Нуар - Андрей Валентинов

Вскочил.

Седой парик упал на траву, за ним последовали борода и накладные брови. Старик исчез, превратившись в круглолицего двадцатилетнего парня. Полюбовавшись результатом, я удовлетворенно кивнул:

– Так-то лучше. Прошу знакомиться, господа, корнет Бутков Владимир Николаевич, наш гость из Болгарии. Актер-любитель при III-м отделе РОВС. Володя, поклонитесь публике!..

Бывший маньяк-старикашка оправил халат, попытался отдать поклон…

Аплодисменты!

– Изрядно! – Григорий Николаевич, отхлопав, первый протянул руку. – Корнет, вы даже меня удивили. Никогда не думал, что сей Ходжет Лаше столь гадок. Вам бы еще клыки, как у вампира.

Тот скромно потупился. Потерявшие дар речи парни в масках – офицеры из парижского РОВСа, изумленно переглянулись:

– А-а… Господин Зеро, – наконец, нашелся один. – Родион Андреевич! Значит, никакого маньяка-то и нет?

Я кивнул на дверь.

– Маньяк там, в сарае. Не расслабляйтесь, господа, кол мы в него пока еще не вбили. А вы, Володя, приводите себя в порядок и исчезайте, Дуглас не должен вас увидеть.

Мы вновь отошли к бревнам. Садиться не стали. Тот, кто был похож на врача, достал тяжелый золотой портсигар:

– Угощайтесь, штабс-капитан. Я заметил, вы курите всякую дрянь. Напрасно, батенька! Это турецкие, по особому заказу.

Спорить я не стал. Негромко щелкнула зажигалка.

– Григорий Николаевич, – нерешительно начал я. – Там, на странице, которую вы видели, говорится о подготовке покушения…

Мой собеседник равнодушно пожал плечами.

– Помню-с. Сие не покушение, Родион Андреевич, а в некотором роде акт справедливости. У господ комиссаров есть замечательная формулировка: «как бешенную собаку». Одну из таких собак и собираются прищучить, да-с. Дуглас потому и рассказал, что был уверен: мешать не станем-с.

Душистый турецкий табак внезапно стал горчить. «Как бешенную собаку». И ведь не поспоришь.

– Речь идет о моем друге. С прапорщиком Львом Гершининым мы служили в Алексеевском полку. Да, он продался Сталину, потом перебежал к троцкистам, но знать, что Лёву убивают, и ничего не делать… Не могу! Я его предупреждал, что в Париже опасно, что ему лучше не высовывать носа из Испании, но Лёва не послушал… Григорий Николаевич, мне не к кому обратиться. Ребята из РОВС меня просто не поймут, а сам Гершинин не доберется живым даже до вокзала.

Тот, кто был похож на врача, ответил не сразу. Сделал затяжку, поглядел в черное звездное небо.

– А я, выходит, должен вас понять, штабс-капитан? Большевики собираются казнить предателя – это их дело. Ваш Гершинин, уж извините, самое настоящее дерьмо. Есть люди куда более достойные, им тоже нужна помощь.

Я молчал. Курил. Ждал. Наконец послышалось негромкое:

– Вы очень странный человек, Родион… Но долг, как известно, платежом красен. Хорошо, я вам помогу. Давайте прикинем, как и за какую часть тела мы будем вытаскивать вашего Лёву.

Теперь можно и перевести дух. Полковник Мохаммед Бек Хаджет Лаше свое дело знает.

Будем вытаскивать Льва.

Общий план

Эль-Джадира

Февраль 1945 года

– Стало быть, приехали, мсье Грай, – знакомый рыжеусый «ажан» открыл дверцу авто, ухмыльнулся. – Сплошные расходы из-за вас, сколько уже казенного бензина пожгли!.. А вы, напротив, не в убытке, на такси не тратитесь.

Не став возражать, он вышел из машины, поднял воротник плаща. Дождь зарядил еще с вечера, к утру перестал, но теперь вновь полил в полную силу. Мокрый тротуар, мокрые камни знакомой парадной лестницы, серые коринфские колонны, тоже мокрые, в неопрятных темных разводах.

Сержант поправил кепи, смахнул с лица упавшую каплю.

– Вы под дождем-то не стойте. Проходите к входу, мсье, там посуше. А я доложу по начальству. Кстати, тот военный, что у дверей – не ваш ли знакомец?

«Знакомца» Ричард Грай заметил сразу, еще не выйдя из машины. В это дождливое утро майор Сонник был при полном параде: шинель, фуражка, тяжелые яловые сапоги, памятный портфель. «Баритон» пребывал в одиночестве, вероятно, не нуждаясь в переводчике.

Общаться не было ни малейшей охоты, но мокнуть тоже не хотелось. Бывший штабс-капитан неспешно поднялся по ступеням, нырнул под портик, куда дождь уже не доставал, вынул из кармана папиросы. Майор стоял неподалеку, но подходить не спешил. Смотрел на небо, хмурился, наконец, не выдержав, шагнул вперед.

– Невежливо выходит, гражданин Гравицкий, о-о-от… Вы вроде как демонстрируете.

– И вам добрый день.

«Баритона» он встретить не рассчитывал. Утром позвонили прямо в номер, попросили подождать у аппарата, затем в трубке послышался взволнованный голос Прюдома. Объяснять комиссар ничего не стал, лишь попросил поторопиться, добавив, что машина уже выехала.

Интересно, «баритона» тоже везли за казенный счет? Или пришлось на такси тратиться?

От папиросы осталась лишь половина, когда майор заговорил сам.

– А я, гражданин Гравицкий, прямо из вашей бывшей аптеки – из той, которая возле крепости, о-о-от… Мне сказали, что она самая лучшая.

Ричард Грай пожал плечами:

– Надо было меня предупредить. Там не все лекарства на витрине.

– Ничего, о-о-от… Мне сразу нужное нашли, чтобы, значит, дышать легче было. Вежливая девушка, блондинка, у нее родинка на щеке, о-о-от… Она меня почему-то за немца приняла.

Бывший штабс-капитан невольно улыбнулся.

– Это Лили. То есть, конечно, она Жозефина, но мне так привычнее. Мы с ней познакомились при весьма романтических обстоятельствах. Бошей она боится. Кажется, во Франции с этой девушкой не слишком хорошо обошлись… Майор, последний наш разговор был излишне нервным, вы всё трибунал поминали…

Сонник взглянул удивленно:

– Сами же виноваты, гражданин Гравицкий. Такой тон берете, о-о-от… что рука сразу к пистолету тянется. Я тоже потом вспомнил. Вы что-то говорили про биографию этого Тросси, о-о-от… Моя сотрудница вас тогда перебила.

– Вы меня перебили. А я хотел обратить внимание на одно странное обстоятельство. Непонятно, где Тросси родился. В одном документе сказано, что в Штатах, в другом – во Франции. Здешние полицейские – народ любопытный, начали рыть, но узнали лишь то, что впервые художник объявился в Италии, когда ему было тридцать пять лет. Это 1925 год, то есть, именно тогда он приплыл сюда на «Текоре». 18 марта Тросси зарегистрировался у местных властей, в Италии объявился месяцем позже… Ничего особенного не заметили?

Майор на миг задумался.

– Допустим, он жил в Америке. Потом узнал, что умер его отец…

– Именно! Если верить документам, Чезаре – незаконный сын графа Антонио Тросси, который скончался в феврале 1925-го. Они очень похожи, практически на одно лицо. Кстати, граф тоже был художником.