Под сенью виноградных лоз - Джанет Дейли

– Если случаем ваш отец как-то объявится здесь, – начал Максвейн, тихо и доверительно, – постарайтесь убедить его сдаться властям.

– Вряд ли он послушает меня.

– Сделайте попытку. Если он сдастся, положение его станет намного лучше, – объяснил он, после чего продолжал: – Когда наутро после гибели барона его задержали, содержание алкоголя в его крови было гораздо выше нормы. Он признался, что был пьян. Весьма вероятно, что он находился в состоянии, когда не мог отвечать за свои действия. Я могу выдвинуть аргументом не совсем вменяемое состояние, тогда обвинением может стать непреднамеренное убийство. Но чтобы это произошло, ему необходимо прийти с повинной – тогда мы взяли бы его на поруки и отправили лечиться. Нам надо будет нажимать на то, что алкоголизм – это болезнь, и представить вашего отца как жертву.

– Не говорите мне ничего о жертвах! – Голос Келли дрожал от гнева. – Жертва – это я! Это мне пришлось жить с ним под одной крышей, мириться с его ложью и увертками! Это меня он бил смертным боем, когда был пьян! Если кто-то и поплатится за все, так это я! И счет еще не закрыт!

И борясь со слезами, застилавшими глаза, Келли резко повернулась и пошла – быстрыми шагами, ничего не видя вокруг, не слыша, что Сэм зовет ее.

Он хотел броситься за ней, но адвокат остановил его:

– Пусть побудет одна.

Тогда Сэм набросился на адвоката:

– Что вы наговорили ей, черт вас возьми?

– Боюсь, что я вывел ее из себя. Я думал, что она признает, что отец глубоко и неизлечимо болен. – Максвейн задумчиво посмотрел вслед Келли, потом перевел взгляд на Сэма. – Существуют различные ассоциации для лиц, чьи родители были или есть алкоголики. Я знаю одну программу, специально предназначенную для взрослых. Поговорите с ней, может быть, и она захочет присоединиться. По крайней мере пообщаться с людьми, переживающими то же, что и она, и это может дать выход возмущению, копившемуся в ней все эти годы. Во всяком случае, это могло бы стать первым шагом в этом направлении.

На ресницах ее дрожали слезы. Заслышав приближающиеся размеренные и твердые шаги Сэма, Келли едва успела вытереть их. Убежав из нижнего холла, она укрылась в библиотеке.

Когда Сэм вошел, она все так же продолжала стоять возле кожаного кресла, опираясь рукой на спинку. Ощутив на своих плечах тепло его рук, она отпрянула.

– Все хорошо. – Она смогла взять себя в руки. Пальцы ее гладили складчатый абажур – ей надо было куда-то деть руки. – Вот сигарета мне не помешала бы. У тебя случайно не найдется? А то свои я в сумочке оставила, наверху.

– Нет, у меня нету.

– Ладно, не важно. – Она включила лампу, осветив деревянные панели библиотеки, сумрачной в этот пасмурный день. – При таких неприятностях удивительно, как я не стала больше курить!

На столике возле лампы лежал пульт дистанционного управления. Келли подняла его, направила на телевизор. На экране мгновенно зажглось изображение.

– Это про твоего отца, Келли, – начал было Сэм. Она подняла руку, прося его ничего ни говорить, взгляд ее был прикован к экрану.

– Это «Новости». Может быть, его поймали. – Она опустилась в кресло и подалась вперед, поглощенная тем, что говорил ведущий.

Но в программе лишь уточнялись сведения, известные из предыдущей передачи – о подозрительном пассажире, обнаруженном на пароме в Сан-Франциско. Подозрения не подтвердились. Программа закончилась кратким репортажем из тюрьмы и повторным рассказом о гибели барона.

– Пойдем выпьем кофе, – предложил Сэм. Келли покачала головой.

– Я лучше здесь побуду, может, что сообщат.

– Даже если и сообщат, сделать ты все равно ничего не сможешь.

– Знаю, но все равно мне хочется побыть здесь. Мне надо это, понимаешь? Постарайся понять, хорошо?

Остаток дня и большую часть вечера она провела перед телевизором, переключая программы, слушая сообщение то одной, то другой программы. Полиция упорно продолжала считать, что он, по всей вероятности, скрывается в Напа и настойчиво утверждала, что кордоны на дорогах появились уже через десять минут после побега арестованного.

Каждый выпуск «Новостей» сопровождался показом того, как бригады полицейских обыскивают трущобы, как вертолеты делают медленные круги, патрулируя район, как полицейские на заставах открывают багажники автомобилей и проверяют документы. Журналисты не уставали брать интервью с судейскими, жителями глухих углов, боявшимися оставаться в своих домах, с прохожими и туристами.

И каждое слово журналиста, и каждое сообщение, так или иначе, начиналось с одного слова: «Отец ведущей «Телевизионных новостей» Келли Дуглас, обвиненный в убийстве гражданина Франции барона Фужера, пока не найден… сегодня утром… на сегодняшний день… сегодня к вечеру». И почти каждое сообщение включало в себя показ ее фотографии, или кадра из ее передачи, или Келли, снятой возле городской тюрьмы в Сент-Хелен.

На следующий день Леонард Дауэрти все еще не был найден. Ближе к полудню журналисты подняли некоторый шум, так как полиция окружила виноградник в районе Карнероса, где скрывался какой-то, по их мнению, подозрительный тип. Одна из телевизионных групп, снимавшая с вертолета, показала телезрителям неясную фигуру, скорчившуюся под виноградным кустом. По прошествии двадцати томительных минут человек этот сдался полиции.

Едва он, прикрывая руками лицо, выполз из-под кустов, Келли тут же поняла, что это не отец. Черноволосый, смуглый, он оказался мексиканцем. Для подтверждения этого телезрителям была опять показана фотография отца.

В дневных «Новостях» промелькнуло несколько не подтвержденных в дальнейшем сообщений.

В конце концов полиция допустила возможность того, что Дауэрти прошел через полицейские кордоны и покинул пределы Напа, и расширила сферу наблюдений.

К вечеру начался ливень. Вершины гор и долину затянула пелена низких туч. В вечерней передаче журналисты под зонтами, с которых стекали водяные струи, сообщали последние известия о преступнике и делились своими предположениями.

Филиал НБС передал репортаж, снятый заранее, еще до того, как зарядил дождь. Уже по первым же вступительным словам Келли догадалась, что репортаж будет связан с ее именем. Но она глазам не поверила, увидев на экране Линду Джеймс, свою соперницу и врагиню, стоящую возле отцовской развалюхи и рассказывающую зрителям, что находится возле дома, где росла Келли Дуглас. На заднем плане среди разбросанных сорняков и всяческого хлама маячил зелено-белый «Бьюик». Линда Джеймс поднялась на крыльцо, открыла дверь. Дотошный оператор не пропустил момента, как она входит в гостиную. Мусор, грязь, куча пепла и сигаретных окурков возле маминой фотографии.