Я, Тамара Карсавина. Жизнь и судьба звезды русского балета - Лиан Гийом
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспоминается и встреча с моим первым поклонником Федором Козловым на представлении труппы Большого театра в «Ковент-Гардене». Это 1956-й, «Ромео и Джульетта». Все ожидали увидеть очередной бесконечный и ретроградный «драмбалет», однако спектакль удивил великолепным уровнем танцоров, красотой и неподражаемостью балерины Галины Улановой, «советской Гарбо», которой, правда, уже исполнилось сорок шесть лет. После представления я получила предложение приехать вместе с английскими танцорами в Москву – в соответствии с соглашением, подписанным компанией Нинетт де Валуа и Большим театром в рамках культурного сотрудничества между Великобританией и Советским Союзом. Недолго я колебалась с решением: вторжение в Венгрию (с 1947-го года ставшую коммунистической) советских войск 4 ноября сразу положило проекту конец.
Хрущев подавал большие надежды – ведь он разоблачил сталинские преступления, – но десталинизация не означала освобождение стран Восточной Европы от влияния Москвы. Мне вспоминались наши прекрасные годы в Будапеште, а потом поспешный отъезд оттуда… Что сказал бы Генри об этом новом повороте венгерской истории? Как часто за нашу долгую совместную жизнь, столь космополитичную и беспокойную, нам было что и с чем сопоставить.
А впрочем, что ни говори, – да разве я и впрямь так хотела вновь увидеть Россию, которой теперь управлял необразованный мужик Хрущев, обзывавший абстрактную живопись «собачьим дерьмом»? Эта страна уже не была моей. Моя психология, мое мышление были мышлением британской гражданки, или шире – европеянки. В 1958 году Хрущев снова поглумился над мировым общественным мнением, запретив издание «Доктора Живаго» Пастернака, которому дали Нобелевскую премию по литературе. А потом еще и ракеты на Кубе, и «холодная война», – а ведь я так надеялась, что война закончилась и уже не вернется впредь.
Для чего так необходимо, чтобы политика всем правила и все разрушала? Уже с шестидесятых годов непревзойденные танцовщики, приезжающие из СССР, – Майя Плисецкая или молодое поколение – Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Ирина Колпакова, Наталия Макарова, Борис Акимов, – регулярно выступают в Европе, и всегда с триумфальным успехом. А ведь мы могли бы столько сказать друг другу!
Рудольф Нуреев и Марго Фонтейн: пара-миф
Биконсфилд, 20 июля 1969, 11 часов
Меня, приехавшую из страны, совершившей революцию, продолжать карьеру в стране, известной своей революцией (Франция), всегда удивляло трепетное отношение британцев к достоинству королей и знатных особ.
В пятидесятые и шестидесятые много моих друзей удостоилось чести, о которой они давно мечтали: им пожаловали дворянство. Среди таких – Артур Блисс, Нинетт де Валуа, муж Дафны дю Морье, Алисия Маркова, Мари Рамбер. Дж. М. Барри и Арнольд Бэкс получили титулы еще раньше. Арнольд Беннетт и вовсе от титула отказался. В 1954 году мне вручили Королевскую медаль Елизаветы II, и я могла бы воспользоваться связями, чтобы походатайствовать и о большем – но зачем? В профессиональном плане моя жизнь полностью сложилась. Что еще я могла бы желать для себя? Кроме того, я не из тех, кто алчет почестей. В архивах Генри я нашла одно свое письмо, где уверяю его, что отнюдь не честолюбива, и сейчас придерживаюсь того же мнения.
«Любая претенциозность в искусстве и в жизни ведет к посредственности», – сказала Марго Фонтейн. Сама Марго всегда отличалась скромностью, приверженностью только своему искусству, и я была безмерно горда за нее, когда в 1956-м она стала Леди Марго Фонтейн, возведенная самой королевой в ранг кавалеров Британской империи. С какой непреходящей радостью я передавала ей хореографию «Видения розы» и «Жар-птицы»! Марго Фонтейн, эта живая легенда, была моей ученицей, моей последовательницей. Позже я стала относиться к ней как к родной дочери, и именно ее попросила написать предисловие к моей «Технике балета». С тех пор как ее муж, панамский политик Роберто Ариас, был парализован после неудачного покушения на его жизнь, она много времени отдает уходу за ним, и я не так часто вижусь с ней. Но мы общаемся по почте и звоним друг другу. Знаю, что у нее трудности с деньгами и что Нуреев, очень разбогатевший, часто помогает ей.
Где найти слова для описания этой сценической пары – Рудольфа Нуреева и Марго Фонтейн? Видеть их танцующими вдвоем – для меня было самым сильным художественным потрясением всех последних лет – а быть может, и последнее из всех потрясений.
Пусть даже Марго оказалась вовлечена в международный скандал с трафиком вооружений, разразившийся вслед за попыткой насильственного свержения президента Панамы, – скандал, запятнавший репутацию и ее, и ее мужа, – что мне за дело. Пусть даже Рудольф растрачивает всю ту драгоценнейшую энергетику, которая и принесла ему славу, на беспутную жизнь в обществе своих друзей – художников и певцов андеграунда (мне называли Мика Джаггера, Энди Уорхола!), – тоже не беда! Мне хочется сохранить в душе их волшебную пару, очаровавшую «Ковент-Гарден».
Две жизни, обе романтические – каждая по-своему, две противоположных судьбы. Руди, родившийся в транссибирском экспрессе в годы сталинских чисток, происходил из бедной семьи татарских мусульман, даже и не слыхавших о балете; все для него было трудно, печально, опасно, всего пришлось добиваться своими силами. Или – дерзостью, как в покере. В том числе – профессионального образования танцовщика, запоздалого, трудно давшегося, беспорядочного, отмеченного множеством препятствий вплоть до его поступления в Кировский театр. Наконец – его безумный и храбрый порыв 16 июня 1961 года в аэропорту Бурже – он ухитрился тайком освободиться от охранников КГБ и «перепрыгнул преграды, чтобы перейти на Запад». В эту ожесточенную волю, в стремление переломить несчастную и безвестную судьбу, уготованную ему, он вложил всего себя и оказался живучим как кошка.
А вот Марго все давалось легко. Она, родом из благополучной семьи отца-британца и матери – полуирландки, полубразильянки, мечтавшей о звездной карьере для дочери и поддерживавшей ее во всем, начала заниматься танцем с четырех лет. Когда ее отца-инженера откомандировали в Китай от «Бритиш Америкэн Тобакко Компани», он увез туда всю семью, и на этом все занятия Марго могли бы и закончиться. Но случаю было угодно, чтобы в Шанхае оказался эмигрировавший туда русский танцовщик, и у него Марго (которую позднее будут звать Китаянкой) продолжит обучение танцам. Вернувшись в Великобританию, несмотря на развод родителей, она продолжила заниматься, по-прежнему ободряемая матерью, которую боготворила, – Хильду Фонтес Хукем, ее мать, без всякой злобной мысли называли черной королевой.
Марго очень рано была замечена Нинетт де Валуа, и та приняла ее в свою труппу. А там и новый дар судьбы: ей внезапно, без подготовки, пришлось заменить Алисию Маркову
