Цепь измен - Тесс Стимсон

— Уильям никогда не простит меня, — шепчу я. Люси пристально смотрит на меня.

— И ты готова провести остаток жизни, не зная наверняка?

Я содрогаюсь от ужаса. И вдруг на меня обрушивается наихудший из всех приступов паники. Адреналин молнией пронзает тело, подавляя все инстинкты, кроме одного: сражаться или бежать. Сердце стучит в ушах. У меня немеют руки и ноги, мне так плохо, что подступает тошнота. В глазах туман. Во рту пересыхает, а мысли бешено несутся вскачь, сменяя друг друга. Я задыхаюсь — тело душит само себя. Начинаю учащенно дышать, пытаясь набрать в легкие больше воздуха. О Господи! Я вот-вот потеряю контроль, не смогу больше сопротивляться…

И что страшного в том, что я потеряю контроль?..

Прозрение лазерным лучом рассекает неразбериху в моей голове.

Куда привело меня самообладание?

Одинокая. Вдова, отвергнутая любовником, предмет жалости лучшей подруги. Лишенная всего, ради чего стоит жить. Чем больше я старалась контролировать свою жизнь, тем больше власти получал хаос.

Отлично. Пусть все идет как идет.

Я бросаю попытки. И в тот же миг паника отступает.

Спазм в груди слабеет. Я уже могу дышать. Пульс медленно восстанавливается.

Осторожно пробую себя, словно язык — больной зуб. Да, есть боль и, конечно, чувство утраты, но паника растворилась как соль в воде.

Как же все просто!

«Давай, — слышу в голове подбадривающий голос Джексона. — Воспользуйся шансом, Элла. Разве тебе есть что терять?»

— Люси, он еще здесь?

Выглянув из окна, она кивает.

— Помоги мне встать, — прошу я.

— Тебе нельзя вставать…

— Почему? Слишком велик риск?

— Разве нельзя просто позвонить ему?

— Он не возьмет трубку. Сейчас самое время! — Я хватаю ее за руки. — Ну, пожалуйста, Люси!

Она опускает перевязь, поддерживающую мою лодыжку, и помогает встать. Голова кружится. Я делаю глубокий вдох.

Хотя от кровати до окна каких-то четыре шага, мне они кажутся тысячей миль. Я вся мокрая. Хватаюсь за подоконник. С высоты четвертого этажа наблюдаю, как Уильям шагает к машине.

Принимаюсь барабанить по стеклу, но он, конечно, не слышит.

— Помоги открыть!

— Сумасшествие… — комментирует Люси и все же налегает на старое викторианское окно. Безрезультатно. Уильям роется в кармане в поисках ключей.

Опять толкаем окно.

Наконец рама подается. Высунувшись из окна, что есть сил выкрикиваю его имя.

Мой голос относит ветер. Уильям открывает дверцу машины. Люси вторит мне, но нас заглушает самолетный вой.

Хватаю первое, что попадает под руку, и швыряю в Уильяма.

Затем падаю в кресло.

Он не заставляет себя долго ждать.

— Какого черта ты делаешь? — орет Уильям, врываясь в палату. Люси незаметно исчезает. — Ты меня чуть до инфаркта не довела!

— Я должна была привлечь твое внимание!

— Привлекла, черт подери!

— Почему ты мне ни разу не перезвонил?

— А ты как думаешь, Элла?

— Уильям, — в отчаянии кричу я, — в тот день в «Челси брассери» я совершила ошибку. Я говорила тебе ужасные слова — которых не должна была говорить и которые на самом деле не имела в виду. Я хотела бы извиниться и все объяснить…

— Не обязательно. Ты очень ясно выразилась.

— Ты не понимаешь…

— Элла, ты спасла жизнь моей дочери. Я твой вечный должник. — Он отворачивается, чтобы я не видела его лица. — Но мы слишком часто причиняли друг другу боль. Как ты можешь мне верить, зная, что восемь лет я изменял жене? Как я могу верить тебе, после того как ты забеременела от другого?

Этот вопрос навсегда останется у него на подкорке.

Существует лишь один способ все исправить. Судорожно подыскиваю слова, которые убедят его остаться. Джексон только что умер, а я так боялась остаться одна; тут как раз подвернулся Купер, а я перебрала бурбона. Это больше не повторится; это в прошлом. И все правда. У всего были свои причины.

Ступив на канат, произношу единственные слова, которые имеют значение:

— Я тебя люблю.

Его спина вздрагивает.

— Почему я должен тебе верить? — наконец шепчет он.

— А зачем бы мне лгать?

— А как же… — он не глядя машет в направлении цветов, — как же Купер?

— Купер приехал, чтобы забрать кое-какие вещи Джексона и передать мне его письма. Он поцеловал меня, — признаюсь я, понимая, что честность для меня — единственный выход. — И сначала я ответила на его поцелуй. А потом остановилась. Сказала, что люблю тебя.

Наконец он поворачивается, побелевшее лицо искажено болью.

— Я видел, как ты его целовала!

— Ты видел, как я целовала его на прощание!

— Ты была от него беременна!

— Одна-единственная ошибка, Уильям! Разве ты никогда не допускал ошибок?

— Как теперь тебе доверять? — яростно выкрикивает он.

— Так же, как я доверяю тебе! Так же, как все мы доверяем тем, кого любим! Сделать осознанный выбор! Окунуться в доверие. Что еще в нашей власти?

— Я больше не смогу, Элла, — хрипло говорит Уильям. — Не хочу любви с перерывами. Хочу засыпать рядом с любимой женщиной, дышать с ней одним воздухом и видеть ее лицо, просыпаясь по утрам. Я хочу быть самым главным в ее жизни. Хочу знать ее от и до, чтобы для меня не было запретных мест и запретных вопросов. Ты не такова, Элла. И никогда такой не станешь. Ты слишком независима, слишком замкнута…

— Неужели я сейчас кажусь тебе независимой и замкнутой? — выкрикиваю я. С трудом встаю на ноги, не обращая внимания на острую боль в лодыжке. — Я уже так высунулась из окна, что не могу смотреть на землю! Мне страшно до чертиков, Уильям! Я так тебя люблю, что мне страшно вздохнуть! — По моим щекам катятся слезы. — Неужели ты не понимаешь? Я любила тебя с момента нашей встречи, но только теперь перестала убегать от правды на такое расстояние, чтобы отказаться признавать ее!

— Ради Бога, Элла! Сядь, не то свалишься оттуда! — отрезает Уильям.

— Уильям, пожалуйста…

— Ладно, Элла, я все понял, — устало произносит он. Теперь мне ясно: я проиграла.

Я падаю на кровать. У меня больше нет ни слов, ни мыслей. Лодыжка пульсирует болью. Голова раскалывается. У меня все-все болит. До самых кончиков пальцев.

— Кейт не потеряла ребенка, — говорит Уильям. — С ними обоими все будет в порядке.

Мгновение я не могу вымолвить ни слова.

— Господи, Уильям, ведь это потрясающе. Это… это чудо!

— Вот и Люси так сказала.

Наши глаза встречаются. В глубине мучительного опустошения, которое мы учинили в душах друг друга, эта крошечная зародившаяся жизнь становится новой надеждой независимо от последствий, которыми может обернуться.