Фэнтези-2006 - Кирилл Бенедиктов

«Интересная версия», — подумалось мне, но размышлять было некогда, я боялся упустить что-нибудь интересное из разговора. Ничего подобного слышать мне никогда ранее не доводилось.

— Исходя из всего вышесказанного, можно сделать вывод, что вы применили ваши знания, чтобы помочь барону Вендорфу бежать из-под стражи? — подвел итог Юрковский.

— Наверное, можно сказать и так, — спокойно согласился Фокусник. — Я посылал ему записки, в которых давал подробные инструкции по нанесению узора на стены камеры…

— А кстати, что это за узор? — поинтересовался Алфимов.

— Трудно объяснить в терминах обычного восприятия… — Фокусник ненадолго задумался. — Что-то вроде формулы, заставляющей один из параллельных миров на какое-то время соприкоснуться с нашей реальностью. Когда Вендорф завершил свою часть работы в камере, наш общий друг, — Фокусник кивнул на Селиверстова, — подвел итог, нацарапав узор так, как я его научил, снаружи камеры. Как результат — Вендорф теперь в другой стране, за тысячи миль отсюда.

— Интересно, а что испытывает человек, перемещаясь в пространстве таким образом? Вы сами проделывали это? — спросил я.

— Да, неоднократно. Испытываешь сильную боль и страх. После этого еще какое-то время пребываешь в состоянии психического шока, который проходит через несколько дней.

— Вы все так откровенно выкладываете потому, что любой орган правосудия сочтет это бредом сумасшедшего? — спросил Алфимов.

— Правосудие примет все на веру, как только я на глазах у всех заставлю исчезнуть его наиболее самоуверенных представителей, — Фокусник бросил на Алфимова ледяной взгляд.

— Трюкам с исчезновениями положен конец! — вскочил из-за стола Юрковский. — Вы ведь хотели отправиться вслед за Вендорфом, не так ли?

— Да, я выполнил здесь то, что от меня требовалось, и на днях тоже уйду.

— Ошибаетесь… — Николай Кондратьевич заблаговременно глотнул воды из графина, чтобы не закашляться. — За вашей камерой будет установлено круглосуточное сменное наблюдение. Никакого общения с персоналом. Любые попытки заняться настенной живописью отныне будут немедленно пресекаться…

Фокусник пропустил сказанное мимо ушей и продолжил:

— Есть много других способов шагнуть в параллельный мир. Я все равно уйду отсюда, несмотря ни на что. Вы можете ужесточить условия моего содержания, что ж — это будет даже интереснее для моей практики…

— Довольно! Увести его, — сухо бросил начальник тюрьмы.

Когда мы все вышли из его кабинета, я услышал, как Юрковский все-таки разразился кашлем.

Ошеломленный признанием Фокусника, я долго не мог сосредоточиться на работе. Как и остальные. У нас даже не хватило духу обсуждать услышанное между собой. Я все время пытался сопоставить изложенную им теорию с собственными представлениями о мироздании, но эти попытки совершенно ни к чему не приводили. Фокусник, безусловно, мог лгать, издеваться над нами, но то, с чем не поспоришь, — это факт исчезновения человека из закрытого помещения. И все мы в данный момент ничем не отличались от той галдящей индийской толпы, которая враз замолкла перед развалившимся на части пустым ящиком.

Начальник тюрьмы сдержал свои угрозы и применил в отношении Фокусника более строгие меры, чем полагались узникам с обычными условиями содержания: у дверей камеры теперь круглосуточно дежурила охрана, в обязанности которой входило регулярное наблюдение за арестантом, прогулки его были значительно сокращены, а общение с кем бы то ни было категорически запрещено.

Прошло два относительно спокойных дня, и вдруг раздался первый раскат очередной надвигающейся грозы.

Около восьми часов вечера работник тюремной кухни Крицын собрался было приступить к своим обязанностям по уборке помещения, но внезапно наткнулся на тело разносчика пищи Селиверстова. Тот лежал на полу возле одной из печей и правой рукой сжимал шило, вонзенное в шею. Рубаха на Селиверстове была разорвана, и на оголившемся животе проступили порезы в виде треугольника, которые он, судя по всему, нанес себе все тем же злополучным шилом.

Алфимов рассказал мне, что прежде, чем увидеть труп, Крицын, довольно грузный человек, поскользнулся, ступив в лужу крови, и, не сумев должным образом за что-нибудь ухватиться, рухнул рядом с Селиверстовым. Можно вообразить себе его ужас. Крицын, дико крича, ринулся было прочь, но в панике еще пару раз падал на скользком от крови полу, словно в кошмарном сне. Когда я увидел его, то подумал, что с ним самим случилось что-то страшное — его фартук и униформа были в крови, лицо бледное, как бумага, и всего его дико трясло. Я дал бедняге порядочную дозу снотворного и отправил отсыпаться.

Алфимов сообщил мне еще кое-что, когда я закончил процедуру подготовки тела Селиверстова к отправке в город. Охрана рассказала ему, что Гвоздухин, который после лазарета до выяснения всех обстоятельств по побегу Вендорфа был временно взят под стражу, узнав о Селиверстове, несколько раз кричал сквозь окошко в двери: «Мне не нужно шила! Мне не нужно шила!»

Охрана обнаружила то, что осталось от Гвоздухина, лишь следующим утром, во время обхода. Меньше чем через полчаса в камере были мы с Алфимовым и начальник тюрьмы Юрковский.

На то, что открылось нашему взору, было трудно смотреть даже мне — медику. Еще труднее было все это понять и осмыслить.

Гвоздухин лежал у стены, неестественно изогнувшись и раскинув руки. В животе у него зияла самая настоящая дыра, из которой на пол камеры вывалились внутренности и вылилась уйма крови, перепачкавшая по локти его руки. Причем правая рука была вымазана кровью вперемешку с известкой. Похоже, что этой самой рукой на стене, подле которой лежало тело, было нанесено крупное изображение треугольника, окаймляющего собою какой-то странный причудливый узор. При первом взгляде этот узор казался беспорядочным и хаотичным, но при более пристальном рассмотрении в нем угадывалась какая-то недоступная пониманию логика.

Юрковский хмуро оглядел все, походил из угла в угол и вышел из камеры, так ничего и не сказав.

После обеда мы с Алфимовым снова сидели в его кабинете.

— Как же я устал от всего этого. — Лицо Николая Кондратьевича и на самом деле выглядело необыкновенно изможденным. — Ну почему вся эта чертовщина происходит именно в нашей тюрьме? Ох, чувствую я, что пора уже на заслуженный отдых. Староват я для всего этого. — Юрковский поднял на нас покрасневшие от недосыпания глаза. — Что будем делать, господа? Найдете вы какое-нибудь объяснение в конце-то концов?

— Есть кое-какая информация о Фокуснике, — произнес Алфимов.