Чертово колесо - Михаил Гиголашвили

Гуга ехал молча, посматривая в зеркальце. Он тоже не вступал в разговор. Анзор и Пилия начали вспоминать каких-то людей и события. Ладо, поглазев на капитана, отвалился на спинку сиденья и стал перебирать в памяти последние сутки, за которые они проделали путь из Нальчика до Сочи.

От самого Краснодара они ехали, не останавливаясь, только раз запаслись бензином и питьем. Две огромные папиросы, убитые в Краснодаре, должны были обеспечить всю дальнейшую дорогу спокойствием.

После Безнога они отправились к Тимохе-цыгану. Их встретила орава курчавых цыганят. Во дворе валялись умопомрачительные вещи: половина фисгармонии, оси от КамАЗа, мотки колючей концлагерной проволоки, круглая старинная вешалка, рыболовные сети, соломенные шляпки, запчасти неизвестных машин, гнутые сковороды разной величины, куски одежды, ножки от рояля...

Они вошли в пустую хибару. На полу — кипы газет. По стенам тянулись двухъярусные, грубо сбитые нары, где под рваньем что-то копошилось.

Черные дьяволята привели отца — двухметрового Тимоху, со смоляной бородой, в каких-то фартуках, руки за поясом. Он узнал Байрама, но сказал, что мацанки нету. Когда же увидел протянутые купюры, то молча завернул фартуки, спрятал деньги в карман солдатских штанов, сказал, что поищет, и пригласил садиться на газеты. Орава курчавых бесенят мгновенно обступила гостей, в голос клянча мелочь и пытаясь шарить по карманам.

— Пошли прочь, щенки! — прикрикнул Байрам, а Тимоха погнал их во двор и, пригибаясь в дверях, вышел следом.

Скоро появился молодой цыган в серьгах и с двумя шайбочками мацанки:

— Вот, отец прислал...

Приятели стали рассматривать принесенное. После работы в поле Ладо по-другому смотрел на гашиш. Анзор завел разговор, что надо покурить, посмотреть, какой сорт лучше, но парень удивился:

— Какой еще сорт?.. Вот эти шайбы — и все, больше нету!

— То есть? — удивился Анзор. — Две шайбы за такие деньги?

— Да, а что? — ответил цыган.

— Мало.

— Больше нету, я же говорю...

— Нету?.. Тогда пусть возвращает деньги, — сказал Байрам. — Он чего, шутки шутковать вздумал?! Эти клиторки пусть своей кошке отдаст! Я, зёма, не из страны Болвании приехал, а тут живу. Пусть прикинет хуй к носу. Где Тимоха?

— Нету. Ушел по делу... — вызывающе ответил цыган, трогая серьги.

Шайбы лежали на столе. Анзор взял их, подкинул еще раз на ладони, спрятал в карман:

— Тут и сорока граммов не будет... Плевки...

— Я же сказал — больше нету.

— Ах, ты сказал?! — Байрам выхватил из ватника лимонку. — А я вот сейчас ее тебе в пасть воткну, и посмотрим, чего ты тогда говорить будешь!

Анзор не спеша достал из кармана кнопочный нож. Цыган ошеломленно смотрел на гостей. Байрам сделал движение, будто срывает чеку: «Пришла твоя смерть, гнида!» Анзор метким ударом двинул цыгана ручкой ножа в лоб, а Байрам добавил ногой по ребрам. Цыган взвыл и повалился на газеты, закрывая голову руками.

— Ну, сучар? Идешь за товаром или взрывать будем? — насел на него Байрам и стал двумя пальцами давить ему под скулы, чтобы разжать рот и всунуть туда лимонку, которая клацала о цыганьи зубы. — Оборзели, суки! Забыли, с кем дело имеете?

— Иду, иду... — глухо пробубнил цыган из-под цепких, обезьяньих рук Байрама.

— Давай, дуй! — Байрам рывком поднял его за волосы и ремень, потащил к двери и выбросил наружу. — Зови отца, не то всех вас тут взорву и вашу трухлядь спалю к едрене фене!

Анзор, отдуваясь, спрятал нож в карман. Ладо и Гуга молчали.

Байрам не выдержал и вышел во двор. Было слышно, как он хрустит по песку... Потом голоса, затихающая ругань, скрип калитки...

Он вернулся с двумя шайбами такого же вида:

— Вот, клянется, что больше нету.

— Ну, нормально теперь. Возьми себе отсюда, — сказал Анзор.

Байраму стало приятно, но он ответил:

— Все твое, зёма, ты издалека прибыл, а я тут как-нибудь прокормлюсь...

— Нет, это мы разделим, — сказал Анзор. — Как тогда, в «Столыпине»...

— В «Столыпине» потруднее было, чем сопляков уму-разуму учить. Тут овцы блеют, а там волки седые выли... — усмехнулся Байрам, деликатно отламывая половину шайбочки.

— Но и волки хер укушали, — заметил Анзор.

— Да, брат, было дело, — приосанился Байрам. — А сколько курнуто, ширнуто и выпито, а? Горы!.. Я, зёма, иногда кемарю, будто я в пустыне, а кругом куски опиума лежат, гашиш горками насыпан, из таблеток дорожки сложены, дурь лесом стоит, водка рекой течет, по берегам белый чистый кодеин навален, а из ампул ледяной дворец на солнце блестит!

