Дорога Патриарха - Роберт Сальваторе

Энтрери сидел у стола, и выражение лица его было таким же напряженным и сердитым, как и всегда, сколько дроу его знал; правда, еще недавно он надеялся, что благодаря действию флейты Идалии это хмурое лицо изменится.

И ведь так все хорошо шло, мысленно посетовал Джарлакс, до тех пор, пока эта бестолковая женщина не предала его, окончательно добив израненное сердце. Хуже всего, что сам дроу, в отличие от Энтрери, знал, что она этого не хотела. Калийа поддалась странному порыву, она настолько исстрадалась, разрываемая чувством долга, любовью и боязнью покинуть Бладстоун, что ударила его. Она уже не стремилась отомстить или отыграться, как в первые дни их знакомства, ею руководили страх, скорбь и боль, с которыми ей не удалось справиться в одиночку.

Джарлаксу оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь и Энтрери это узнает, хотя у него были серьезные основания сомневаться, что убийце этого захочется. Все же зарекаться он не спешил, зная, что за Калийей хорошо присматривает Бреган Д'эрт.

Гораздо важнее было покончить со всеми заботами в этом отвратительном Мемноне. Энтрери вернулся в их лачугу, но, где он побывал и что собирался делать дальше, Джарлакс не знал. Через плечо он бросил взгляд на друга, который, похоже, был настолько погружен в себя, что не замечал ничего вокруг. Он сидел прямо, с широко раскрытыми глазами, но отдавал себе отчет в том, что творится вокруг, не больше, чем блаженно храпящий Атрогейт.

Дроу осторожно вынул из-за пояса еще один флакон с зельем. Он долго смотрел на него, чувствуя, что сам себе противен из-за того, что так подло поступает с другом.

Джарлакс даже удивился: кажется, еще ни разу в жизни он так не переживал. Разве только несколько веков назад, когда предал Закнафейна…

Он снова оглянулся на Энтрери, и на мгновение дроу показалось, что это не наемный убийца, а его давнишний друг - темный эльф.

«Нет, я должен это сделать, и, главным образом, ради блага самого Энтрери», - решил Джарлакс и единым духом проглотил содержимое флакончика.

Он прикрыл глаза, дожидаясь, когда волшебный состав начнет действовать и он «услышит» мысли остальных. На миг он представил себе, что Киммуриэль всю жизнь находится в состоянии подобной восприимчивости, и даже пожалел псионика.

Тряхнув головой, Джарлакс запретил себе отвлекаться на посторонние мысли, потому что действие зелья длилось недолго.

– Ну, так что, расскажешь, где ты вчера был? - спросил он, поворачиваясь к приятелю.

– Нет.

Однако в сознании убийцы картины того дня уже сменяли друг друга: улица, лица сидящих на ней людей, лежащий на полу старик с распоротым животом, другой старик…

Это его отец! Нет, просто он всю жизнь считал его своим отцом.

– Ты приехал сюда, чтобы разыскать мать, больше я ничего не знаю, - осторожно сказал Джарлакс, чтобы навести Энтрери на нужные мысли, несмотря на предостерегающий взгляд убийцы.

В его голове вместо женского лица возник образ какой-то местности.

– А еще ты знаешь, что тебя это не касается, я предупреждал, - сказал Энтрери.

– Но почему ты отказываешься от помощи?

– Ты ничем не сможешь мне помочь.

– Смогу.

– Нет!

Джарлакс невольно напрягся, остро ощутив едва сдерживаемую ярость друга. Еще чуть-чуть, и он готов был бы убить его. Картины в его сознании замелькали с такой быстротой, что Джарлакс не успевал их воспринимать. Он смог вычленить образы жрецов, величественный Дом Защитника и длинные очереди покупающих индульгенции бедняков на площади. И сразу их смазала и замутила волна глубочайшей ненависти.

Джарлакс, не отдавая себе в этом отчета, поднял руку, чтобы защититься от нее.

– Ты чего? - с подозрением спросил Энтрери, который даже не шелохнулся.

– Бабу надо бы! - весело заревел проснувшийся Атрогейт, и Джарлакс обрадовался его неожиданному вмешательству.

Энтрери, искоса взглянув на дворфа, встал, обошел стол и, не спуская глаз с дроу, вышел из дома, не сказав ни слова.

– Чего он бесится? - спросил Атрогейт.

Джарлакс только улыбнулся, мысленно поздравляя себя с тем, что действие зелья уже закончилось,- меньше всего ему хотелось бы погрязнуть в образах, наводнивших сознание Атрогейта.

Овеваемые всеми ветрами коричневые скалы у подножия гор южнее Мемнона казались почти безжизненными. Только ящерки грелись на солнышке и сновали среди камней, но Джарлакс понимал, что все трещины и пустоты в глубине скал обитаемы.

Жизнь всегда находит себе место - хоть под палящим солнцем пустыни, хоть в недрах Подземья, куда не проникает дневной свет.

Огибая внушительный кряж, вверх по склону поднималась грубо вырубленная в камне лестница, но дроу по ней не пошел. Спрятавшись за кряжем, он прикоснулся к своей шляпе и начал левитировать, время от времени отталкиваясь ногами от скальной поверхности. Почти у самого верха он приостановился и внимательно всмотрелся в окружающий пейзаж и вид бухты внизу. Это был тот самый вид, который предстал ему среди других образов в сознании Энтрери, когда он читал его мысли с помощью зелья.

Не сомневаясь больше, что приятель должен быть сейчас по другую сторону кряжа, Джарлакс пригнулся.

За камнями довольно далеко протянулась полоска песчаной почвы, из которой повсюду торчали небольшие выветрившиеся плиты - могильные камни, быстро сообразил дроу. Вдалеке он увидел кучу, покрытую рогожами, - покойники, ожидающие погребения.

Энтрери действительно оказался здесь - разглядывал камни, думая о чем-то своем. Кроме него на кладбище находился еще один человек - служитель Селуны, смотревший в расщелину между камней на Мемнонскую бухту.

Джарлакс понял, что именно здесь, на кладбище для нищих, похоронена мать Энтрери.

Дроу спустился чуть ниже и в раздумье прислонился спиной к скале. Энтрери мучительно переживает. И это Джарлакс сделал его беззащитным перед болезненными воспоминаниями, сломав барьер, долгие годы ограждавший убийцу от каких-либо чувств.

Чуть высунувшись, он еще раз поглядел на товарища, гадая, чем же все это закончится, и стал спускаться, чувствуя себя виноватым.

– На этих плитах нет имен, - обратился к Энтрери жрец, когда тот, блуждая между могилами, случайно подошел к нему.

Убийца поднял взгляд - он был настолько поглощен размышлениями о безвестных людях, покоящихся в этой земле, что только сейчас заметил служителя Селуны и узнал в нем того самого человека, что накануне собирал плату за индульгенции на площади. Молодой человек держался настороженно, - видно, испугался.

Энтрери молча пожал плечами и повернулся.

– Нечасто встретишь здесь такого солидного господина, - заметил служитель.