Великое Лихо. Слуги Карающего Огня - Сергей Волков

Как и обещал Хорс, через два дня по льду пересекли Великую Реку Ва, а еще через три волки домчали путников до приметной лесной поляны, посреди которой возвышался огромный, раскидистый дуб. Отсюда до городища Влеса было всего-ничего — меньше четверти светового дня пути пешком.

Глава Девятая

Разоренный дом…

Терпеливо дождавшись, пока люди слезут с их спин, четверка волков дружно взвыла, словно прощаясь, и мигом исчезла среди заснеженных стволов. Путники остались одни.

— Ну, вот мы и дома! — Шык низко поклонился родной земле на все ее четыре стороны, выпрямился, чутко прислушиваясь к звукам зимнего, замороженного Коледом, леса, потом спросил:

— Чего там Хорс говорил, в леса наши ушли? Лунька, как думаешь, к Сырым оврагам, или на Гиблые болота?

— Я, дяденька, думаю — к городищу надо идти! Если уходили не спешно, всяко зарубки да затесы оставить должны были. По ним и догадаемся.

— Ну, будь по твоему. — кивнул волхв: — Пошли к городищу.

Проваливаясь в рыхлый снег, путники к вечеру доковыляли до городища. Луня, хотя и понимал, что оно наверняка покинуто и разграблено, все же был ошеломлен тем, что предстало взорам отрядников.

От кругового частокола, могучего и казавшегося нерушимым, осталось лишь с пару десятков торчащих вкривь и вкось бревен, сожженные ворота торчали из-под снега обугленными балками, изб же не было вовсе — лишь кучки углей, пепел да зола, как выяснил раскопавший снег Луня.

И в уцелевших частоколинах, и в балках ворот во множестве сидели стрелы — в основном хурские и арские, но и родских хватало. Сейчас уже было не понять — то ли роды-изменники шли вместе с чужеземными находчиками на приступ городища, то ли свои отстреливаясь, насажали стрел в бревнины…

— Дяденька, что ж это?! Пожгли все, поганцы! Где ж жить-то теперь станем? — со слезами на глазах спрашивал Луня, плетясь за мрачным и насупленным Шыком, который, закрыв глаза и вытянув ладони, обходил все городище, ища под снегом погибших и непогребенных родичей.

Фарн и Зугур топтались в сторонке, угрюмо озирали разоренное и сожженное городище, изредка негромко переговариваясь о чем-то.

Мертвых Шык не нашел, и это несколько успокоило всех — значит, роды где-то наподалеку, значит, возвращались они на пожарище — собрать оружие, погрести павших. Луня, перестав причитать, выбрался за частокольный круг и обошел все городище кругом, внимательно осматривая древесные стволы в поисках заметных лишь своим знаков. И нашел, разглядел на морщинистой коре старого вяза чуть видные в накатывающихся сумерках насечки — три вертикальных и одна волнистая, поперек.

— Нашел! — крикнул он остальным: — В Сырых оврагах они!

До Сырых оврагов летом ходу — два дня, а зимой, по снегу и все три выйдет. Решили ночевать возле городища, а поутру, сплетя снегоступы, двигаться к своим.

Всю ночь Луня, ворочаясь в холодной и тесной снежной яме, не мог заснуть, не смотря на усталость. Вот и в его дом пришла, вот и его задело, да еще как, жестокая придурь неведомого Владыки, и это только начало! А потом, когда прилетит Небесная Гора, будет еще хуже — смерть ожидает всех людей на земле, только они, четверо, вернее, трое, смогут спасти землю, спасти людей и всех живущих под небесами зверей, птиц, тварей.

Потом мысли сами собой переползли на другое. Луне подумалось о Руне, о Доме Старого Корча, и сердце облилось кровью — если уж здесь такое твориться, то что же тогда там, под носом у нового правителя аров, чтоб его кишки на колеса всех телег намотало! Жива ли Руна, цела ли? Помнит ли еще его, или давно уже живет в вонючей хижине какого-нибудь поганого хура, готовит ему еду и греет постель?

От этой мысли у Луни внутри просто перевернулось все, захотелось вскочить и босиком по снегу бежать на помощь Корчевой внучке, бежать, рубить, колоть, резать ненавистных ворогов, мстя за разорение родного дома, за Руну, за себя, за все…

Но вместо этого предстоял им далекий путь в такие неведомые дали, куда и ворон костей не заносил, и биться им придется и с людми, и со слугами Владыки, а по итогу-то — и с ним самим! Да, весело…

С такими «веселыми» мыслями под утро забылся Луня тревожным сном, а когда вскоре Шык растолкал ученика — рассвет, пора уже снегоступы ладить, встал Луня с тяжелой головой, молчаливый и злой.

Пока нарезали ивовых прутьев, пока вымочили их в кипятке, неяркое зимнее солнышко поднялось над вершинами деревьев. Снегоступы плели Шык и Луня — Фарн в лесу рубил дрова для костра, а Зугур, не владевший сим немудреным, по сути, умением, был на подхвате, костер поддерживал, топил снег в котелке, вымачивал ивовые хлыстины. За работой Шык вдруг спросил у вагаса:

— Скажи, Зугур, вот ты с нами бродничаешь, горе мыкаешь, а твой народ в беде и разоре. Не думал ты, что там, в степях, ныне твое место, на коне лихом, с острым мечом и длинным копьем?

Зугур, невесело усмехнувшись, ответил:

— У нас говорят так: разум человеческий — что баранья лопатка. Малый ее конец — ум, большой, надвое деленный — опыт прожитых лет и глупость, что каждому дана от рождения. А посередке лопатки проходит малым хребтиком мудрость, ибо лишь с этого возвышения может человек разом обозреть и ум, и опыт, и глупость, и понять, что ему должно делать, а чего — нет.

Да, каждую ночь, засыпая, плачу я за мой народ, каждую ночь мне сниться Великая Степь, каждую ночь мечтаю я о мести коварным арам и их мерзким прихвостням хурам, что подобны шакалам! Но понимаю я, что ныне, даже если и удастся мне собрать под свой бунчук всех мужчин моего Коша, мало пользы будет от нас — ары берут и числом, и войским умением. Славно пасть, захватив с собой жизни десятка врагов — это не победа. Падут так в конце концов все вагасы, и останется от нашего племени лишь слава, степная пыль, конские черепа на курганах да недолгая память соседей.

Мой путь — иной. Идя с вами, с Фарном, с чужими мне по крови, но родными по духу людьми, я более всего помогаю своему народу, ибо то, что задумали мы, должно искоренить сам корень беды, саму ее причину. А там уж и с арами, и с хурами, и с прочими поквитаться будет можно, и голову сложить почетно и славно после нашего деяния тоже не страшно — страшно погибнуть сейчас, не дойдя, не сполнив, не успев…

Зугур замолчал, встал и пошел за новой охапкой ивовых прутьев, а на встречу ему из лесу спешил Фарн с вязанкой дров для костра. Шык, посмотрев вслед вагасу, покивал головой и продолжил связывать, сплетать вместе вымоченные, парящие на морозе ивины…

Снегоступы здорово облегчили путникам дорогу к Сырым оврагам, и вместо ожидаемых трех к вечеру второго дня четверку усталых, голодных и измученных людей, одетых в облезлые шкуры, окликнул родский дозор, скрывающийся в ветвях большой липы.