Похищение Афины - Карин Эссекс

Гамильтон рядом с мистером Хантом брел по полю битвы, пытаясь разгадать расположение войск противников.

— Войско персов превосходило афинское в численном отношении два к одному, — говорил Гамильтон. — Спартанцы обещали прислать подкрепление, но неожиданно вестник, прибывший от них, предложил афинянам отложить сражение на несколько дней, ибо гадания возвестили, что посылка войска из Спарты должна состояться не ранее новолуния. Или какую-то другую чепуху в этом роде.

— Персов было не менее двадцати тысяч, — подхватил Хант. — Греки могли отступить, но предпочли начать наступление на врага. Только вообразите, какого мужества это потребовало.

— Персы сочли это наступление просто помешательством, — сказала Мэри. — Так писал Геродот.

— У вас замечательная память, леди Элджин.

Тон преподобного Ханта был подобен тону учителя, довольного ответом ученика.

— Я представляю себе этих воинов неопытными юношами, — продолжала она, когда вся группа остановилась, оглядывая погребальный холм. — Мальчики, вырванные из родных домов, объятий близких, разлученные с матерями.

— Могу предположить, что персы, должно быть, похоронены здесь, под этими поросшими травой холмами. Их собственные военачальники бросили тела погибших прямо на поле битвы, как падаль. Дарий всегда приказывал оставлять раненых и убитых в ходе неудачной битвы на растерзание хищникам.

— Но греки оказались более благородными, — заметил Гамильтон, на что Элджин добавил:

— Почти как английские джентльмены.

— Но разве не были б погребальные курганы значительно больше, если б тут покоились все погибшие в сражении? — спросила Мэри.

— Отличный вопрос. Тела персов были сожжены и похоронены без всяких памятных надписей.

— Греки совершили погребение противников лишь в силу своего благородства, Мэри. Они намеревались соорудить в память своих павших героев погребальный курган, который остался бы стоять в веках.

Группа англичан уже преодолела не меньше половины равнины и стала обходить холм.

— Примерно шестьсот футов в диаметре, могу поспорить, — сказал Хант. — И сорок футов в высоту, хоть, конечно, надо учесть, что с течением времени курган сильно осел. Думаю, что две тысячи лет назад он был много выше.

Мужчины обратили внимание на довольно большие отверстия в глинистой, высохшей почве и на разбросанные кругом черепки.

— Местные жители уверяют, что каждую ночь отсюда доносится ржание лошадей и слышится шум сражения. Они, конечно, уверены, что посещать это место грешно.

— Ну, джентльмены, — Элджин не обратил внимания на комментарий и огляделся, — не начать ли нам раскопки?

— Что нам может помешать? — сказал Хант. — Но мне кажется, что кто-то уже побывал здесь с такой же целью.

— Не сомневаюсь, это Фовель, французский дьявол. Он просто преследует меня, куда бы я ни направился, но все-таки последнее слово будет за мной.

Были доставлены лопаты.

— Разумно ли вести раскопки вблизи погребального кургана? — спросила Мэри.

Ее слегка подташнивало при мысли о том, что они не только ступают по телам древних воинов, но собираются рыть землю, в которой эти тела покоятся еще с 490 года до Рождества Христова. Но ей не хотелось показывать свою женскую слабость, поэтому она не покинула спутников, а стала внимательно следить за ходом раскопок.

Немного времени спустя стали попадаться многочисленные глиняные черепки, к сожалению, слишком маленькие для того, чтобы решить вопрос об их происхождении, затем был обнаружен массивный серебряный слиток, возможно образовавшийся в результате сплавления нескольких предметов.

— Трудно даже представить, чем эта вещь могла быть прежде, — пробормотал Хант.

Эти находки возбудили всеобщий энтузиазм, и раскопки решено было продолжать. Вскоре лопаты уже выбрасывали на землю кости, но принадлежали ли они погибшим воинам, никто не мог бы сказать.

— Кем же еще могли быть эти люди? — вслух задала вопрос Мэри.

Ей пришлось отвернуться. Это были останки благородных героев, тех, без кого, быть может, не появилась бы на свет демократия. Если б победу в сражении под Марафоном одержали персы, а греки проиграли, наверное, не был бы построен прекрасный Парфенон, не было бы ни великолепного фриза, ни фронтона с изображением рождения Афины, ни Эрехтейона — словом, ни одного из тех памятников, которыми человечество восхищается уже почти две тысячи лет. Не было б ни одного из тех произведений искусства, которые ее муж так страстно мечтает сохранить. Может быть, не было бы и самой Греции, золотого века Перикла, великой западной демократии. Весь мир мог быть совершенно иным. Греция попала бы под власть Персии и управлялась бы сатрапами персидских владык так же, как сегодня ею управляет Оттоманская империя.

Все те, кто пришел сейчас сюда, включая ее мужа, не сомневаются, что доброта и благородство обязаны своим появлением самопожертвованию захороненных здесь. И вот теперь они торопливо вонзают в землю лопаты, выбрасывая на поверхность кости героев.

Мужчины скоро устали от непривычных усилий, лопаты были возвращены прислуге с приказом их унести. Стали ожидать завтрака.

После полудня группа верхом отправилась к соседнему селению, где Элджин хотел посмотреть остатки храма Немезиды.

— Как утверждал Павсаний, персы, уверенные в своей победе над афинянами, прибыли в Грецию с огромной колонной паросского мрамора, намереваясь соорудить здесь трофей в честь выигранной битвы, — говорил Хант. — Но после сражения афиняне захватили эту колонну и привезли в Афины, где Фидий изваял из нее колоссальную статую Немезиды. Греки построили храм в честь богини мщения неподалеку от места боя и поместили в нем статую.

— Самонадеянность оказалась по заслугам наказанной, — заметил Элджин.

— Геродот писал, что высокомерие несет возмездие в самом себе, — подхватила Мэри. — Боги наказали гордыню, наслав на одержимых ею Немезиду. Она является богиней мщения.

Храм Немезиды располагался над заливом Эввоикос, воды которого сверкали под заходящим солнцем. Это прекрасное зрелище, подумала Мэри, наверное, и вдохновило греков на мщение захватчикам. Не так уж много осталось ныне от прежних дней, кроме остатков сложной системы городских стен, мраморных полов, оснований нескольких возвышавшихся когда-то внутри храма колонн и фрагментов внешних помещений. Сорняки росли на каждом шагу, кустарник густо покрыл всю окрестность, затрудняя прогулку. Но в такой сияющий день представить картину прежнего величия храма было нетрудно.