Учение Великих Махатм - Автор неизвестен

Таковы рассуждения М., и такими же были бы и мои рассуждения, если бы я не был непосредственно замешан во всем этом. Но теперь, вследствие надувательства этой маленькой двуличной обезьяны – Ферна, я вынужден побеспокоить вас – просить вашего дружеского совета, поскольку наш образ действия отличается от вашего. Смотрите, что случилось: Хьюм в последнее время получил много писем от меня. Я надеюсь, что вы будете добры проследить со мною судьбу трех из них, полученных им с начала переписки. Постарайтесь также хорошо понять мое положение и иметь представление о моем состоянии. Так как у нас были три ученика в Симле – два настоящих и один кандидат – Ферн, то мне пришла в голову несчастная идея о сохранении энергии, об экономии, точно я имел "сберегательную кассу". Сказать правду, я стремился отделить, поскольку обстоятельства позволяли, находящуюся под подозрением "штаб-квартиру" от всех феноменов, произведенных в Симле, следовательно, от переписки между Хьюмом и мною лично. Если Е. П. Б., Дамодар и Деб не были совершенно разъединены, трудно было бы сказать, что могло бы произойти. Первое письмо то, которое было найдено в оранжерее, я дал М., чтобы тот отослал его с одним из двух принятых учеников в дом мистера Хьюма. М. передал Субба Роу, которого видел в тот день. Субба Роу послал обычным путем по почте Ферну с просьбой или передать м-у Хьюму или отослать по почте в том случае, если боится, что Хьюм будет его расспрашивать, ибо Ферн не мог и не имел права отвечать ему и таким образом был вынужден говорить неправду. Несколько раз Д. К. пытался проникнуть в Ротни Кастл, но каждый раз так сильно страдал, что я сказал ему не делать этого. (Он готовился к посвящению и вследствие этого легко мог не выдержать). Ну, а Ферн послал не по почте, а со своим Дуг-па, который положил его в оранжерее около двух часов ночи. Это был феномен наполовину, но Хьюм принял его, как целое и очень рассердился, когда М., как он думал, отказался подобрать его ответ тем же способом. Тогда, чтобы утешить его, я написал ему с такой откровенностью, какую допускало не нарушение доверия М. в связи с Ферном, что Д. К. в настоящее время ничего не мог сделать для него, и что это был один из учеников М., который положил письмо и т. д. Я думаю, что мой намек был достаточно широк, и никакого обмана произведено не было? Второе письмо было брошено ему на стол Джуль Кулем (его имя правильно пишется Гюль, но фонетически это не так), и так как это было сделано им самим, то это был самый ортодоксальный феномен, и Хьюму жаловаться было не на что. Несколько писем посылались ему различными путями, и он может быть уверенным в одном: как бы ни были обычны способы доставки писем ему, они не могут не быть не феноменальными, поскольку доставлялись в Индию из Тибета. Но это, кажется, им не принимается им во внимание. А теперь мы приходим, в самом деле, к худшей части всего этого, к части, за которую я всецело обвиняю М., как позволившего это, и оправдываю Ферна, который иначе не мог. Разумеется, вы понимаете, что я пишу вам это строго конфиденциально, полагаясь на вашу честь, и чтобы не случилось, вы не выдадите Ферна. В самом деле (и я расследовал это дело весьма внимательно), этот парень был доведен до виновности в умышленном иезуитском обмане скорее постоянными оскорблениями, подозрительным отношением и умышленным третированием за столом и за работой со стороны Хьюма, нежели каким-либо другим побуждением или по нравственной распущенности. Затем письма М. (продукция любезного Дуг-па, в действительности экс-Дуг-па, чьи прошлые грехи никогда не позволят ему полностью искупить свои злодеяния) ясно говорят: "Поступайте или так или так, или вот таким образом". Они соблазняют его и приводят к мысли, что раз не причиняется вреда какому-либо человеческому существу и побуждения добрые, то всякое деяние становится законным! Меня также искушали в моей молодости, и я два раза почти поддался этому соблазну, и был спасен от попадания в эту западню своим дядей. И то же самое было с "Прославленным", который являлся самым ортодоксальным оккультистом и придерживался старых традиций и методов. И то же самое было бы с любым из вас, если бы я согласился принять вас в качестве ученика. Но так как я с самого начала был осведомлен, что вы признались в одном из писем Е. П. Б., а именно, что для европейских умов высшего класса в понятии испытания, нахождения под испытанием, имеется что-то в высшей степени отвратительное; я всегда уклонялся от принятия предложения