Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Эрнест Джонс

В конце концов разрыв наступил из-за научного разногласия, но оно, как это чаще всего бывает, оказалось связано с более эмоциональными вопросами. Попытаемся вкратце изложить то, что явилось поводом для их научного разрыва. Если все изменения в невротических явлениях — их начало и прекращение, их улучшения и обострения — были строго предопределены, как предполагал Флисс, критическими датами в жизни, открываемыми его периодическими законами, тогда все динамические и этиологические открытия Фрейда становились de facto ненужными и бессмысленными, даже если они были корректными. Это настолько очевидно, что вызывает удивление, как этим двум мужчинам удавалось в течение целых десяти лет поддерживать столь гармоничные отношения и обмениваться своими идеями. Ни один из них не мог по-настоящему понимать работу другого; как мы уже говорили, все, что они требовали друг от друга, — это взаимное восхищение ею.

Убеждения Флисса имели патологическую основу, чуждую Фрейду, и это делало его тем более чувствительным к малейшему сомнению, бросаемому на них. Во время рассматриваемого нами периода случились два небольших эпизода подобного рода, которые могли бы иметь серьезные последствия, если бы Фрейду не удалось сгладить их благодаря своему такту. Первый эпизод имел место в связи с критикой Левенфельда (уважаемого Фрейдом друга) в адрес работы Фрейда по вопросу невроза страха. Левенфельд утверждал, что теория Фрейда не объясняет нерегулярность его приступов. В своем ответе Фрейд указал на многочисленность факторов, вовлеченных в этот невроз, и на их различную силу воздействия. Флиссу, однако, казалось, что в качестве объяснения Фрейду следовало бы в большей мере подчеркнуть действие периодических законов, и на этой основе он написал собственный ответ Левенфельду. Фрейд смиренно согласился с таким заполнением пробела в его аргументации. Другой эпизод произошел год или два спустя, когда Фрейд осмелился иметь собственное суждение насчет гипотезы, которую Флисс развивал по поводу теории левшей. Он ошибочно принял нерешительность Фрейда за знак сомнения в его великой теории бисексуальности, с которой этот вопрос, по мнению Флисса, был связан и которая, как мы увидим, являлась для него священной темой. Он даже ошибочно обвинил Фрейда в том, что тот является левшой, на что Фрейд шутливо ответил, что, насколько он может помнить, у него были в детстве две левые руки, но та левая рука, которая была у него с правой стороны, всегда имела предпочтение. Однако по основному пункту, относительно бисексуальности, он ручался за свою приверженность, которая действительно была постоянна.

Естественно, чем больше Фрейд убеждался в справедливости своих открытий (как с помощью приобретенного опыта, так и посредством своего личного анализа), тем меньшее внимание он уделял арифметике Флисса, хотя даже в год их разрыва он все еще открыто признавал свою веру в идеи Флисса.

Неизбежное столкновение произошло во время их последнего «конгресса» в Ахензее летом 1900 года. Как это случилось, мы не знаем точно. Впоследствии опубликованная Флиссом версия заключалась в том, что Фрейд совершенно неожиданно и яростно набросился на его идеи, что кажется нам крайне маловероятным. Что действительно имело место, так это то, что Флисс реагировал (возможно, в ответ на некоторую критику Фрейдом его периодических законов), сказав, что Фрейд является всего лишь «читателем чужих мыслей» и — более того — что Фрейд «вкладывает свои мысли в головы своих пациентов». Как и можно было предположить, за этим последовал конец, и действительно, Флисс утверждал, может быть, справедливо, что после этого он решил постепенно прекратить их отношения, что он в действительности и сделал. Они больше никогда не встречались. Фрейд, со своей стороны, долго не мог свыкнуться с мыслью о потере этой ценной для него дружбы. В течение следующих двух лет он продолжает предпринимать усилия поправить дела, хотя ему пришлось признать, что старая «научная» переписка никогда не сможет быть восстановлена. Годом позже он даже предложил Флиссу написать совместную книгу на тему бисексуальности, любимую тему Флисса; он напишет клиническую часть, а Флисс — анатомическую и биологическую. Однако Флисс не согласился на такое предложение; наоборот, он подозревал, что Фрейд предпринял этот ход с целью вырвать у него для себя часть его драгоценного приоритета по этому вопросу. Он также не откликнулся на призыв Фрейда о примирении в январе 1902 года. Их переписка, давно уже переставшая быть научной и касавшаяся только личных и семейных вопросов, заканчивается почтовой открыткой, которую Фрейд послал Флиссу из Италии в сентябре 1902 года.

