На крутой дороге - Яков Васильевич Баш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далеко за подсиненной мглой высились вершины гор. Снизу они отливали синевой, а верхушки отсвечивали золотом. Солнце уже опускалось, и они горели под небом, как золотые минареты.
Царила торжественная тишина. И вдруг далеко, под самой горой, едва уловимо прозвенел чарующий, звонкий, как колокольчик, девичий смех и сразу же раскатился во все концы необозримой зачарованной дали. И, как на золотых струнах, откликнулось: «Ха-ха-ха!»
— Что это? — удивилась Груня.
— Тс-с! — вся напрягшись и умоляюще приложив палец к губам, замерла Надежда.
За всю дорогу Груня впервые видела ее такой. Все невзгоды, все тревоги словно отлетели от Надежды в эту минуту, и она жила сейчас только одним — замирающим эхом этого необыкновенного смеха.
Смех вспыхнул снова. Вспыхнул задорно, игриво, прерываясь девичьим шаловливым визгом, словно там заигрывала со своим любимым сказочная лесная русалка.
— Ох, даже сердце зашлось, — прошептала Надежда.
— Чего ты?
— Так только Зина смеется.
— Зина? — оживилась девушка. Она уже слышала от Надежды о подруге, которой удалось выехать из опасной зоны окопов с какими-то военными.
— А давай покричим, — загорелась Груня.
— Да ты что? Людей смешить? Разве это может быть она?
— И я не сомневаюсь, что не она. Но ведь там люди. Понимаешь, люди! С тех пор как мы торчим в овраге, это первый человеческий голос. Они нам помогут!
— В самом деле! — ухватилась за эту мысль Надежда. И, приложив ко рту ладони, закричала: — Ау-у!
— Помогите! — подхватила Груня.
И, уже не сговариваясь, в один голос затянули:
— Спа-си-те!!!
Они позвали еще раз и прислушались. В ответ только эхо ходило по лесу: «Э-э-э!» Никто на их зов не откликнулся. Далекий чарующий смех замер, словно они своим криком вспугнули лесную русалку.
— Чего это вы тут раскричались? — с топором в руке к ним бежала испуганная Дарка. А когда разобрала, в чем дело, ошпарила обеих жгучей словесностью, потом рассмеялась: — А я подумала, что вас тут черти разрывают.
Однако оживления хватило ненадолго. Смеркалось, а помощь все не приходила. Над шпилем отдаленной горы Груня приметила облачко. С виду оно совсем небольшое, лишь чуть взвихрено, но местные хорошо знают, что это означает, и Груня с тревогой сказала:
— Плохи наши дела, девчата. Вон, видите? — кивнула она на облачко, которое разрасталось и темнело на глазах. — Через час тут такое поднимется!.. Давайте хоть немного дровишек заготовим, не то за ночь окоченеем.
Вскоре, как и предсказывала Груня, небо затянуло черными мохнатыми тучами. Стало темно. Ветра еще не было, но лес уже полнился жутким, подвывающим гулом. Но вот поднялся и ветер. Искрами чирканул мороз, острым, словно соль, снегом посыпало с высоты, и завертело, заклубилось все холодной мутью.
Солдатки разводили костер, который вряд ли бы согрел их до утра, но, к счастью, сквозь мутную мглу прорезался свет фар. Машина, полная бойцов, запорошенных снегом, круто затормозила у огня. Из кабины выскочил лейтенант в шлеме танкиста:
— Что за люди?
Надежда объяснила.
— Так, выходит, это вы кричали «спасите»?
— Звали на помощь.
— Фу-ты, диво какое, — добродушно усмехнулся лейтенант, — а мы и слышали, да подумали, что кто-то шутит. Вот что значит женское сердце!
— А при чем тут оно?
— Да, видите ли, есть там у нас одна синеокая. Если бы не она, замерзать бы вам здесь… А она как пристала к начштаба — пошлите да пошлите кого-нибудь, чует мое сердце, там люди гибнут. Видите какая. А вы спрашиваете — при чем тут сердце.
Лейтенант присел у огня, закурил и, словно забыв, зачем приехал, принялся философствовать:
— Знаете, я уже не раз был в переделках. И в танке горел, и окружение испытал. Бывало, только меня где-нибудь по-настоящему прижмет, так мать места себе не находит. Ночами не спит. Нет, что ни говорите, а наверное, еще ни один психолог не разгадал тайну женского сердца…
Надежда тоже на какое-то мгновение забыла, что надо спешить. Воин со знаками лейтенанта пробудил в ней особенное волнение. Уже в одних этих знаках заключалось что-то близкое и родное. В памяти сразу же встал ее лейтенант, тоже прошедший через окружение. Загляделась на чуть застенчивое и улыбчивое, такое же, как и у Василя, лицо молодого, но уже бывалого воина. И даже эти его размышления о чуткости женского сердца находили теплый отклик в ее душе.
Машину вытащили не сразу. Бойцов прибыло немало, но она так прочно засела в кювете, что пришлось долго поморочиться. Поздней ночью, усталые и закоченевшие, прибыли они в расположение части.
Женщин сразу же проводили в столовую.
— Пойдемте погреемся, — хлопотал доброжелательный лейтенант. — Прошу, вас, прошу, Надежда Михайловна, — оказывал он ей особое внимание.
За время возни с машиной они нашли общий язык и прониклись взаимным уважением. Он успел рассказать, что у него на Кубани осталась такая же, как и Надя, кареглазая, которую он нигде, даже в бою, не отпускает мысленно от себя. Так что, когда в столовую пришел начштаба — а он завернул сюда, как только ему доложили, кого именно выручили солдаты из беды, — лейтенант уже знакомил его с Надеждой, как с давнишней своей приятельницей.
Внешне начштаба резко отличался от лейтенанта. Если на лейтенанте и шинель, и все обмундирование были словно бы с чужого плеча, то мундир капитана сидел на начштаба как влитой. Военная выправка, казалось, была у него врожденной.
Вслед за начальником штаба в столовую вошли еще несколько офицеров, и среди них… Зина. В шинели, аккуратно прилаженной в талии, в офицерской шапке-ушанке, в сапожках, вся запорошенная снегом, она походила на хорошенького казачка, и Надежда не сразу узнала ее. Зина тоже в первое мгновение приняла свою подругу за незнакомку. Но, вглядевшись, они бросились друг к другу и расплакались.
Так, в обнимку, в слезах, их и усадили за стол.
На столе аппетитно дымились алюминиевые миски, полные горячего солдатского пшенного супа. Но когда начпрод — быстрый ряболицый сержант — уловил во взгляде своего начальства немалую заинтересованность в этой встрече, вмиг заискрились на столе и две бутылки «Московской».
Начштаба на глаз, но безошибочно отмерил в каждый стакан по заветной фронтовой порции.
— Ну, друзья, — встал он, растроганный, — за встречу подруг! За встречу запорожчан!
Надежда, изрядно промерзнув, готова была и без приглашения выпить до капельки эту фронтовую порцию, чтобы согреться. И когда начальник штаба любезно предложил по второй, она и от нее не