Хьюма, часто им выражаемого, стать моим учеником. Это, может быть, снабдит вас ключом ко всей ситуации. Однако, вот что произошло. Ферн получил через одного ученика мое письмо с указанием, что оно должно быть доставлено немедленно по назначению. Они шли завтракать, и нельзя было терять времени. Ферн уже бросил письмо на один из столов и ему следовало бы его там оставить, так как тогда для него исключалась бы возможность лгать. Но он был раздосадован на Хьюма и удумал другую хитрость. Он спрятал письмо в складках салфетки Хьюма, и тот за завтраком вытряхнул письмо на пол. Кажется это вызвало ужас "Могги" и чувство приятной неожиданности у Хьюма. Но у него возникли старые подозрения (в нем все время копошились подозрения с тех пор, как я написал ему, что мое первое письмо было доставлено ему в оранжерею одним из учеников М., и что мой ученик мало что мог сделать, хотя перед тем посетил невидимо все части дома). Хьюм вглядывается пристально в Ферна и спрашивает его, не он ли подложил письмо туда. У меня сейчас перед глазами полная картина того, что происходит в голове Ферна в этот момент. Там быстро вспыхивает: "Это меня спасет… так как я могу поклясться, что я никогда не клал туда" (имея в виду место на полу, на которое письмо упало). "Нет, нет, – он смело отвечает, – Я никогда не клал его туда" – добавляет мысленно. Затем видение М. и чувство огромного удовлетворения и облегчения, что невиновен в непосредственной лжи. Затем спутанные мысли… и ни одной о самообмане! Верно, наш друг был обманут только раз, но я бы заплатил любую цену, если бы мог предотвратить это событие и заменить свое письмо чьим-либо другим посланием. Но вы видите, в каком положении я нахожусь. М. дает мне полную свободу сказать что угодно вам, но хочет, чтобы я ни слова не сказал Хьюму. Также он никогда бы не простил вам, говорит он, если бы вы стали вмешиваться между наказанием гордости Хьюма и судьбою. Ферна в самом деле нельзя обвинить за мысль, что, поскольку результат достигнут, то подробности не играют роли, так как он был воспитан в такой школе, а его сердцу, действительно, близка забота об успехе нашего дела, тогда как у Хьюма, на самом деле при добром намерении – себялюбие, эгоизм – главные и единственные побудители. "Эгоистичный человеколюбец" является выражением, рисующим его портрет во весь рост.

Теперь о полковнике Чезни. Так как он действительно и искренне был так любезен, что, кажется, что-то усмотрел в чертах вашего скромного друга – впечатление, извлеченное по всей вероятности из глубин воображения, нежели из какого-либо действительного присутствия такого выражения, как вы говорите, в продукции Джуль Кула или М. – первый чувствовал себя гордым и просил моего разрешения на осаждение другого такого изображения для полковника Чезни. Разумеется, разрешение было дано, хотя я смеялся над этой идеей, и М. сказал Д. К., что полковник тоже будет смеяться над тем, что он сочтет за мое тщеславие. Но Д. К. очень хотел попытаться и он пошел просить разрешения самому преподнести изображение полковнику Чезни, в чем, разумеется, Коган ему отказал и сделал ему выговор. Но картина была уже готова три минуты спустя после того, как я дал согласие и Д. К. казалось бы этим был чрезвычайно горд. Он говорит, и был прав, я думаю, что из всех трех эта наиболее похожа. Ну, она последовала обычным путем Джуль Кула, Деба и Ферна, так как Е. П. Б. и Дамодар на этот раз оба были в Пуне. М. тренировал и проверял Ферна на феномен, разумеется, настоящий, с тем, чтобы Ферн мог произвести в доме полк. Чезни демонстрацию; но тогда, когда Ферн клялся, что ему нужны только три месяца на подготовку, М. знал, что за это время он никак не подготовится. Мое же мнение, что он и в следующем году не будет готов. Как бы то ни было, он доверил новую картину Ферну, говоря ему опять, что лучше послать ее по почте, что если Чезни узнает, что здесь замешан Ферн, то даже не поверит, что она создана осаждением. Но Джуль Кул хотел, чтобы картина была доставлена немедленно и как он сказал: "Пока у полковника Учитель в голове еще теплый", а Ферн, самомнительный молодой дурак, отвечает: "Нет, прежде, чем что-либо делать с этим "пакетом", я должен изучить полковника Чезни полнее! Я хочу на этот раз добиться наилучших результатов, какие только возможны с первого раза. Поскольку я видел автора "Сражения у Доркина" и не удовлетворился им… Отец мне говорил, чтобы я был его "глаза и уши" – у него самого не всегда имеется время – я должен выяснить характер человека, с которым нам приходится иметь дело!"