Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

За те месяцы, что они не виделись, Северо прислал ей с Эфраином несколько банок консервированных сардин, мотыгу, два мотка веревки, шесть метров белого хлопка, три катушки ниток, черпак и эмалированный кофейник. А еще мальчик приносил фрукты, сладкий картофель, мешки риса, бутыли с ромом, табак и, естественно, сахар. Эти подарки были вместо любовных писем, поскольку Консуэла не умела читать. Они передавали просьбу Северо: жди меня.

И она ждала, но не сидела без дела. Выращивала овощи и цветы, ловила рыбу, чинила свою хижину. Соседи-кампесинас навещали ее, ведь она была не только пута, но и любовница человека, владевшего землей, на которой они жили. К тому же Консуэла славилась щедростью. Любая кампесина могла прийти и попросить пригоршню риса, сладкую папайю или связку бананов. Их сыновья ловили черепах, осьминогов и часть добычи всегда отдавали Консуэле. А взамен уносили тушку соленой трески или горсть сушеных оливок. Иногда кампесинас приводили детей, чтобы те поплавали в море возле ее хижины.

За три первых года связи с Северо она родила троих младенцев, задыхавшихся и бившихся в конвульсиях, которые не могли прожить и нескольких часов. Тетушка Дамита говорила, что на ее чрево наложено могущественное проклятие.

— Ревнивая женщина, очень злая. — Дамита посоветовала совершать обмывания и молиться полной луне, дала черенки цезальпинии, клещевины, лантаны и велела посадить их вдоль забора возле ворот. — Они защищают от плохих духов. Потом раздави листья, прокипяти в большом количестве воды, смешай с холодной водой и обливайся каждый день в течение недели. И проклятие смоет.

Восемь лет назад Северо приехал однажды ночью, неистовый, пропахший кровью и смертью, и Консуэла поняла, что снова понесла. Спустя девять месяцев родилась девочка цвета янтаря. Она была такая крохотная и, как и другие младенцы, дрожала и дергалась, отчаянно стараясь вобрать в легкие воздух.

— Дай ей грудь, — предложила Дамита, но малышка тряслась, жадно раскрывала рот и не могла сосать.

— Унеси ее, тетушка Дамита, — попросила Консуэла. — Невыносимо смотреть, как умирает еще один ребенок.

Повитуха отдала девочку женщине, за два дня до этого потерявшей собственного младенца. Магда выходила и вынянчила желтушного цвета малышку, вытащив ее практически с того света. Когда Дамита пришла их проведать, Магда дала ей десять испанских песо за то, чтобы повитуха оставила ей ребенка и сохранила все в секрете, который та и унесла с собой в могилу.

ВИДЕНИЯ КОНСИЕНСИИ

Ураган Сан-Лоренцо — его так назвали, потому что он обрушился на остров как раз в день этого святого, — прошелся с востока на запад, перевалил Центральную Кордильеру и изменил ландшафт с обеих сторон горной гряды. На гасиенде Лос-Хемелос река потекла по новому руслу и затопила почти пять куэрдас тростника. Корни погибли, несмотря на попытки осушить поля. После сбора урожая, который начался в феврале и закончился в конце апреля, на месяц позднее, чем обычно, Ана сообщила дону Эухенио, что, для того чтобы возместить убытки, им потребуется два года, — тростник растет медленно. Тем не менее она планировала увеличить площадь обрабатываемых полей с двухсот пятидесяти куэрдас до трехсот.

Летом 1853 года, через два года после свадьбы с Северо, Ана заметила, что у кампесинос, живущих на границах гасиенды, стали появляться малыши с зелеными глазами, золотистыми волосами и поджарыми телами. Она не сомневалась: это были дети Северо. Ану терзали ярость и боль, но она не хотела повторения того, что случилось между ней и Рамоном. Она помнила, как они с Эленой собирались ласкать друг друга, когда мужья будут уходить к любовницам. Однако в Лос-Хемелосе, кроме Северо, ласкать ее было некому.

По крайней мере, он был нежен и страстен в постели и учтиво обращался с ней в присутствии других людей. Культура и традиции приучили женщин, даже таких пылких, как Ана: большего от мужа ждать не приходится. Это вовсе не означало, что она смирилась и не пыталась мстить мужу за измены. Северо хотел законного наследника, и теперь настала очередь Аны принимать меры, дабы избежать беременности. За годы ежедневного общения с людьми, которые в растениях и травах понимали больше, чем образованные европейские доктора, она узнала про средства, позволявшие предотвратить зачатие. Каждые месячные она воспринимала как справедливое возмездие, а Северо оставался несолоно хлебавши. Он никогда не упрекал жену, а она никогда не извинялась.

Перед сафрой 1854 года Северо купил пять новых рабов. Теперь у них было шестьдесят три невольника, причем тридцать семь принадлежали гасиенде и шестнадцать — Северо. Сорок два из них были достаточно здоровы и пригодны для работы. На время сафры уже наняли двадцать поденщиков, но надеялись подыскать еще.

В январе Северо отвез на почту в Гуаресе отчет Аны для господина Уорти, а вернулся с письмом из Севильи, написанным витиеватым почерком Хесусы и отправленным месяц назад:

«Какая тягостная задача стояла передо мной, доченька, когда я выбирала, что и кому отдать, и готовилась покинуть дом, в котором прожила тридцать пять лет. Будь ты рядом со мной, мы могли бы вместе плакать, молиться и находить утешение друг в друге. Вероятно, ты настолько переполнена горем, что не в состоянии отвечать на мои письма. Или же они затерялись. Я отправляюсь в путь послезавтра и доберусь до монастыря через два дня. Меня ждет новая жизнь — безмолвие и размышления, а ты молись обо мне и знай: хотя мы больше никогда не увидимся, ты будешь присутствовать в каждой моей молитве. Твоя любящая мать Хесуса».

— Что это значит? — спросила Ана мужа. — Еще письма есть?

— Нет, только одно. Что-то случилось?

Ана тяжело опустилась на стул, перечитала письмо и погрузилась в оцепенение.

— Я не могу… кажется… мой отец умер, а мать…

За десять лет, что Северо и Ана были знакомы, он не смел утешать ее, когда умер Иносенте, затем дедушка Кубильяс, а потом Рамон. Сейчас она сидела, ошеломленная известием, перечитывая письмо во второй раз, в третий, будто это могло пролить свет на случившееся. Он поднял жену, прижал к груди в ожидании, что она обнимет его, однако руки Аны безвольно висели, как у марионетки. Северо приподнял ее подбородок, и она внимательно посмотрела на мужа, словно пытаясь заглянуть в его душу. Ее черные глаза наполнились влагой, но слез не было. Это была Ана, которую он знал, но в то же время другая, похожая на напуганного ребенка.

— Ана… — шепнул он в ухо жены. — Моя Анита.

Собственное имя как будто пробудило ее, она вздрогнула, обняла мужа, и ее плечи затряслись в безмолвных рыданиях.