затем он нахмурился: — Или просто боишься, что твоя собственность достанется кому-то другому?

Корделию задело за живое это почти буквальное повторение слов матери.

— Нет, все гораздо серьезнее. — И тут же перед внутренним ее взором непрошено возник образ Бора.

В данный момент Джеффри не имел намерений копошиться в ее мыслях, так что картинку он упустил, однако уловил неуверенность и сомнение.

— Побеждает тот, кто уверен в себе. Но я тебя умоляю не идти на крайности, пока мы не выясним, то ли она чудовище, каким ты ее считаешь, или действительно так искренна и прелестна, как кажется с первого взгляда.

— Так прочти ее мысли, братец, — раздраженно воскликнула Корделия.

— Я попробовал, — озадаченно насупил брови Джеффри. — Но там какая-то кутерьма.

— Как? Ты хочешь сказать, что она совсем безмозглая?

— Вовсе нет! Она вполне разумное существо. Это не порождение ведьмина мха. — Джеффри нарочно сделал вид, что не понял вопроса. — И тем не менее, мысли ее прочитать невозможно, хотя она, похоже, не прилагает никаких усилий, чтобы скрыть их.

— Неужели? — Корделия заметила, как Далила, залившись румянцем и потупив глазки, чуть отстранилась от Алена, взглянула на него и одарила благодарной улыбкой. Ее, будто кинжалом, пронзила мысль, что он даже не осознает, какую причиняет ей боль, проявляя столь явное внимание к сопернице. То ли он так влюбился, что и думать забыл о чувствах Корделии, то ли это не более чем искреннее рыцарское благородство.

Доброта к приблудному котенку? И Алену даже в голову не приходит, что этим он может задеть кого-то за живое?

В такую наивность она ни на минуту не поверила.

Пока на вертеле подрумянивалось мясо, все болтали, а Корделия уголком сознания гадала, что же предпримет Далила, когда придет время еды. В голову ей пришла идея наколдовать нож, вилку и тарелку, но она вовремя вспомнила, что это дело мужчин. Тогда она расслабилась, пряча злую усмешку, возникавшую на губах при мысли о том, что будут делать ее брат и одурманенный поклонник.

И ей так захотелось, чтобы только ею он был одурманен.

Потом она вспомнила, что так все и было, пока она сама не отвергла его.

Нет, судя по надменности, выказанной им во время последней встречи, он вовсе не был одурманен. Но она вспоминала прежнего Алена, ведь всего год назад взгляд его провожал Корделию, куда бы та ни направлялась, а пятью годами раньше вообще ходил за ней по пятам, так что она его иначе как прилипалой не называла.

Теперь она горько сожалела об этом. Неужели все изменилось из-за этих насмешек? Или все осталось по-прежнему, просто он, опасаясь ее острого язычка, скрывает чувства?