Несравненное право - Вера Камша

Атакующие, поднявшиеся почти на середину холма, ничего не успели предпринять, да и что они могли противопоставить обезумевшим каменным глыбам? Некоторых убило сразу, другим удалось увернуться, и они с ужасом бросились вниз, несколько людей и коней с переломанными ногами и спинами корчились на земле, крича от боли и ужаса. Наиболее смелые или сообразительные продолжали подниматься вверх, понимая, что от катящегося камня легче спастись, пока он еще не взял разгон и когда тебя не давит обезумевшая толпа. Таких, впрочем, было немного, и выдержка их не спасла — вслед за камнями вниз лавиной бросились всадники и пешие, воспользовавшиеся заминкой, чтобы смешаться с врагами, сделав таким образом бесполезными мушкеты и арбалеты.

Луи врубился в таянцев одним из первых. Конечно, окажись на их месте гоблины, арцийцам пришлось бы не сладко, но те, к счастью, отстали, сойдясь в смертельной схватке с отрядом Кривого Жиля. Таянцы же не горели желанием умирать за регента, так что людям Луи удалось прорваться сквозь ряды атакующих. Казалось, им улыбнулась удача, лес маячил в какой-то тысяче шагов, растерянные преследователи отнюдь не рвались в бой, но, к несчастью, на дороге показалась колонна мушкетеров — Годой перегруппировывал войска, стягивая их в один кулак, чтобы покончить наконец с сопротивлением церковников.

Командир вновь прибывших быстро разобрался, что к чему. Он не собирался вступать в бой и даже надолго замедлять движение, но и оставлять за спиной большую вооруженную группу тоже не хотел, тарскийцы уже успели испытать на своей шкуре, что могут натворить враги, появляющиеся по ночам из лесов. Один из лучших офицеров Годоя не представлял, что судьба свела его как раз с теми, кто от самой Олецьки не мытьем так катаньем затруднял их продвижение в глубь империи. Впрочем, мушкетеры и так действовали четко и слаженно. Первые номера опустились на одно колено, вторые встали у них за плечами, командир поднял руку, и началось избиение.

Залпы застали отступающих на полдороге к спасительной чаще, и им ничего не оставалось, как, не оглядываясь на упавших товарищей, продолжать безумный бег. Другого выхода просто не было, разве что бросить лошадей и залечь, но это лишь отсрочило бы конец. Луи увидел, как Матей рухнул вместе с конем, и ринулся к нему. Ветеран был жив, но спина его была в крови. Принц рывком — откуда силы взялись — забросил старика в седло и вскочил сзади.

— Брось, дурак, — в бешенстве прошипел Матей, но Луи и не подумал это сделать, все свое внимание сосредоточив на большом восхитительном кусте, первым выбежавшим из леса в поле. Одна пуля просвистела над плечом принца, другая вжикнула прямо над головой, задев волосы. Видимо, кто-то взял на прицел именно их. Луи не сомневался, что следующий выстрел их накроет — до спасительного куста оставалось еще шагов двести, но внезапно их окутало пылевое облако, сквозь которое с трудом угадывались очертания леса. Мушкетерам теперь пришлось бить вслепую. Луи, немилосердно чихая — спасительница-пыль, как и положено пыли, упрямо лезла в глаза и нос, — поравнялся с вожделенным кустом, но не остановился, пока между ним и преследователями не встали заросли боярышника и целый строй молоденьких буков. Матей глухо застонал, и Луи, вздрогнув, торопливо положил его на землю. Граф еще дышал, но принц отчего-то сразу понял, что это конец.

Содрав остатки своего колета и положив их под голову дядьке Шарлю, Луи сидел рядом и ждал неизбежного. Незаметно подползла Гайда и, подскуливая, растянулась у ног хозяина. Люди принца, что-то около двух сотен, бестолково толкались в стороне, не решаясь подойти. Кто-то, впрочем, не поленился и, услышав журчание ручейка, принес в уцелевшем шлеме воды.

Жани, слегка отдышавшись, осторожно вернулся на опушку и с радостью убедился, что их не преследуют. Странная пыльная туча исчезла, словно ее и не было. Только на зеленой траве там и сям темнели страшные пятна. Арциец вздохнул и поплелся к своим, так и не заметив стройной фигурки в сереньком плаще, затаившейся среди серебристых буковых стволов.

Шандер не спал. По ночам ему редко удавалось заснуть. От сонных зелий, которыми его пичкали растерянные медикусы, граф отказался. Вернее, он их принимал с благодарностью, а затем выплескивал в окно или в камин, у огня которого и коротал ночи. На это сил у него еще хватало. Признаться врачам, что уж лучше бессонница, чем кошмары полусна-полубреда, в который он проваливался, как только его волю ломала настойка рысьих ушек или осьмилистника, Шандер не мог. Рене он тоже ничего не говорил, так как не хотел становиться еще одним камнем на шее адмирала. Тот заскакивал дважды в день, утром и вечером, молча клал руку на плечо и в девяти случаях из десяти сразу же куда-то уносился. Иногда по вечерам присаживался, выпивал кубок вина, рассказывал о том, что творится, хотя Шандеру казалось, что он скорее разговаривает сам с собой…

Вести были тревожные, хотя, хвала великомученику Эрасти, пока речь шла просто о надвигающейся войне. О войне нехорошей, с неравными силами и сильным врагом, но ни про каких белых оленей и прочую чертовщину слышно не было. На границе с Эландом поиск разведчиков, сожженные мосты и мельницы. На границе с Арцией — тишина.

Пока дороги как следует не подсохнут, Михай вряд ли решится на наступление, зато потом мешкать не будет. Кем-кем, а дураком самозваный регент не был. Шандер покачал головой, словно бы продолжая вечерний разговор, прерванный появлением белобрысого Зенека с очередным срочным донесением. Рене убежал, теперь он наверняка заперся с Максимилианом и Эриком в Башне Альбатроса, обсуждая очередное неприятное известие и прикидывая, как убить метлой волка. Ему же, графу Гардани, остается лишь сидеть, смотреть на огонь и ждать, чем же все закончится.

Когда Роман вырвал его из лап Годоя, Шандер почувствовал себя второй раз родившимся, вообразив себе жизнь, войну, победу, Лупе с ее удивительными пестро-зелеными глазами… Тем горше было разочарование. Он был свободен, но он стал калекой, оказавшись в том же положении, что когда-то Стефан. Год назад граф с трудом переносил раздражительность и переменчивость принца, теперь же сам едва сдерживался, чтоб не ответить на участливый взгляд грубостью. Но рядом со Стефаном была Герика, рядом с ним не было никого, способного понять и помочь. Показываться больным и слабым Белке Шандер не хотел категорически, Лупе была в Гелани, и оставалось только молить всех святых и в придачу идаконских Великих Братьев, чтобы с ней все было благополучно… Общество всех остальных было непереносимым. Кроме, разумеется, Рене, но у того на плечах лежал слишком тяжелый груз…