Мастера и шедевры. т. I - Игорь Долгополов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прочтите эти строки. Как далек их автор от безумия!
«Автопортрет». Последний из многих… На пороге бессмертия. Страшен вопрошающий взгляд. Изможденное лицо голландского крестьянина, гордого и спокойного перед лицом непокоримой беды. Он был не раз там, за чертой добра и зла, когда каждое мгновение сегодня может быть последним. Губы сомкнуты. Жуткие морщины раздумий избороздили крутой лоб.
Будто адский вихрь закрутил мазки фона, складки больничной одежды.
Вглядываясь в этот холст, еще раз убеждаешься в традиционности школы Ван Гога, в основательности его конструктивных начал, в пластичности его видения.
Новь картины — в невиданной экспрессии, в психологическом раскрытии самых глубин человеческого «я».
Судьба расставила силки.
Капкан готов захлопнуться, но художник смело глядит в лицо року.
Пусть огни преисподней уже обжигают лицо, пусть его часы сочтены, но он живет и творит!
Летят, мчатся последние дни.
И в этом буревом движении возникают новые и новые полотна Ван Гога.
На самом закате жизни приходят добрые вести. Художника похвалили в голландской печати, пригласили участвовать в выставке «Двенадцати». Но живописца это мало волнует, он трепетно и тревожно вслушивается в собственное состояние, ни на миг не забывая, что зев бездны раскрыт.
И все же Ван Гог копирует Делакруа и Милле, пишет, пишет… Он знает: пока у него в руках палитра и кисти — он здоров!
1890 год. Это заключительный акт великой драмы — жизни Ван Гога. В феврале у Тео рождается дочь. В тот же месяц в парижском «Меркюр де Франс» выходит в свет большая статья художественного критика Альбера Орье. Винсент назван там «ребенком и гигантом», «могучим, неподдельным, чистокровным художником». Трудно нагромоздить такое собрание лестных эпитетов, которые опубликовал Орье. Ван Гог благодарит автора статьи, но сетует, что в ней не упомянуты Гоген и Монтичелли.
Он отвечает Орье, что дифирамбы о фантастичности его мира красок преувеличены: «Но правда и поиски правдивого изображения дороги мне настолько, что я, словом, я чувствую, чувствую, что предпочитаю в живописи тачать сапоги, чем быть музыкантом в цвете. Так или иначе, быть верным правде…»
Приходит известие, которое раньше бесконечно обрадовало бы живописца. Купили его «Красные виноградники» за четыреста франков. Удача, торжество.
Удача… Она уже не может потрясти человека, прикоснувшегося к смерти…
Ван Гог пишет свое гениальное повторение по рисунку Гюстава Доре «Прогулка заключенных». Кстати, и «Красные виноградники», и «Прогулка» находятся у нас, в Москве, в Музее изобразительных искусств имени Пушкина…
Красные виноградники в Арле.
Наступает последняя весна.
Март. Цветут сады. А Ван Гог уже второй месяц во тьме. Жестокий припадок отнял у него кисти, и больше он никогда не напишет весны.
Тео сообщает брату по поводу выставки «Двенадцати»:
«Гоген назвал твои полотна гвоздем выставки».
Но бедный Винсент не в состоянии осмыслить эту радость …
Шестнадцатого мая он покинет монастырь Сен-Поль, посетит Париж, любимого Тео и его семью, встретится со своими работами, которые десятками забивают запасники брата.
Художника навещают друзья, все рады его возвращению к жизни. Один Ван Гог знает правду.
Его не обманывают ни комплименты «о здоровом цвете лица», ни о том, что он «крепыш».
Он-то знает, как он устал от Парижа и от всей этой суеты.
Скорей, скорей в новую лечебницу.
Овер … Доктор Гаше сразу очаровал Винсента. Мудрый врач порекомендовал больному работать, писать и забыть о том, что было. Ван Гог был счастлив. Наконец его поняли. Гаше поглядел на работы мастера и произнес:
«Как трудно быть простым».
Ему, знавшему Сезанна, Моне, Ренуара, стало ясно: перед ним великий живописец, гениальный художник с лицом крестьянина …
«Сумасшедший? — подумал Гаше. — Кто же тогда здоров?»
Семьдесят полотен написал Винсент за девять недель жизни в Овере.
Среди них изумительный холст «После дождя», тоже из московского собрания Музея изобразительных искусств.
