Бомбы и бумеранги (сборник) - Александр Золотько

Никита потряс головой. Ведь только что Егоров и Дробин рассуждали о науке, говорили о термогене, паровых машинах и прочей сложной механической ерунды. И вдруг… Колдун. Шаман. Нелепица!

– Значит, так, – сказал Егоров решительно. – Сейчас я напишу записку, и Яков отнесет ее в город, на станцию. Только пусть возьмет с собой еще кого-нибудь из казаков, в одиночку чтобы не шел, опасно.

– Слышал, Яшка? – спросил урядник.

– Слышал, Никита Артемьевич. Илюху заберу и побежим. Дней за пять… ну, за неделю там будем.

– Хорошо. А мы, значит…

К вечеру они добрались до деревни Белого Шамана.

Никита так и не понял, откуда у него взялись силы. Казалось, все оставил по дороге к долине, но когда пришлось почти без отдыха двигаться по следам чужаков, Примаков держался вместе со всеми.

По дороге он даже нашел в себе силы спросить у Дробина что-то о термогене, тот отмахнулся, но на повторный вопрос ответил, что термоген вообще не должен был существовать. До середины прошлого века о нем говорили, как о возможной разновидности эфира – о возможной и не более того, – а потом, в один день, вдруг оказалось, что этим невозможным термогеном пропитано все вокруг в разной степени концентрации. И мир изменился полностью. И в тот же день и магия с колдовством вдруг перестали быть сказкой, а начали влиять на реальность… как дождь, ветер, снег. Может, и не в тот же день возродилась магия, но вследствие него – совершенно точно. О колдовстве старались не говорить… официально, во всяком случае. Даже делали вид, что оно не существует, однако после того, как по всему миру носители магии попытались… В Африке, в Америке, в Сибири. Заговорили пушки и пулеметы. Посыпались нефтяные бомбы. Цивилизация победила.

А вот теперь…

К деревне сразу не пошли. Остановились, как сказал Тыкулча, в двух верстах. Отправили Делунчи и Озимых с Перебендей в разведку. В отряде теперь людей было немного – двое казаков ушли с письмом к станции, Головатый остался с лошадьми в долине. Под деревом в ожидании разведчиков сидели пятеро: Егоров, Дробин, Никита, урядник с Бабром и эвенк.

– Может, расскажете мне про Белого Шамана? – спросил Никита, ни к кому особо не обращаясь. – Ну хоть кто-то…

– Белый Шаман – очень хороший, – уверенно произнес Тыкулча. – И сильный. Мог наколдовать охоту. Мог позвать дождь или прогнать. Мог вылечить человека рукой. Просто дотронулся вот так – и всё. Еще лекарства делал. Денег не брал, ружья не брал – так лечил. Когда солдаты и казаки шаманов ловили, его эвенки не отдали. Даже стреляли в солдат, когда они за ним пришли. Старики ходили к солдатам, просили. Шкурки предлагали, золото. Не злой Белый Шаман, говорили. Всех шаманов забирайте, его оставьте. Белый Царь даже летучий корабль присылал, только Белый Шаман туман позвал, деревню закрыл, вот его и не нашли. А потом искать перестали.

– А он так и колдует? – Никиту даже в озноб бросило от мысли, что сегодня или завтра он может увидеть настоящего колдуна. Шамана. Белого Шамана.

– Нет, не так колдует, – сокрушенно покачал головой Тыкулчи. – Совсем мало колдовать стал. Охоту не делает. Дождь не прекращает. Говорит: нельзя, обещал Белому Царю. И еще говорит: глупые люди колдуют. Совсем глупые. Только зло от колдовства. Что вы – не охотники? Сами на охоту ходи́те. Оленей пасти не можете? Сами пасите. Только лечит сейчас Белый Шаман. И лекарства варит. Хорошие лекарства. И еще говорят, шаманов приказал ловить. Тех, которые не перестали колдовать. С ними разговаривает и колдовство забирает. Совсем забирает… Нельзя Белого Шамана обижать, – подумав, добавил Тыкулчи. – Совсем плохо будет.

Никита много еще чего хотел спросить, но тут вернулись разведчики. Сказали, в деревне тихо, даже собаки не лают.

– Мы у реки сидели, бабы несколько раз по воду пришли, и всё, – Перебендя достал, было, кисет из кармана, но урядник молча показал ему кулак, и курить не стали.

– Значит, тихо… – Егоров вынул из кобуры маузер, проверил работу механизма, щелкнул курком. – И до границы верст двести… Самое правильное – уйти отсюда.

– Само собой, – подтвердил урядник. – Их же больше двадцати, а у нас – я сам-четвертый, да вы, Антон Елисеевич. Тунгусов можно не считать, они охотники, вояки из них никакие. Если до стрельбы дойдет – не сладим.

– А у нас что получается? Пока Яков с Ильей доберутся до станции – неделя пройдет как минимум, да оттуда с отрядом не меньше недели. Я написал, чтобы границу перекрыли, но… Не успеют. Конечно, чужие в деревню могли даже не зайти. Хотя вряд ли. К ней шли. Очень уж показательный маршрут – от места крушения к деревне. Но прошло три дня, так?

– Тунгусы говорили, может, и два.

– Что делать будем, Никита Артемьевич? – спросил Егоров.

Урядник не ответил.

«Что интересно, – подумал Никита, – никто даже не вспомнил, что можно прислать корабль». Останки «Малахита» произвели на всех сильное впечатление.

– Ладно, – сказал Егоров, приняв решение. – Схожу-ка я, пожалуй, в деревню. Давно хотел познакомиться с Белым Шаманом.

– А если чужие еще там?

– Значит, познакомлюсь и с ними. Поговорим, чайку попьем… А вы, господа, вместе с Никитой Артемьевичем и казаками уходите к месту катастрофы, забирайте Головатого и – домой, через горы. Все, ваши приключения закончены.

Никто спорить не стал – не та обстановка и не тот случай. Попытались уговорить Егорова уходить вместе со всеми, но тот отказался.

– Я попробую, – улыбнулся только. – А там – как получится. На свете происходит много разных чудес. Разве что… подождите меня здесь часа два, потом уходите к «Малахиту» и там ждите еще сутки. Сутки я, пожалуй, выдержу, даже если все пойдет плохо и неправильно. Хотя, нет, не нужно. Уходите сразу, я постараюсь вас догнать. Или обеспечить вам сутки-другие времени.

– Что он имел в виду, когда говорил, что выдержит? – спросил Никита, когда Егоров, попрощавшись, ушел.

– Когда человека пытают, – объяснил Седых, – то никто не может выдержать и молчать. Рано или поздно всякий заговорит. Так Антон Елисеевич полагает, что выдержит день и ночь. А там – как бог даст.

– День и ночь, – повторил за урядником Никита.

«Но ведь все будет хорошо, – подумал он. – Не может быть, чтобы все было настолько плохо. Эти чужаки… Местные бродяги не станут пить виски, ведь правда? Во всяком случае, не станут таскать с собой бутылку. И курить сигары – тоже не станут. Значит, это кто-то из цивилизованной страны. И, значит, с ними можно договориться. Обязательно можно договориться…»