Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

– За ним хоть погнались? Просто дали уйти?

– Охранник не погнался. Я закричала – конечно, не так, как директорша – с улицы сирена долетела, и уже во второй раз с лестницы вниз кинулись. Нате вам! я опять возле стенки лежу, только рот разеваю – из-за сирены меня не слышно… Сил никаких нет! Да что же это такое!… Братья Клобы кинулись в погоню – уши торчком под рыжими патлами, ноздри раздуваются, в глазах бесенята пляшут… Но я уже плюнула, побрела на ресепшен, держась за стенку… Гори оно все синим пламенем!.. М-да, халат у директорши тоже синим был… Взвейтесь кострами синие ночи… Бедная моя головушка… Пришлось рюмку Поворотовского коньяка проглотить – чисто как лекарство.

– Ну и?

– Чего – ну? Мало, что ли? Ну, ты, Лариска!! опоздала, бросила меня…

*****

В Утылве продолжалось утро. Все больше его признаков кругом. Короткие, косые красные лучи упали от окон и светящимися дорожками пролегли на полу. Ночная тайна растворилась в порхающих в воздухе пылинках – исчезла вместе со странным гостиничным вором. Обстановка стала обыденной. И женщины в холле гостиницы, пережив самую волнующую часть повествования – одна в качестве многословной рассказчицы, а другая изумленной слушательницы – беседовали уже мирно, без надрыва. Кулыйкина, протараторив, позабыла, что с утра ее подгоняли срочные дела. А Лариса находилась под сильным впечатлением – от всего, случившегося этой ночью.

– Сочувствую. Вы столько пережили… И у меня тоже…

– Да что у тебя-то стряслось? Проспала? Сыночек учудил? Подогнал матери забот? Вот они – детки наши… Твой-то Лешка, как упрется рогом, не своротишь – будет бодаться… Терпи, Лариска. Хорошо, что у меня девки. Пусть трое, но доглядеть за ними я пока в силах…

– Хорошие девочки. Помощницы.

– Не только. Старшая моя, Тамарка, перед всеми девицами – как лебедь перед утками. Не совру. Рост, стать, загляденье! И себе цену знает – на кашкукскую или малыханскую гопоту не смотрит. Правильно! Что с них взять? грубят, дерутся, пивом наливаются. А когда завод закроют, то уж совсем…

– Права ты. Что ждет…

– Сама знаю, что права. Не дура. У меня мужик – уж на что умный, из Кулыйкиных. При советской-то власти ихний родак Антон Кулыйкин – пуп земли тутошней. И свекровь моя – гордячка. Бывшая завуч школы, в райкоме заседала, депутатом выбиралась. Где они сейчас? Кулыйкины-то? те пупки – тьфу, тылки! Натерпелась я от свекровушки. Все мной помыкала, к дочкам лезла – не так воспитываю… Ты воспитала сына! Килька – пьянь… Выгнали его раньше, чем завод закрыли. Горе мое горькое… Теперь окончательно сбрендил. Домой ночевать не приходит. Где он таскается? Раньше-то я знала – где – вернее, с кем. С дружбаном – муженьком твоим Венькой. Нашлись родственные души! Оба с высшим образованием, оба инженеры, умники великие – и оба хуже идиотов… Ты меня понимаешь, Лариса, мы с тобой пострадали… Эти двое как с Луны или с горы Марай свалились… Они вместе в техотделе работали, а после работы на пару пили, на карачках домой приползали. И Имбрякин ведь партийный. Что не помешало ему развестись, от двоих Дюшиных детей уйти, а ты, глупая, его приняла. Совесть не мучает, что семью разрушила? и карьеру Имбрякину? Хотя какая у пьяницы карьера… Держали его в отделе до поры…

– Что ты, Люда! Не разрушала я – да я бы никогда… Не Веня ушел, а Дюша – она на развод подала.

– Правильно сделала. Как в воду в Виждае глядела – там до самого дна видать… Не ошиблась Дюша. А тебе счастья не прибыло. Он насколько тебя старше? Старик…

– Зачем же так? Веня – добрый. Ко мне хорошо относился, и к сыну. Заботился. Ни разу голос не повысил.

– Интеллигентный. Во всем. Даже не напивался – лишь культурно принимал. А уж какие интеллигентные беседы вели они с Килькой – мои уши в трубочку сворачивались. Про крах СССР да про всеобщий упадок… И заливали все водкой… Если даже не костерил тебя, то на ногах не стоял. Каково с ним жить? Эдакое выносить? Нет, я Кильку сразу выпинывала к свекровушке – пусть она мозги ему промывает и похмеляет его. Я не из железа и не из гранита!

– Веня болел. У него почки…

– Ну, столько водки потреблять… бл..ь… Как Венька допился, я понадеялась, что мой-то образумится. Его на Венькину должность посадили – начальником техотдела. Дальше жить бы да радоваться. Денег прибавилось – оклад-то другой. Можно ремонт в квартире сделать, дочек приодеть, в отпуск за границу съездить, искупаться в настоящем море – не в нашей луже, на Виждае… Съездили, ага! Водка все сгубила, планы нарушила… Червоточина в нем – в Кильке – болячка какая, а водка – единственное лекарство… Проклятая должность в техотделе. Продолжал он пить, работы лишился. Нечего было перед хозяевами умного из себя корчить – по-дурацки вести. Справедливость, вишь, ему покоя не давала!.. Вот и гуляй, Вася… Киля… Я Агнии сказала, что сыночка ее – пьяницу и тунеядца – кормить не стану. Выгнала! Слышала, что с Мобутей он – с вашим дедом. Тот всю жизнь бродяжничал, на старости лет вернулся, в расселенном бараке сейчас живет. Да тебе известно!.. Мобуте не жалко – пускает на постой в свои хоромы. Стекол нет – окна фанерой заколочены, замков на дверях нет, удобств нет. Бросит одежонку на пол – там и спи. А моему муженьку ничего и не надо. И жрать не надо, только водку заглотнуть. Как огонь внутри пылает – надо все время водкой заливать. Ему что? ничего! Ничего, что детям есть, пить требуется, а они девушки – их еще замуж выдавать. В приличных семьях невестам приданое готовят, а у нас дома лишнего пододеяльника, подушки, скатерки нет – старье одно застиранное! Нищета… Зато у Тамарочки жених скоро может предложение сделать. Не на голом же месте им начинать – в пустом бараке…

– Неужели? Кто жених? Поздравляю!

– Рано пока говорить. Скоро узнаете. И тогда от Кулыйкиных я отопрусь. Дочки замуж выйдут, фамилии мужей возьмут. И не останется Кулыйкиных в Утылве! как Чиросвиев…

– Люд, обида у тебя на мужа, на свекровь… Агния старая уже…

– Я не права?! Всю жизнь так. У меня ума хватило после свадьбы уйти в заводскую общагу, не тесниться на