— Какая же это пустыня? Это рай! — усмехнулся Анзор.

— Да, зёма, и я в этом раю был, и все это через свою печень пробил... Как в зоне говорят: «Тот день не пропал, когда кайф был в цвет, а все остальное — пустоцвет»...

Когда они уходили, Тимохи не было видно. Байрам велел цыгану с серьгами, который насуплено стоял во дворе и смотрел вбок, передать отцу, чтобы тот больше такие шутки с ним не шутил:

— Помнить надо, кто есть кто!.. Не то спалю ваш гадюшник подчистую, смотри!

— Ты молодец, в форме, — похвалил его Анзор, когда они садились в машину.

Байрам приосанился:

— Ничего себе понты! Продает два плевка за такие деньги! Мне! Понимаю — тебе, ты залетный, но мне?! Совсем оборзели, суко гниды! — кипятился он, перекладывая лимонку из ватника в карманы штанов.

— Лимонка хоть полная, не фуфло? — спросил Анзор, улыбаясь. — Или такая же, как тогда, в «Столыпине»?

— Нет, зёма, эта полная, будь здоров! Да, было дело!..

— Шо такэ? — спрашивали сонные «витьки», которые все это время провели в машине.

— Ничего, гуммы, все ништяк, халабала! — закричал Байрам. — Вперед — и с песнями! На свободу — с чистой совестью!

Они скинули «витьков» в Лескене, подарив им оставшиеся шмотки и шутливо посоветовав носить их по очереди. «Витьки» были довольны, говорили:

— Ты що, разом такэ пережылы, цэ нэ шутка! Уже майжэ браты! Всигда поможэм, приезжайтэ! — И долго махали руками напоследок.

А Байрама они пригласили поехать в Нальчик и выпить в ресторане прощальную. Он с видимым удовольствием принял предложение, хотя пить отказался.

Потом Анзор подарил ему сапоги и теплую фуфайку. Байрам смущенно взял все, бормоча:

— Да не надо, чего ты! Хотя у нас за бабки и купить нечего, а у вас там всего навалом... Спасибо, спасибо, братва!

Он помог запрятать добычу: за червонец завел машину в чей-то гараж, поставил на яму, сам напялил робу и долго ковырялся в днище, показав напоследок Анзору, что надо сделать, чтобы извлечь мацанку на месте. За это время Гуга и Ладо затянули, как смогли, заднее окно плотным целлофаном, так что издалека даже не очень заметишь, стекло там или пластик.

Можно было ехать. На выезде из города Байрам соскочил, сказав:

— Молодцы, что решили в объезд, через море, ехать! Это лучше! Береженого Бог бережет на бережке! Ну его, этот ваш Крестовый! Мышеловка, а не перевал! А тут, через море, ништяк! И в море покупаетесь, халабала, все путем.

Он действительно радовался тому, что они решили ехать в окружную и не тащат его показывать окольные пути в Осетию.

— Смотри, душегрей не потеряй! — напутствовал его Анзор. — Полезная вещь!

— Ты мне, зёма, теплое что-нибудь собери там, в Тбилиси, у вас тепло и со шмотками порядок, а мы тут мерзнем и со шмотками туговато!

-Договорились! Соберу — и приеду попозже... Жди к главному сезону!

Потом Ладо заснул, и пока его не разбудили в Краснодаре, видел навязчивый и противный сон, будто целуется с Наной, а потом никак не может оторваться от нее, потому что ее волосы намотались на его зубы; они притянуты друг к другу головами и не могут разогнуться, вздохнуть. А теперь вот еще капитан угрозыска на голову навязался.

Абхазию проехали без особых происшествий. Один раз пришлось тормозить — проверяли документы, интересовались, что с парпризом, куда и откуда едут и знают ли, что находятся на территории республики Абхазия. Приятели в препирательства не вступали, отвечали, что знают и едут домой, в Тбилиси, в республику Грузия, причем Пилия каждый раз добавлял, что он капитан милиции и спешит по делам. Все были голодны, ждали, когда наконец можно будет поесть по-человечески.

Притаившись и застегнув рукава, чтобы не светиться с мозолями и шрамами на венах, Ладо хмуро жалел о том, что нет Зуры. Интересно, что бы он сказал, услышав, как грузин на родной земле убеждают и предупреждают, что тут они за границей, и просят не забывать об этом... Да, как видно, тут линейкой и картой не обойтись. Все на полном серьезе и в полный рост.

«Зачем вся эта глупость? — думал Ладо, прислушиваясь к абхазскому аканью и посвисту на постах. — Жили бы мирно, доили бы Союз сообща, как было раньше — чего еще надо?..» Сколько раз он летом ездил в Сухуми, Гагры, Пицунду!.. И никогда не чувствовал отчуждения — наоборот, абхазы были понимающими ребятами, братьями, хоть порой и лукавили или выгодничали, как, впрочем, все народы приморских областей, привыкших обирать туристов. Но Ладо был в Абхазии не чужим, а своим. И даже однажды, в десятом классе, чуть не женился на абхазке, причем родня девушки была не против их брака и все повторяла, что отдадут свою дочь только за абхаза или грузина. А теперь что?.. Перестройка. А браки, семьи как перестраивать?.. Как общее море делить? Души кромсать?.. И зачем?.. На радость той империи, о которой день и ночь судачит Зурина компания?..