Ван Гог уникален. Поверхность его холстов, как перфорационная лента электронной машины, абсолютно отражает каждый острейший импульс, вызванный у художника ощущением натуры. Мастер предельно собран, он безошибочно пишет состояние природы, рельеф ландшафта, его цветовую гамму, видит скрытое внутреннее движение планов, расположение форм в пространстве и, что особенно важно, драматургию столкновения холодных, теплых и дополнительных цветов. Вот эта борьба и составляет таинственное единство колеров в пленэре.
Пейзаж в Овере после дождя.
Увидел, оценил, решил!
И вот наступает акт свершения. Отягощенная краской кисть Ван Гога изливает цвет на холст.
Пастозно, рельефно. Мазок подчеркивает форму.
Он то волнообразен, то пунктирен, то, подобно взрыву, образует сложный кратер, в котором кипит и бушует раскаленная магма краски.
Творчество. Состояние крайнего эмоционального напряжения, сосредоточение всех сил, призванных создавать! Холсты Винсента Ван Гога, как ни у кого из художников, зримо носят следы этого акта сотворения.
Вглядитесь в пейзаж «После дождя», написанный мастером в Овере в июне 1890 года, за несколько дней до кончины.
Внимательно всмотритесь!
Спадает почти вековая завеса времени. Словно из растворенного окна на вас дышит свежесть июньского утра, напоенного влагой. Дождь прошел. Он словно промыл все цвета пейзажа, и вот он перед вами, в первозданной яркой звонкости. Мозаика маленьких лоскутов, запаханных и цветущих полей. Блестит мокрая дорога. По ней катит одинокая тележка. Белые двухэтажные домики с голубыми растворенными ставнями, крытые красной черепицей, сверкают от влаги. На горизонте бежит поезд, выбрасывая хвост седого пара. Зеленый, зеленый мир, бесконечно многообразный и сложный, встает перед нами.
Правда жизни, движение, состояние природы нанесены на полотно в одно касание.
Думается, что холст написан буквально за час.
Словно слышишь биение горячего сердца творца, гудок паровоза, скрип тележки, пение ветра.
Ван Гог волшебник.
Никому до него и после не удавалось создавать такой непосредственный и правдивый контакт с землей, словно мастер был связан невидимой пуповиной с природой нашей планеты.
Трудно поверить, что человек, сотворивший это диво, — через какую-то неделю-другую покинет нас молодым, полным сил, но вымотанным нуждой, борьбой с нищетой, непризнанием.
Уйдет в тридцать семь лет, оставив людям девятьсот картин.
25 июня 1890 года он пишет последнее полотно — «Вороны над полем пшеницы». Зловещее карканье черных птиц словно кличет беду…
27 июня. Жаркий летний день. Воскресенье. Полдень. По полям бродит Ван Гог.
Прохожий случайно слышит сказанные почти шепотом слова:
«Это невозможно! Невозможно!.
Вечереет.
Винсент остановился.
Вынул маленький пистолет. Прозвучал выстрел. Поднялся дымок. Каркают вороны. Неужели жив?.. Промахнулся.
Мастер бредет домой, обливаясь кровью. Ложится в кровать лицом к стене …
В половине второго утра 29 июня 1890 года Винсента не стало.
Родился великий мастер Ван Гог.
… Спальня Дейнеки. Маленькая. Скромно обставленная. На стене единственная репродукция — «Ирисы» Ван Гога, написанные в нежнейшей гамме сиреневых, серых, бледно-зеленых цветов.
— Ты знаешь, что эти «Ирисы» написаны им в Сен-Реми за год до кончины? — спрашивает Александр Александрович Дейнека.
Я каюсь в незнании.
— Вот и погляди, где здесь следы смятения, депрессии или сломленной психики! Я вижу в этом этюде радость познания, гармонию и красоту.
Спускались сумерки. Пепельный печальный свет обволакивал комнату.
— Да, человеку нужна красота, особенно в наш машинный век, полный суеты и забот.
Передо мною сидел в глубоком кресле один из самых честных и больших художников нашего времени.
— Ван Гог, Врубель были бесконечно несчастные, неустроенные люди, но они оставили нам красоту, которая жила в их душах… Прекрасное, как оно нужно человеку!
ПОЛЬ ГОГЕН
Непривычная стужа поразила Париж. Стоял промозглый февраль 1886 года. Столица словно поседела от инея. Человек брел по узким улочкам. Снежинки таяли на его смуглом лице. Зябко. Потертая куртка, реденькая борода, угловатые брови заиндевели. В глазах с тусклыми белками мерцала отроческая неприкаянность. Тяжелое ведро с клеем, громоздкий рулон афиш, собственные гулкие шаги по предрассветному городу казались дурным сном.
Как он, Поль Гоген, совсем недавно удачливый биржевой маклер, отец благополучного буржуазного семейства, докатился до этой бездны?