Безвечность - Ольга Черных

— Оливер сопровождал тебя в больницу, он и распорядился, чтобы тебе создали лучшие условия.

— Наверное, боялся, что я не очнусь, и его станут винить в моей смерти, — в шутку предположила я. — Представляю, как он испугался, когда я потеряла сознание. Надеюсь, слюни на подушку не пускала.

— Зря ты так о нём говоришь. Оливер почти каждый день навещал тебя, интересовался твоим состоянием, — ответил Кай. — Я многим ему обязан за то, что он сразу же сообщил мне о случившемся.

— Я понимаю. Он оказался лучше, чем я думала, — сказала я, вспомнив его растерянный и опечаленный вид из-за смерти Тони. Он должен был сорваться на мне за то, что я не исполнила последнее желание его друга, а вместо этого спас мою жизнь, которую в один миг я стала ценить, как никогда раньше. — Намного лучше.

Часом позже Триш и Дилан вернулись с прогулки и принесли Касси. Она была счастлива снова выйти из клетки, а я не ожидала, что буду настолько рада визиту своих соседей, а они — моему выздоровлению. Это ребята привезли мне плеер и загрузили свои новые песни. За время моего отсутствия они успели записать альбом, который я ждала и, оказывается, уже слышала несколько раз, когда плавала в море памяти и грёз.

Триш и Дилан, узнав о скорейшей выписке из больницы, внезапно собрались уходить, сославшись на встречу с родителями Дилана. Меня не провести. Они либо разгромили мой дом, либо собираются это сделать. После ухода я поделилась своими предположениями с Каем, отчего он рассмеялся, похвалил меня за богатую фантазию и сказал, что ребята уже несколько дней живут в доме Тони, который он оставил внучке в наследство. Мне стало неимоверно грустно, когда речь зашла об умершем друге, и Кай быстро отвлёк меня от мрачных мыслей. Рано или поздно нам придётся вернуться к этому разговору. Вспомнив привязанность Тони ко мне, я вдвойне стала чувствовать себя виноватой перед ним. Он не заслуживал стирания воспоминаний о себе, тем более почти все они были приятными.

— Надеюсь, ты не разозлишься, — сказал Кай, потянувшись руками к тумбочке. — Я напечатал твои фотографии времён чёрно-розовой моды.

— Субкультуры, — поправила я и стала листать альбом, просматривая фотографии, которые мы с Каем уже видели в его объёмной комнате, но тогда он не знал, что они сделаны больше полувека назад. — Почему я должна разозлиться? Мне очень приятно, спасибо тебе! Я бы многое отдала, чтобы снова так выглядеть…

— Так что мешает? — спросил Кай, рассматривая на моей фотографии значки на чёрных джинсах и розовые пряди в волосах.

— Возраст!

— Ты опять за старое. Человек вправе выглядеть так, как пожелает нужным.

Кай не только в теории, но и на практике придерживается этого мнения, поэтому он не сочтёт сумасшествием, если я, например, снова обрежу чёлку и выкрашу волосы в чёрный цвет.

— Главное, что внутри, а не снаружи. На данный момент я и выгляжу, и чувствую себя гадко.

— Не ври, — сказал Кай, одной рукой гладя меня по щеке, другой — Касси, которая уснула у него на коленях. Ещё никогда она так долго не спала. Дублирует моё состояние. — Ты сияешь ярче Солнца, ты прекраснее неба на закате. Глядя на тебя, хочется плакать, потому что ты в любой момент сможешь снова уйти, и радоваться, потому что этот момент ещё не настал. Если бы ты только могла взглянуть на себя моими глазами…

— Я бы ослепла? — спросила я, и мы оба засмеялись из-за двойственного смысла слов. Сама не знаю, что имела в виду: яркое сияние или уродливость.

— Ты бы сама себе стала завидовать!

— Как тут не позавидуешь больной, эгоистичной, напыщенной, упёртой старухе.

— Достигнув определённого возраста, человек начинает вести себя, как ребёнок. Тебе так не кажется? — спросил Кай, подмигнув мне.

Я скучала по его глазам, улыбке, волосам, рукам. Если бы понадобилось, я бы умерла ещё раз, чтобы снова пережить эти трепетные и до боли милые моменты.

— Тогда будь готов выполнять мои капризы! — Я не удержалась. — Шучу. Ты замечательный, самый заботливый парень на Земле. Знаешь, Кай, мы провели вместе полгода, а такое чувство, что знакомы всю жизнь, даже больше.

После этих слов последовал долгий поцелуй. Меня освободили от капельницы, поэтому я могу беспрепятственно обнять Кая. Он проделал долгий путь, чтобы наконец почувствовать себя любимым. Я не подведу его. Преодолею свой главный страх. Буду рядом с Каем до конца. Неважно сколько лет будет разделять нас. Я сказала ему об этом. Он ответил, что это лучшие слова, которые ему когда-либо говорили.

Поужинав в столовой, я надела куртку, которую Кай привёз мне из дома, и мы с ним вышли на улицу. Из-за сильного мороза я решила оставить Касси в палате. В ванной комнате стоит её лоток, поэтому нет необходимости выгуливать кошку в сильный мороз. Триш и Дилан выносили Касси на улицу в контейнере, который поддерживает температуру внутри стен. Мне бы самой не помешала тёплая клетка, но в объятиях Кая я быстро согрелась, и падающий снег перестал казаться колючим. Семнадцатого декабря, в день, когда меня увозили в больницу, шёл дождь, а сегодня земля, деревья, крыши домов и машин укрыты снежным одеялом. Под светом больничных фонарей снег кажется то голубым, то жёлтым, и невозможно оторвать взгляд от мерцающей поверхности снега, нетронутого следами пациентов. При всём своём желании упасть в сугроб и смотреть на звёзды я этого не сделала, чтобы не нарушать идиллию природы.

В спешке Кай забыл взять перчатки, когда собирал мои вещи, чтобы отвезти их больницу, а в чемодане, который я забрала с собой в Мираж, тёплых вещей практически не было. Пока я находилась в коме, Кай с Оливером доставили чемодан в палату. Кто стал бы подбирать мои вещи, если бы они были разбросаны по квартире? Я облегчила парням задачу своей привычкой первые несколько недель на новом месте не распаковывать чемодан, а там более вытаскивать из него коробку, в которой хранятся дневники. Вспомнив о них, я спросила Кая, прочитал ли он мою тетрадь с описанием тягот временного бессмертия и испытываемых при этом чувств.

— В тот день, когда ты мне его принесла, — ответил Кай, задумавшись о чём-то, недоступном моему пониманию. — Ты думала, что оттолкнёшь меня от себя, но вышло наоборот. Ты меня ещё сильнее к себе привязала. Прочитав дневник, я понял, почему ты ушла. Я читал его снова и снова, чтобы узнать причину, по которой ты могла бы вернуться.

— Нашёл? — спросила я, мысленно перебрав последние записи в том дневнике. В них не было надежды. Только отчаяние.

— Любовь. Только она могла заставить тебя перестать прятаться.

— Но любовь разбудила бы во мне страх потери близких…