Когда казалось, что между ними уже все кончено, дали о себе знать последствия их разрыва. Во время их встречи в Бреслау на Рождество в 1897 году Флисс высказал Фрейду свое убеждение в том, что все человеческие существа имеют бисексуальную конституцию; действительно, его периодические законы, построенные на числах 28 и 23, основаны на этой доктрине. Во время их последней встречи в Ахензее летом 1900 года Фрейд выдвинул эту мысль как новую идею, на что изумленный Флисс ответил: «Но ведь я же говорил тебе об этом в Бреслау во время нашей вечерней прогулки, и ты тогда отказался согласиться с этой мыслью». Фрейд полностью забыл об этой прогулке и отрицал, что Флисс говорил ему что-либо подобное на этот счет; лишь неделю спустя ему пришло в голову воспоминание о той их совместной прогулке[96].

Мы узнаем о последствиях этого инцидента из опубликованной Флиссом в 1906 году книги «In eigener Sache». 20 июля 1904 года Флисс написал Фрейду письмо, в котором говорилось, что Отто Вейнингер, очень талантливый молодой венский врач, выпустил книгу, в которой мысль о бисексуальности занимает видное место[97]. До него дошли слухи, что Вейнингер был в близких отношениях с одним из учеников Фрейда, молодым психологом по имени Свобода, и он убежден, что этот великий секрет просочился по данному каналу. Что Фрейд скажет на этот счет?

Фрейд ответил, что Свобода — не его ученик, а его пациент, которому он упомянул когда-то во время анализа[98], что бисексуальность является универсальной, и тот однажды высказал подобную мысль Вейнингеру. Да и вообще, Вейнингер мог где угодно «напасть» на эту мысль, так как она часто встречается в медицинской литературе. «Вот все, что мне известно по данному вопросу». Это, вероятно, единственный случай в жизни Фрейда, когда он на какое-то время не был полностью откровенен. Должно быть, ему крайне хотелось успокоить Флисса. Флисс возразил на это, утверждая, что Фрейд ранее называл Свободу своим учеником, что Вейнингер не мог «напасть» на эту мысль во время чтения медицинской литературы, так как, по его утверждению, эта мысль являлась абсолютно новой. Флисс также утверждал, что любые упоминания в литературе на эту тему были случайными и не имели отношения к бисексуальной природе каждой живой клетки, что составляло сущность его доктрины, которую Вейнингер преподнес как свое собственное открытие. Флисс спрашивал Фрейда о том, является ли правдой то, что, как ему стало известно, Вейнингер сообщил Фрейду о своей работе и даже предоставил ему свою рукопись для чтения. Теперь Фрейд оказался слишком вовлеченным в это дело, но мужественно реагировал на создавшееся положение. Он откровенно признался, что, должно быть, действовал под влиянием желания отнять у Флисса самобытность его работы, которое, вероятно, смешалось с его завистью и враждебностью к Флиссу. Он был оптимистически настроен, если думал, что такое психологическое объяснение успокоит или даже заинтересует Флисса. Он завершает свое письмо фатальным выражением сожаления о том, что Флисс не находит время писать ему, кроме как по такому тривиальному вопросу, как этот. Без сомнения, если бы не такое высказывание Фрейда, их переписка продолжилась бы, но Флисс не был тем человеком, с которым можно было разговаривать подобным образом. Он никогда больше не написал Фрейду, а два года спустя опубликовал их личную переписку.