Смертельный рейд - Юрий Иванович

А эти словно затаились и подсматривали! Или не подсматривали? А затаились в другом месте? После чего мне вообще в голову пришла нехорошая мысль: «Вдруг по каким-то остаточным меткам на теле тервеля можно понять: здесь было два груана? Подобными секретами даже подвыпившая компания делиться не станет. Следовательно, при разделке туши, которой мы поделились для знакомства, что Пнявый и Крэч могли понять? Светящихся устриц у нас может быть много! Подумаешь, новички! Подумаешь, ничего не знают! А вдруг им повезло? Да так повезло, что есть смысл выследить, где они остановились и чем там таким занимаются?»

Раз подозрение в моей душе уже зародилось, значит, я начинаю становиться параноиком. Поэтому еще в пределах видимости башни стал осматриваться по сторонам с особым тщанием и прикидывать, где могут для нас организовать засаду. По всей логике напрашивалось только одно место: в непосредственной близости от самой пещерки. А то и в ней самой, если местные о ней знали и помнили.

Глава двадцать вторая

Покой нам только снится

Как только Ксана перестала видеть место нашего недавнего пребывания, я поспешил забрать у нее рюкзак с бочонком рома, разрешил снять шлем и лишь собрался поделиться своими мыслями и размышлениями, как она сорвалась. Видимо, не смогла больше сдерживаться от возмущения.

– Какой же ты… – Там шла цепочка нелицеприятных сравнений, услышав которые я сделал вид, что не понял. – Зачем тебе еще рабыни?! Что ты с нами собираешься делать? Да ты меня одну защитить толком не можешь, а уже на других засматриваешься! Да ты редкостный скот, если собираешься на нас зарабатывать, продавая наши тела любому платежеспособному клиенту. Ты…

Свою речь она завершила еще более длинным списком нехороших сравнений и очень нецензурных ругательств. После чего замолкла так, словно стала глухонемой до самой смерти.

Ошарашенный такими нападками, я вначале просто не мог сообразить, что мне делать. То ли сразу завалить Ксану ударами в лоб наземь, а потом пинать ногами от злости, то ли вначале высказать все, что я о такой дуре думаю, а потом уже… пинать ногами. Мне даже обидеться не пришло в голову на такие низменные инсинуации моих мыслей и такие страшно мерзкие выводы о моем моральном облике. Даже не понимаю, что меня заставило сдержаться. Интуиция, наверное. Или понимание, что криками и злобой я ничего не достигну. А может, попытка взглянуть на себя со стороны моей единственной, пока еще верной подруги?

Через четверть кара я успокоился окончательно и выбрал правильную форму своего поведения. А что может быть лучше, действенней в споре, кроме иронии да насмешки над кем-то? Правильно: только ирония над самим собой. Ну я и начал рассуждать вслух, словно осуждая себя и высмеивая:

– Что-то в последнее время я стал слишком добреньким. А ведь как известно, доброта всегда наказуема. Люди глупые и ограниченные мое добро воспринимают как недостаток, люди злые и коварные сразу пытаются этой добротой воспользоваться в своих целях. Вон недавно покойный Витим как легко меня обманул! Мол, пройти мне здесь надо, ножка бо-бо, страшно, аж жуть, не пустите ли, дяденька, руки погреть, а то покушать нечего и заночевать негде. Теперь-то я понимаю, что такому гопнику поверит не просто новичок, а именно добрый дурак. И это просто чудо, что удалось от этих бандитов отделаться малой кровью.

Моя боевая подруга что-то фыркнула себе под нос, но промолчала.

– Что? Говоришь, сколько там той крови было? – как бы переспросил я. – И то правда: литром больше, литром меньше, чего там мелочиться. Идем дальше и смотрим: до чего довела моя глупая доброта впоследствии. Почти любой мужчина из обитателей Дна сразу бы надел на тебя суровый ошейник, не говоря уже про иные, присущие каждому одичавшему самцу строгости. А я вечно что-то не так вытворю. Решил, что взбалмошная, капризная женщина может стать боевой подругой. Размечтался, что, став коллегами по несчастью, мы забудем все прежние разногласия и совместно, сжав зубы и деля все трудности, неудачи и радости, бросимся отвоевывать себе обратную дорогу в мир людей. А как оно в ответ получается? Меня смешивают с грязью, обзывают такими плохими словами, которые, по сути, и вырваться не должны из уст просто женщины, не говоря уже о будущей матери. Как печально!..

Свой шлем моя оруженосица несла под мышкой, чтобы в случае команды сразу надеть на голову. Шапочка стягивала волосы и скрывала уши, но вот вид красных, пунцовых щек мне говорил о многом. Ну и подтверждал косвенно правильно мною выбранную линию разговора. С минуту я горестно молчал, а она шумно дышала и все сдерживала свои порывы что-то сказать. Наконец у нее прорвалось некое шипение, а потом и вполне понятные слова:

– Но как ты вел себя в башне! Это было мерзко и низменно!

– Ага, значит, вот такое отношение с твоей стороны? Давай теперь посмотрим на это дело и с других точек зрения. Например, с точки зрения нормального мужчины, который в силу своих физических возможностей может получать удовольствие с женщиной и хочет этого. Причем вначале рассматриваем вопрос чисто гипотетически, принимая наши отношения такими, как они видятся с птичьего полета. Два товарища по несчастью решили соединить свои усилия по выживанию. Причем любви или любовной близости между ними нет, и в силу горевшей между ними ненависти она невозможна. То есть они становятся настоящими боевыми друзьями, невзирая на разность полов и категорически отрицая иную близость, кроме дружеской. И вот этому мужчине вдруг захотелось жениться, скажем так. И он начинает подбирать себе пару. Даже не подбирать, тут я поторопился, а размышлять на подобную тему: мол, потом, когда-нибудь почему бы мне и не жениться? Как бы. И вот в момент своего откровения боевому товарищу он вдруг получает не мудрые советы и дружеское участие в этом нелегком житейском вопросе, а ворох грязных, жутко постыдных и мерзких оскорблений. За что, спрашивается? Чем он обидел своего боевого товарища? Нонсенс! Да так ему со следующим шагом только и остается ждать уже не проклятий в свой адрес, а коварно вставленного между ребер ножа! И поделом ему! Такому глупому и наивному добряку!

После такого длинного и гневного спича моя боевая подруга вдруг неожиданно вернула шлем на голову. Да так дальше и шла, почему-то несколько раз споткнувшись. Зрение, что ли, ухудшилось?

Но я не собирался останавливаться на полпути. Кстати, мы как раз и прошли половину дороги, пролегающей между башней пятьдесят пять дробь четырнадцать и нашей огромной каверной.

– Смотрим теперь со стороны несчастных и бесправных сестричек. А вот с ними вообще туго. Скорее всего, никто и никогда за них в этом мире больше не заступится. А ведь они чьи-то любимые дочери, чьи-то оплакиваемые сестры. Скорее всего, и любящие их парни до сих пор себе места найти не могут от такой разлуки навсегда. Так они и проживут на Дне до самой своей смерти и не обязательно доживут до пожилого возраста. И самое обидное и постыдное – это осознавать, что они сами про это знают. Я вообще удивляюсь, как это в них еще не умерло человеческое начало, как они находят в себе силы жить и надеяться хоть на что-то. У них еще есть в наличии эмоции, они злятся, они негодуют на подставившего их исполнителя, и они готовы поверить каждому, кто пообещает им хоть глоток свободы. Пусть это будет последний глоток перед смертью, но он будет! И я себе мысленно поклялся, что сделаю все, чтобы этот глоток им предоставить.